Призраки дождя. Большая книга ужасов (сборник), стр. 7

– Все отлично! – Вадя гоготнул, резко свернул крышечку на бутылке и сделал скупой глоток.

Анель взволнованно глянула на девчонок и попыталась исправиться:

– Ой, а давайте я вам свою историю расскажу? Казахскую. Я ее от деда Алексея слышала.

Она сунула руку в карман. Что-то у нее там заскреблось. И Санёк понял, откуда шел этот странный звук, словно железочки перекатывали. На ладони Анель держала два медных шарика, они покачивались и, задевая друг о друга, позвякивали.

– Чего, такая же настоящая, как предыдущая? – с подозрением спросил Вадя.

– Такая же, такая же, ты слушай, – грубо перебила его Шишкина. Что-то ее волновало, она постоянно дергалась, ерзала на месте.

– Конечно, настоящая! – искренне возмутилась Анель и потрясла зажатыми в кулаке шариками. – У меня был известный дед, родной брат моей бабки. Походник. Эту историю дед принес с хребта Тар-Багатай.

– Тар… чего? – не унимался Вадя.

– По башке тебе тар, – злилась Шишкина.

– Тише, тише, – хлопнула в ладоши Алиса.

– Мой дед был известный поэт, – дрожащим от обиды голосом вскрикнула Анель. – Сарым Кудерин. Он у нас школу альпинизма организовал.

– Ну, хватит уже, – недовольно протянула Алиса и зевнула.

Анель шмыгнула носом.

– История на самом деле произошла. Мой дед с друзьями поднимался на хребет. – Анель на секунду замолчала, нахмурилась, поднесла звенящий кулак ко лбу. – Они тогда все были молоды и ничего не боялись! Но пришла ночь. В холодных палатках не уснуть. В темноте выли волки. Пришлось жечь костры, чтобы отпугнуть их… – С каждым новым предложением Анель начинала говорить громче, словно ее слушатели стали хуже слышать. – И вот, чтобы друзьям не было страшно, мой дед взял гитару и на ходу сочинил песню. В горах ходят легенды о Черном Альпинисте. Рассказывали, что это призрак разбившегося парня. Лезли на гору двое, были они в одной связке. Один оборвался, утянул за собой второго. Двоих веревка выдержать не могла, тогда один отрезал другого от страховки. Тот, что висел внизу, упал и разбился, а второй благополучно выбрался. С тех пор дух обиженного Черного Альпиниста бродит по всем-всем горам. Кому-то он помогает, кого-то затягивает в пропасть. Вот про этого Черного Альпиниста и была эта песня.

Анель вскочила, звякнула колокольчиками и вдруг начала петь. Звонкий голос трепетал, как огонек свечи, колокольчики сбивались с такта.

Альпинисты на площадке, продолжая трудный путь,
Собрались в своей палатке перед траверсом уснуть.

Она пела, пританцовывая, ритмично позвякивая, подтопывая. Она была чертовски пластична, эта Анелька. Без видимых усилий гнулась то в одну, то в другую сторону. Кулачок с зажатыми колокольчиками вертелся. Глухим стуком отзывались железные шарики.

Вот уже четыре года в ледяном своем гробу.
Клятву дал: людскому роду мстить за страшную судьбу.

Она еще стала прищелкивать и прихлопывать, так что у слушателей даже мысли не было прервать эту бесконечную песню. Завороженный ритмом Илья первым стал кивать головой. Потрясенный Каору молчал. Хироси поначалу еще улыбался, но чем дальше текла страшная история о встрече туристов с Черным Альпинистом, тем мрачнее становилось его лицо и тем сильнее и сильнее он начинал покачивать головой, словно соглашался с каждым тактом песни.

Ушбы [4] грозные вершины нависали позади.
Прямо вверх, на седловину, по стене вели следы.

Песня отзвучала. Последний раз жалобно перекатились железные шарики внутри стальной сферы. Анель скользнула на свое место.

– И чего? – шепотом спросила Кристинка.

– Они потом все погибли, – прошептала Анель. По щеке ее бежала быстрая слеза. – Все, кто слышал песню Сарыма. Дух Черного Альпиниста не простил им эту песню. Погибли они в разное время, в разных местах при нелепых обстоятельствах.

– А дед? – спросила Кристина, окончательно сраженная дополнением к песне.

– Дед тоже погиб. Во время восхождения на Чатын-Тау произошел обвал. Там, на Кавказе, даже плиту специальную положили в память о моем деде. Это было давно.

– Выжил только один, – теперь Анель было еле слышно. – Всегда один выживает, чтобы было кому рассказать о случившемся. Он сейчас древний старик, дед Алексей, известный археолог. А раньше тоже в походы ходил, с дедом дружил.

Каору закончил переводить. Повисла тишина. Санёк напряженно наблюдал за оставшимися пятью свечами. И вдруг среди тишины Вадя задал вопрос:

– Это чего, мы теперь все умрем, что ли?

Глава третья

Четыре свечи

Девчонки испуганно заозирались. Японцы сидели с серьезными лицами. Алиса выпрямилась и наконец оторвалась от своих ногтей – сжала кулаки.

– Вообще-то не должны, – пролепетала Анель. – Это ведь давно было. И песню эту часто поют.

– Ну да, – закивал Вадя. – Песню поют, а альпинисты все бьются и бьются.

– Ты чего, в горы собрался? – фыркнул Санёк.

– Погоди! – отпихнул его Вадя и придвинулся ближе к Анель. – Нам-то ты ее зачем спела?

– Я должна была вас напугать, – с искренним изумлением произнесла казашка.

– Ну да… – Вадя с треском сжал в ладонях пластиковую бутылку. – Напугать! Вы тут как будто все с крыш попрыгали. Вы либо пугаете, либо проклятья раздаете направо и налево! Разницу, чего, не чувствуете?

Бедная бутылка хрустела от немилосердного обращения. Вадя все сильнее и сильнее пытался закрутить крышку, сворачивая горлышко. Неприятный выходил звук. Очень неприятный.

Первым сломался Санёк. Коротким ударом он вогнал источник раздражения хозяину бутылки в грудь. Вадя поперхнулся воздухом и вытаращил глаза, пытаясь продышаться.

– Остынь! Все играют, а ты орешь, – с угрозой произнес Санёк и нежно улыбнулся Гайрайго. Японка в ответ расцвела добрейшей улыбкой.

– Вы еще подеритесь, – равнодушно, с заметным опозданием подал голос Илья.

Над диванами повисла тишина, только попискивали клавиши на телефоне у Ильи – игра была в самом разгаре. Даша, Кристина и Шишкина сцепились друг с другом руками. Оборону держали. Анель сидела отдельно на краешке дивана, теребила подол шорт, позвякивала бубенчиками. Японцы смотрели кто куда. Каору ждал, кто что скажет, чтобы начать переводить. Хироси развалился, сильно раскинув ноги, задвинув Гайрайго в угол. Японка продолжала нежно улыбаться. Белое лицо, белые сумасшедшие глаза, растянутые губы, а за ними как будто черные, не попадающие в свет зубы. Или их просто нет? Или они и на самом деле черные?

Никто не спешил заговорить первым, словно от того, чья история будет следующей, зависела его жизнь.

Первым оказался Хироси. Он оживился, поднял руку и под быстрое бормотание снова начал сползать с дивана.

– Он говорит, что хочет рассказать кайдан, – перевел Каору.

– На всех свечей не хватит, – заметил Илья, удовлетворенно покачивая головой – бой с тарелками шел удачно.

– Он не за себя расскажет, – торопился с переводом Каору.

И прежде, чем он закончил реплику, Хироси с напряженной улыбкой показал на Кристину. Васильева от такого внимания разулыбалась, словно ей приз выдали, высвободилась из захвата подруг. И чтобы не упустить награду, сразу согласно замотала башкой.

– Ой, ну подумаешь, – фыркнула Шишкина, демонстративно отодвигаясь.

– Он просит разрешения забрать твое место истории, – перевел Каору.

– Пускай сначала свечу потушит, – проворчала Шишкина.

Она выразительно посмотрела на последний со стороны японцев источник света. Хироси все понял. Неуклюже взобрался коленями на диван и дунул на трепетавшее пламя.

– «Так пойдет?» – спрашивает он, – перевел Каору.

Четыре свечи освещали затылки гостей и лица хозяев. От такого неровного освещения из-за спин японцев поднималась мгла. Она клубилась вместе с туманом, выдавая то призрачный силуэт мертвеца, то очертания нависшего сухого дерева.

вернуться

4

Одна из вершин Большого Кавказа.