Друзья бога, стр. 39

— Уважаемые джентльмены удачи, я хочу, чтобы сейчас, после первой нашей победы, мы, чтобы избежать недоразумений, подписали общий договор. Нет возражений? — начал речь бывший штурман.

Одобрительный гул голосов подтвердил, что команда согласна.

— Пользуясь кодексом великого Дрейка, [84] я предлагаю простые законы. Пока я капитан, я беру на себя ответственность за все, но вы должны выполнять мои приказы беспрекословно. За измену — смерть. Если команда недовольна — можете избрать другого капитана. Но пока я капитан — я здесь бог! Согласны?

Возражений не было.

— Теперь, мы будем жить по справедливости. И добыча должна делится честно. Мне как капитану десятая часть. И потом все остальное поровну между членами команды. Офицерам полтора пая. Врачу два пая.

— У нас нет врача, — возразил кто-то из толпы.

— Так будет! Я сохраню его пай. Нет возражений?

Тишина. Все внимательно слушали капитана.

— За присвоение приза, за обман при дележе — смерть!

— Смерть! — радостно заорали пираты.

— А ты скажи, капитан, вот камзол твой и шляпа — это как? Ты присвоил? — подал голос матрос Лимо Каннир.

— Я присвоил? Можете считать, что это часть моей доли! Но капитан должен выглядеть капитаном, а не оборванцем.

— Ладно, что ты цепляешься. — Лимо толкнули в спину товарищи.

Матросам не терпелось приступить к дележу. Но для начала Ван Фогт велел откупорить бочонок рома. Пока команда передавалась пьянству, новоявленный капитан потребовал отыскать канонира, который так и не объявился с начала погони за галеоном. Мокея нашли в кладовке, где сидел Топо. Канонир был пьян до невменяемости и на все вопросы отвечал мычанием. Это обстоятельство было принято как оправдательное и спасло его от расправы. Но, естественно, ни Мокей, ни тем более Топо не получили ни грана из награбленного.

Ван Фогт лично с помощью Санториуса проводил подсчет добычи, тщательно пересчитывая и слитки, и утварь, и даже одежду, доставленную с галеона. Когда все было готово и составлены подробные списки, началось самое сложное — раздел приза на части. С учетом того, что команда была мертвецки пьяна и не так строго следила за равноценностью долей, процесс прошел гладко. К вечеру награбленное растащили по матросским сундукам и откупорили новую бочку рома. Теперь и капитан, и Санториус уже не отказались от хорошей порции спиртного.

— Скажите, Ван Фогт, — начал лейтенант, но Фогт остановил его.

— Называйте меня просто — господин капитан, — с улыбкой произнес недавний штурман.

— Хорошо, капитан, — с трудом подавив сарказм, продолжил Санториус, — а зачем вы назвались Андреа Амалфийским перед этим полковником?

— О, это мудрое и дальновидное решение! — Капитан поднял указательный палец. — Во-первых, если эти несчастные доберутся до берега, очень скоро все будут знать, что этот наглый выскочка, я имею в виду Андреа, стал на опасную тропу. А во-вторых, если команда под моим началом поднимет бунт против этого неразумного капитана, то нас примут на Ямайке с распростертыми объятиями, как героев. Вот и войдем мы в гавань Порт-Ройаля не джентльменами удачи, а добропорядочными моряками Его Величества. А нам нужен отдых и ремонт в родном порту. И команду надо пополнить надежными людьми.

Такая изощренность удивила даже лишенного моральных устоев Санториуса.

Глава 19

Джунгли отступили, словно устали мешать путешественникам. Но теперь на сотни миль вперед простирались горы и ущелья. Глядя на бесконечный горный массив, Андреа впервые за все время похода подумал, что он не сможет преодолеть это горное пространство. Его настроение, видимо, передалось остальным участникам похода. Особенно пугала громада Истактепетля. [85] Манко сказал, что Белая гора, что означало это название на языке ацтеков, — священная гора и что про нее нельзя говорить плохо, иначе разгневается. И что только эта гора решит — пропустить людей или нет. Потрясенные видом величественной снежной вершины путешественники и вправду словно потеряли последние силы. Решено было сделать привал.

Манко был уверен, что где-то рядом живут люди, и у них можно будет купить мулов. В лагере, разбитом у подножия устремленного в небеса вулкана, решили несколько дней отдохнуть. За это время индеец должен был найти людей и договориться о покупке мулов. Ацтек словно не чувствовал никакой усталости и немедленно отправился на север.

Вернулся он через два дня, ведя за собой десяток мулов. Как рассказал Манко, в нескольких милях на север было небольшое индейское поселение, и он даже нашел там дальнего родственника. Однако индейцы советовали поскорее отправиться в путь, потому что местный колдун видел плохие знаки. К радости путешественников, Манко не только привел животных, но и привез на них свежих овощей и фруктов. Кроме того, на боку одного из безразличных ко всему мулов было навешано с десяток калебас, полных пульке — хмельного, тягучего и пенистого напитка из сока агавы. Пока стреноженные мулы пощипывали травку вокруг лагеря, путешественники наконец позволили себе расслабиться и полностью забыть о том, какой переход им еще предстоит. У костра завязалась непринужденная беседа, в которой впервые участвовал Манко.

Сначала пришла еле заметная тревога. Даже не тревога, а просто пауза в разговоре, словно тихий ангел пролетел. Захрапели мулы, сначала тихонько, потом громче и громче. Манко кинулся их успокаивать. Но тяжкий низкий гул усилил тревогу, превращая ее в первобытный ужас. Сначала слабый, как гудение майского жука, но с каждой секундой он вырастал и становился страшнее и страшнее. Мимо, даже не пугаясь огня, пронесся табун гуанако. [86] А потом ахнул взрыв, заставивший людей упасть на землю, а мулов — ринуться прочь от стоянки. Все вокруг озарилось лиловым светом. Истактепетль, выбросив в небо вулканическую бомбу, стал истекать потоками лавы. Люди в панике метались по лагерю. Андреа сначала тоже растерялся, но тут увидел спокойное лицо врача. Травалини с иронической усмешкой выудил уголек из костра и спокойно раскуривал трубку. Казалось, что извержение вулкана никак его не касалось.

— Доктор, помогите мне! — Андреа видел, что только Травалини сейчас сохраняет трезвость мысли.

— Успокойтесь, капитан. Я пережил два извержения Везувия, и эти китайские огни меня не впечатляют. К тому же ветер дует от нас, и нам никак не страшен пепел. Ну а лава сюда дойдет только через несколько дней. — Травалини выпустил облако ароматного дыма из своей трубки. — Садитесь рядом, я уверен, что через несколько минут все ваши люди поймут, что суета бессмысленна. А животные… Куда убежит стреноженный мул? Не дальше соседней кочки.

Андреа, собрав волю в кулак, сел рядом с врачом и, приняв от него кубинскую сигару, невесть каким образом сбереженную в походе, стал прикуривать, делая вид, что он спокоен и не обращает внимания на извержение Истактепетля.

— В 1630 году, за десять лет до моего рождения, мои родители пережили катастрофическое извержение, такого, пожалуй, не было со времен гибели Помпеи и Геркуланума. Но даже тогда, хоть пепел и засыпал Турцию, никто не испугался так, чтобы метаться, как мечутся сейчас наши друзья, — спокойно, словно на лекции, рассказывал Травалини. — Извержение — дело такое, преходящее. Тем более что от нас до кратера очень далеко.