Красные бокалы. Булат Окуджава и другие, стр. 42

По этой статье Мариэтты мы с Аликом и нанесли в той нашей статье свой второй удар.

Вася, как уже было сказано, принадлежал к узкому кругу давних моих друзей.

С Мариэттой друзьями мы не были. Но были коллегами, связанными общими интересами и вкусами (она писала про Зощенко и Булгакова, и я тоже). Дарили друг другу свои книги с уважительными, почтительными и лестными дарственными надписями. Ну а уж что касается политических наших симпатий и взглядов, то она – как и Вася, – конечно же, была мне своя.

Странная поэтому получилась тогда у нас с Аликом статья.

Выходило, что главный ее полемический запал в точности совпадал с знаменитой поэтической формулой Межирова: «Артиллерия бьет по своим». И как тут было не вспомнить (многие тогда и вспоминали) горестное восклицание поэта:

Надо все-таки бить по чужим,

А она – по своим, по родимым.

То, что ударили мы в той нашей статье «по своим», отчасти вышло случайно. Но – не совсем.

Если угодно, это был мой главный тактический и стратегический принцип.

Я всегда считал, что неизжитые имперские амбиции —

это главная наша беда, главная угроза будущему историческому существованию России. И поэтому меня особенно больно ударила громко прозвучавшая однажды реплика Анатолия Чубайса, что Россия, на его взгляд, должна быть либеральной империей.

От кого угодно я готов был услышать такое, но менее всего от Чубайса.

Очень хотелось ответить на это опасное высказывание Анатолия Борисовича. И в самой резкой и нелицеприятной форме.

Но кто я такой, чтобы ввязываться в спор с одной из самых влиятельных фигур тогдашнего политического истеблишмента?

Ответить Чубайсу, казалось мне, должен кто-нибудь из, как тогда принято было выражаться, политических тяжеловесов. И сделать это, как мне тогда представлялось, мог – и должен был – только один человек: Егор Гайдар.

Но не лезть же мне к нему со своими непрошеными советами!

Случай, однако, представился. Гора сама пришла к Магомету.

Егор Тимурович как раз закончил тогда свою книгу «Гибель империи. Уроки для современной России». И, прежде чем отдать ее в печать, разослал друзьям и единомышленникам с просьбой высказать ему свои замечания.

В числе тех, к кому он с этим обратился, оказался и я. И среди многих других замечаний, некоторые из которых казались мне важными, а некоторые не очень, я высказал и это, представлявшееся мне наиболее существенным. Высказал, как мне это казалось, в предельно деликатной форме:

...

На 2 стр. «Введения» Вы приводите слова Путина, а после них ссылаетесь на Белковского, Проханова, Дугина. Правильнее, мне кажется, было бы начать с них – откровенных апологетов империи, а потом уже перейти к Путину… И потом я бы не преминул отметить: «И даже А.Б. Чубайс, в либеральных и демократических взглядах которого не приходится сомневаться, – и тот произнес свои печально знаменитые слова о том, что Россия должна быть либеральной империей».

У А. Б. это высказывание носило, конечно, откровенно популистский характер, но это, пожалуй, самое яркое свидетельство того, насколько заразительно это безумие, и пренебрегать таким свидетельством было бы нерасчетливо.

Кстати, в моем кругу многие не могут простить А. Б. эту злополучную фразу. Во всяком случае, высказав эту сомнительную идею, он, я думаю, потерял больше, чем приобрел.

Ознакомившись с моим письмом, Егор Тимурович, как человек вежливый, позвонил мне. Поблагодарил за мои замечания. Сказал, что со многими согласен, и подробно перечислил – с какими именно.

Но о Чубайсе – ни звука.

Я, понятное дело, спрашивать его, как он отнесся к этому моему предложению, не стал.

Но, когда книга вышла и была мне подарена, прежде всего отыскал в ней тот абзац, в который предлагал вставить реплику про Чубайса.

И вот что я там прочел:

...

Сегодняшние сторонники восстановления империи обращаются к наследию, идущему от царской России через период советской истории к сегодняшнему времени.

Примеров апелляции к постимперской ностальгии в современной России не счесть. Приведем лишь некоторые из них. Приближенный к Кремлю политтехнолог С. Белковский: «В 2004–2008 гг. должны быть заложены основы российской нации. У нашей нации есть единая судьба – имперская». Писатель А. Проханов: «Вот почему великие империи прошлого выше великих республик. Они несли в себе замысел объединенного человечества, способного услышать и воплотить замысел Бога. Вот почему сегодняшняя либеральная, омерзительная Россия хуже, ублюдочней великого Советского Союза, который был империей и был безрассудно нами потерян». Геополитик А. Дугин: «Советское государство воспринималось народом как строительство “Новой Империи”, “царства Света”, “обители духа”, а не как создание наиболее рационального устройства администрирования и управления количественными единицами». Представления о крахе Советского Союза как о крушении последней мировой империи в XX веке широко распространены в литературе, посвященной этому периоду. Президент России В. Путин в Послании Федеральному собранию (2005 г.) назвал крушение Советского Союза крупнейшей геополитической катастрофой века.

(Егор Гайдар. Гибель империи. Уроки для современной России. М., 2006)

Мой совет начать не с Путина, а с Белковского, Проханова и Дугина Егор Тимурович, стало быть, принял. А предложение упомянуть в этом контексте своего друга Чубайса – проигнорировал.

Я, конечно, понимал, что поминать имя Чубайса рядом с черносотенной швалью типа Проханова и Дугина ему было противно. И все-таки мне казалось, что зря он тогда не воспользовался возможностью подтвердить свою верность древнему, вечному принципу «Платон мне друг, но истина дороже».

В том нашем споре с Васей Аксёновым и Мариэттой Чудаковой

весь сыр-бор, в общем-то, разгорелся вокруг одного, главного, ключевого вопроса: голосовать ли за Ельцина на предстоящих президентских выборах или отдать свой голос кому-нибудь другому из уже определившихся к тому времени претендентов.

Но это – в перспективе, хотя и не такой уж далекой. А пока опять во весь рост встал перед нами все тот же проклятый вопрос, который мы обсуждали в той, трехгодичной давности нашей беседе «без пиджаков»: идти или не идти интеллигенту «во власть»?

Для нас этот вопрос был решен уже тогда, а Мариэтте еще только предстояло его решить. И для нее он звучал несколько иначе: не идти ливо власть, а – оставаться или не оставаться«во власти». Потому что в то время, когда мы схлестнулись с ней на страницах «Литературной газеты», она «во власти» уже была.

Мариэтта – дама амбициозная, и амбиции ее издавна простирались не только на литературу.

Проявлялось это в самых разных ситуациях.

Вот, например, такой случай.

В Малом зале ЦДЛ был вечер памяти Аркадия Белинкова. Среди выступавших была Мариэтта. И вдруг, уж не помню сейчас, в какой связи, она сказала:

– В советские времена был такой тост: «За успех нашего безнадежного дела». Так вот! Когда провозглашался этот тост, я никогда не пила. Демонстративно ставила бокал на стол. Потому что я никогда не считала наше дело безнадежным.

Как возник этот тост, я помнил очень хорошо. Его провозгласил однажды Эмка Мандель. И я сразу вспомнил, как мелькнули веселые искорки в его глазах, когда родилась у него – это был чистый экспромт – эта печальная острота. Ну а потом этот на моих глазах родившийся тост стал постоянным на всех наших тогдашних сборищах.

Если бы я был в зале, мне бы, конечно, и в голову не пришло просить слова и выходить к микрофону, чтобы возразить Мариэтте. Но вышло так, что сидел я в тот раз не в зале, а на председательском месте. И воспользовавшись этим преимуществом, прервал ее недоумевающей, удивленной репликой.