Избранные произведения в двух томах: том I, стр. 40
— И вовсе не трудно… — приговаривал он сквозь зубы. И вовсе мне, Глебушка, хвост не нужен! А вот тебе, Глебушка, не мешало бы завести хвостик!
Весело было смотреть сверху вниз на крышу дачи, на деревья сада, на любимую липу, которая казалась отсюда маленькой, мягкой и пушистой. Земля отодвигалась вниз и раскрывалась вширь. Вот за садом стал виден овраг, и поле за оврагом, и лес. Из-за пригорка вынырнула труба далекого кирпичного завода. И только добравшись до первых зеленых веток на верхушке березы, Алеша почувствовал, что ему очень жарко и что он очень устал.
— Ау!
Глеб оторвался от книжки и лениво поднял голову: «Опять этот Алешка забрался куда-нибудь!»
Он посмотрел на липу, на крышу дома.
— Ау!
«Нет, это где-то гораздо выше».
Глеб привстал, заинтересованный.
— Пойдем, Володя, поищем его, — сказал он.
— Да ну его! — отмахнулся Володя.
Глеб подошел к забору.
— Ау!
Он посмотрел на березу — и ахнул.
Мама стояла в кухне с полотенцем на плече и вытирала последнюю чашку. Вдруг у окна показалось испуганное лицо Глеба.
— Тетя Зина! Тетя Зина! — крикнул он. — Ваш Алешка сошел с ума!
— Зинаида Львовна! — заглянул в другое окно Володя. — Ваш Алешка залез на большую березу!
— Ведь он может сорваться! — плачущим голосом продолжал Глеб. — И разобьется…
Чашка выскользнула из маминых рук и со звоном упала на пол.
— …вдребезги! — закончил Глеб, с ужасом глядя на белые черепки.
Мама выбежала на террасу, подошла к калитке:
— Где он?
— Да вот, на березе.
Мама посмотрела на белый ствол, на то место, где он разделялся надвое. Алеши не было.
— Глупые шутки, ребята! — сказала она и пошла к дому.
— Да нет же, мы же правду говорим! — закричал Глеб. — Он там, на самом верху! Там, где ветки!
Мама наконец поняла, где нужно искать. Она увидела Алешу.
Она смерила глазами расстояние от его ветки до земли, и лицо у нее стало почти такое же белое, как этот ровный березовый ствол.
— С ума сошел! — повторил Глеб.
— Молчи! — сказала мама тихо и очень строго. — Идите оба домой и сидите там.
Она подошла к дереву.
— Ну как, Алеша, — сказала она, — хорошо у тебя?
Алеша был удивлен, что мама не сердится и говорит таким спокойным, ласковым голосом.
— Здесь хорошо, — сказал он. — Только мне очень жарко, мамочка.
— Это ничего, — сказала мама, — посиди, отдохни немного и начинай спускаться. Только не спеши. Потихонечку… Отдохнул? — спросила она через минуту.
— Отдохнул.
— Ну, тогда спускайся.
Алеша, держась за ветку, искал, куда бы поставить ногу.
В это время на тропинке показался незнакомый толстый дачник.
Он услыхал голоса, посмотрел наверх и закричал испуганно и сердито:
— Куда ты забрался, негодный мальчишка! Слезай сейчас же!
Алеша вздрогнул и, не рассчитав движения, поставил ногу на сухой сучок. Сучок хрустнул и прошелестел вниз, к маминым ногам.
— Не так, — сказала мама. — Становись на следующую ветку.
Потом повернулась к дачнику:
— Не беспокойтесь, пожалуйста, он очень хорошо умеет лазить по деревьям. Он у меня молодец!
Маленькая, легонькая фигурка Алеши медленно спускалась. Лезть наверх было легче. Алеша устал. Но внизу стояла мама, давала ему советы, говорила ласковые, ободряющие слова.
Земля приближалась и сжималась. Вот уже не видно ни поля за оврагом, ни заводской трубы. Алеша добрался до развилки.
— Передохни, — сказала мама. — Молодец! Ну, теперь ставь ногу на этот сучок… Нет, не туда, тот сухой, вот сюда, поправее… Так, так. Не спеши.
Земля была совсем близко. Алеша повис на руках, вытянулся и спрыгнул на высокий пень, с которого начинал свое путешествие.
Он стоял красный, разгоряченный и дрожащими руками стряхивал с коленок белую пыль березовой коры.
Толстый незнакомый дачник усмехнулся, покачал головой и сказал:
— Ну-ну! Парашютистом будешь!
А мама обхватила тоненькие, коричневые от загара, исцарапанные ножки и крикнула:
— Алешка, обещай мне, что никогда-никогда больше не будешь лазить так высоко!
Она быстро пошла к дому.
На террасе стояли Володя и Глеб. Мама пробежала мимо них, через огород, к оврагу. Села на траву и закрыла лицо платком. Алеша шел за ней смущенный и растерянный.
Он сел рядом с ней на склоне оврага, взял ее за руки, гладил по волосам и говорил:
— Ну, мамочка, ну, успокойся… Я не буду так высоко! Ну, успокойся!..
Он в первый раз видел, как плакала мама.
В ногу
— Что, Леня, опять Кузнецов?
— Опять Кузнецов.
— Что же он опять натворил?
— После тихого часа все прибирали постели, а Кузнецов прибирать не стал, ворвался к девочкам и организовал драку подушками.
Старший вожатый усмехнулся:
— Неплохой организатор, Леня, а?
Леня ответил с полной серьезностью:
— Хороший организатор, когда нужно организовать плохое.
Старший вожатый Сергей Николаевич и Леня Жегалов, председатель совета лагеря, стояли на террасе. Под навесом, в столовой, девочки прибирали посуду после полдника. За деревьями на футбольной площадке ребята перебрасывались мячом. Малыши из пятого отряда уходили со своей вожатой по тропинке в лес.
Вожатая обернулась и крикнула:
— Ау! Машенька!
Беленькая Маша Глебова в тревоге догоняла свой отряд. Она бежала, раздвигая кусты, наперерез и тоненько пищала:
— Анна Павловна! Я иду!
Она была похожа на цыпленка, запутавшегося в траве и отставшего от наседки. Вот наконец выбралась на тропинку — и прямо к Анне Павловне под крылышко.
— Где сейчас Кузнецов? — спросил Сергей Николаевич. — Позови его ко мне, я с ним поговорю.
— Сейчас позову, — сказал Леня. — Ведь и выговор ему уже объявили, и на совете отряда ставили на вид, и вы ему замечания делали — что-то ему ненадолго хватает. Уж очень его дома избаловали: все, что хочет, то и делает!
— Хорошо, Леня, ведь Кузнецов в лагере первый раз. Подождем день-другой, а если он не возьмется за ум, примем более решительные меры.
— Вот он мчится, легок на помине!
Андрюша Кузнецов шел от футбольной площадки к дому, и даже не очень быстро шел, но со стороны всегда казалось, что он мчится: при ходьбе руки и ноги у него как-то добавочно двигались. Андрюша хотел войти в дом через террасу, но вовремя заметил начальство, скрылся за кустами направо и промчался — на этот раз уже по-настоящему промчался — к заднему крыльцу.
Разговора со старшим вожатым Андрюше Кузнецову хватило ровно на сутки.
На следующий день, никому ничего не сказав, он убежал в деревню, где жили на даче его московские приятели. Ходил с ними на речку, удил рыбу, купался. О лагере вспомнил, только услышав далекий звук горна к вечерней линейке.
— Эх, — сказал Андрюша, — ужин-то я пропустил! До свиданья, ребята, мне пора, а то, пожалуй, меня искать будут.
Андрюшу искали уже давно. Весь лагерь был в тревоге. Особенно возмутило ребят, что Андрюша, по-видимому, даже не понял, почему он не может идти, куда ему хочется, и делать, что в голову придет.
— Каждое лето у бабушки на даче живу — и купаюсь и гуляю один.
— У бабушки ты один, — ответил ему Сергей Николаевич, — а у меня вас девяносто четыре человека. Ты подумай, что будет, если все девяносто четыре разбредутся в девяносто четыре стороны и захотят гулять и купаться в одиночку? Предупреждаю: еще одно нарушение дисциплины — и домой уедешь к маме, папе и бабушке!
А Лене Жегалову Сергей Николаевич сказал:
— Завтра собери совет лагеря и вызови Кузнецова.
Члены совета лагеря были настроены по отношению к Андрюше еще более сурово. Да это и понятно. Для старшего вожатого Андрюша Кузнецов — двенадцатилетний мальчик, а для членов совета лагеря Андрюша — товарищ, ровесник или почти ровесник, а к равному себе и отношение более требовательное.