Пока не сказано прощай . Год жизни с радостью, стр. 30

— Этот застегиваем на последний крючок, да?

— У тебя уже получается! — улыбнулась я.

Впервые в жизни Джон надел на меня чулки — черные, шелковистые, такие тонкие, что он легко мог бы пальцем проткнуть в них дырку.

— Осторожно! — предупредила я.

Он надел платье-резинку мне через голову и засунул мои ноги сначала в фиксатор, потом в туфли.

— Пальцы не подогнуты?

В пальцах ног совсем не осталось мускулов. Надевая туфли, их можно было нечаянно завернуть под стопу, и тогда при ходьбе мне было очень больно.

— Нет.

В который уже раз за день Джон снова надел на меня черное пальто, начиная с левой руки, совсем утратившей подвижность.

— Загни мне большой палец! — попросила я. У меня не хватало сил самой просунуть его в рукав.

И наконец черная шляпка.

— Цветком чуть набок, пожалуйста. А то будет торчать на голове, как кочан брокколи.

По пути в ресторан я споткнулась и упала, порвала чулок.

— Хочешь, вернемся в номер, переоденемся? — спросил Джон.

— Нет. Я хочу есть и наслаждаться.

Что мы и сделали, уютно устроившись в уголке отельного ресторана.

Мы заказали пир из пяти блюд, каждое со своим особым вином, смеялись над английскими переводами названий — «карманы с грибами», — рассматривали описание каждого блюда в меню, обсуждая каждый ингредиент.

«Полента из грецких орехов» и «имбирь на морковном супе».

«Зеленые мидии в равиолях».

«Свинина мангалица» — блюдо из венгерской свинины, вдвое ароматнее любой другой свинины в мире.

Марципановое и малиновое желе на десерт.

Мы смаковали все вина — красное, белое, розовое, сухое, сладкое.

Мы говорили о людях и вещах, за которые нам следует быть благодарными. Смеялись над тем, как в эту самую ночь, ровно двадцать лет назад, поженившись, мы забрались в постель и спросили друг у друга: «Что это мы только что натворили?»

Мы обсуждали то, как жизнь за границей научила нас жить вместе и какими хорошими партнерами мы стали.

Пришел официант и спросил, может ли он принести счет, так как ресторан закрывается.

Мы закончили ужин бокалом великолепного шампанского.

Выходя из ресторана, я без всякого стеснения висела на Джоне, зная, что иначе мне до номера не добраться.

Когда мы наконец оказались на месте, Джон раздел меня по частям и отнес в постель.

Круиз

Март

Моя сестра Стеф

Пока не сказано прощай . Год жизни с радостью - i_022.jpg

Круизный лайнер раскачивался на океанских волнах, как на качелях. Пассажиры с трудом ковыляли по палубе, для равновесия расставив руки в стороны, натыкаясь на поручни.

Я висела на моей сестре Стеф, как коала на дереве.

После возвращения из Венгрии не прошло и трех недель: поездка одновременно и зарядила, и вымотала меня. На нынешней стадии болезни я уже не могла без посторонней помощи сохранять равновесие на terra firma. А уж ходить по палубе, да еще при сильном ветре, было для меня все равно что танцевать на гамаке.

— И какой промыватель мозгов только придумал этот круиз? — сказала Стеф.

— Ты, моя дорогая.

Милая Стеф. Наверное, она оценила мои другие путешествия и решила: «Не-а, не для меня». Стеф из тех, кто не любит летать.

Юкон? Нет. Венгрия? Ни за что! Кипр, следующая поездка, которую я задумала? Нет, это ведь мое особое путешествие. А Стеф пообещала, что когда-нибудь свозит туда моих детей, и я верю, что она выполнит обещание, хотя всю дорогу в самолете будет сидеть, вцепившись обеими руками в подлокотники кресла до полного онемения суставов. Но это будет уже без меня.

До сих пор мы со Стефани никогда никуда не ездили вдвоем. В детстве мы дружили, но общих компаний у нас не было. А потом не успели мы оглянуться, и я уже колесила по миру, а Стефани вышла замуж и села дома с двумя детьми.

«Я думала тогда, сколько же я упускаю», — говорит Стефани о тех днях, когда мы с Джоном мотались по Европе и Южной Америке. А она жила в миле от маминого дома и воспитывала двух детей.

«Но это просто не мое. Я от природы наседка. Мне нравится быть матерью. И у меня это получается».

Она права. Спросите хотя бы ее очаровательных мальчишек Уильяма и Стивена. Ее второй муж Дон — самый счастливый человек, которого я знаю.

И ее первый муж Билл до сих пор ее обожает.

Спросите моих детей. Когда после поездки на Юкон мне стало трудно ходить, тетя Стеф взяла за правило каждый день забегать к нам с работы — она читает курс по пульмонологии в местном колледже.

Посидит с нами во дворе, пригубит какой-нибудь девчачьей газировки (но только пригубит; комар может выпить больше, чем наша Стефани, и не опьянеет). Приглядит за моими детьми. Поговорит со мной о маме, и это помогает нам обеим любить ее больше. Так мы с ней общались.

В общем, для нашей совместной поездки Стеф выбрала самое простое из всех возможных путешествий. Она пригласила меня в круиз на лайнере, который выходил из порта всего в нескольких милях от нашего дома. Впервые с тех пор, как мы стали взрослыми, мы с сестрой ехали куда-то вместе.

Я и понятия не имела, что она никогда в жизни не ездила в круиз.

— Я-то представляла себе коктейли с зонтиками, солнышко, спокойное море, — ответила Стеф, с трудом удерживая свое и мое равновесие. — А это кошмар какой-то!

Качка была такая, что мы кратчайшим путем пришли в ресторан задолго до начала обеда, чтобы потом меньше ходить. И уселись в низкие кожаные кресла возле бара.

— Давай выпьем. Бренди, — предложила я.

— О господи, нет! — был ответ.

Я повернула голову. Стеф сидела, закрыв глаза, а кресло вместе с ней взлетало и опускалось в такт качке.

— Я пытаюсь двигаться с ним заодно, — сказала Стеф. — Говорю себе, что это как гамак. Куда волны — туда и ты.

— У тебя морская болезнь?

— Да я зеленею, стоит мне взглянуть на корабль.

Какое-то время мы сидели молча. К микрофону подошел аниматор, запел, подыгрывая себе на гитаре, стал перебрасываться шутками с публикой.

— Я схожу в каюту за нашими обеденными картами, — вдруг сказала Стеф. И, шатаясь, покинула бар, оставив меня одну.

Но до каюты она не добралась. Ее прихватило еще на эскалаторе. Пришлось зажать рот ладонью, чтобы сдержать подкатывающую к горлу волну.

Слава богу, Стеф смогла доехать до конца эскалатора. И пройти десять шагов до ближайшей урны, где ее и прорвало.

Какая-то добрая душа протянула из-за ее плеча блевательный мешочек, предусмотрительно держась подальше от линии огня. Так, с пакетиком в руках, она и заковыляла дальше по коридору, а за ее спиной уже спешили к оскверненной урне служители с тряпками и пылесосами в руках.

Стефани услышала, как через две каюты от нашей какой-то мужчина блевал и плакал одновременно.

— Мужайся! Слышишь? — пробормотала она.

Она рухнула на кровать и закрыла глаза. Каждый раз, когда она открывала их, ее выворачивало.

При мысли о том, что она бросила меня одну в баре, ее охватил ужас, ведь я ни при каких обстоятельствах не могла бы не то что добраться оттуда одна, но даже встать с кресла.

Она поползла к двери. Открыла ее. Стала звать на помощь. Пришел наш стюард, индонезиец по имени Буди.

— Сестра. Сьюзен. Бар. Нужна помощь, — заговорила Стефани, борясь с тошнотой. — Не может ходить. Черные брюки. Пончо.

— Пончо? Что такое пончо? — спросил в недоумении Буди.

— Вроде накидки. Как у Супермена.

Вид у Буди стал еще более ошарашенный.

— Конский хвост. Иди!

Она снабдила Буди моей обеденной картой и таблеткой от укачивания.

Тем временем я уже поняла, что ей совсем плохо. Минут пятнадцать я пыталась самостоятельно подняться с низкого кресла, но каждый раз терпела неудачу и падала обратно.

— Нарезалась! — крикнул в мою сторону аниматор.

«Хорошо еще, что у меня не работают средние пальцы, — подумала я, — а не то получил бы ты у меня сейчас». Я не выпила ни капли.