Сказки для маленьких. Часть 2 - от "О" до "Я", стр. 67

Эти слова прочитали и услышали тысячи и тысячи людей. Они рассказали об этом другим, и вскоре вся страна, вдохновленная прекрасным призывом, взялась за оружие. Атака на врага следовала одна за другой, и настал тот час, когда неприятель позорно бежал из страны. Больше он никогда не думал о повторном походе.

После этого Пушка вынуждена была признать:

- Оказывается, и перо бывает сильнее снаряда, крепче брони, а слово делает порой больше, чем артиллерия.

Вот так перо приравняли к оружию. Поэтому человек, который пишет, может сделать для страны то же самое, что и солдат - отстоять независимость и свободу страны.

Перо и чернильница

Кто-то сказал однажды, глядя на чернильницу, стоявшую на письменном столе в кабинете поэта: «Удивительно, чего-чего только не выходит из этой чернильницы! А что-то выйдет из нее на этот раз?.. Да, поистине удивительно!»

– Именно! Это просто непостижимо! Я сама всегда это говорила! – обратилась чернильница к гусиному перу и другим предметам на столе, которые могли ее слышать. – Замечательно, чего только не выходит из меня! Просто невероятно даже! Я и сама, право, не знаю, что выйдет, когда человек опять начнет черпать из меня! Одной моей капли достаточно, чтобы исписать полстраницы, и чего-чего только не уместится на ней! Да, я нечто замечательное! Из меня выходят всевозможные поэтические творения! Все эти живые люди, которых узнают читатели, эти искренние чувства, юмор, дивные описания природы! Я и сама не возьму в толк – я ведь совсем не знаю природы, – как все это вмещается во мне? Однако же это так! Из меня вышли и выходят все эти воздушные, грациозные девичьи образы, отважные рыцари на фыркающих конях и кто там еще? Уверяю вас, все это получается совершенно бессознательно!

– Правильно! – сказало гусиное перо. – Если бы вы отнеслись к делу сознательно, вы бы поняли, что вы только сосуд с жидкостью. Вы смачиваете меня, чтобы я могло высказать и выложить на бумагу то, что ношу в себе! Пишет перо! В этом не сомневается ни единый человек, а полагаю, что большинство людей понимают в поэзии не меньше старой чернильницы!

– Вы слишком неопытны! – возразила чернильница. – Сколько вы служите? И недели-то нет, а уж почти совсем износились. Так вы воображаете, что это вы творите? Вы только слуга, и много вас у меня перебывало – и гусиных и английских стальных! Да, я отлично знакома и с гусиными перьями и со стальными! И много вас еще перебывает у меня в услужении, пока человек будет продолжать записывать то, что почерпнет из меня!

– Чернильная бочка! – сказало перо.

Поздно вечером вернулся домой поэт; он пришел с концерта скрипача-виртуоза и весь был еще под впечатлением его бесподобной игры. В скрипке, казалось, был неисчерпаемый источник звуков: то как будто катились, звеня, словно жемчужины, капли воды, то щебетали птички, то ревела буря в сосновом бору. Поэту чудилось, что он слышит плач собственного сердца, выливавшийся в мелодии, похожей на гармоничный женский голос. Звучали, казалось, не только струны скрипки, но и все ее составные части. Удивительно, необычайно! Трудна была задача скрипача, и все же искусство его выглядело игрою, смычок словно сам порхал по струнам; всякий, казалось, мог сделать то же самое. Скрипка пела сама, смычок играл сам, вся суть как будто была в них, о мастере же, управлявшем ими, вложившем в них жизнь и душу, попросту забывали. Забывали все, но не забыл о нем поэт и написал вот что:

«Как безрассудно было бы со стороны смычка и скрипки кичиться своим искусством. А как часто делаем это мы, люди – поэты, художники, ученые, изобретатели, полководцы! Мы кичимся, а ведь все мы – только инструменты в руках создателя. Ему одному честь и хвала! А нам гордиться нечем!»

Так вот что написал поэт и озаглавил свою притчу «Мастер и инструменты».

– Что, дождались, сударыня? – сказало перо чернильнице, когда они остались одни. – Слышали, как он прочел вслух то, что я написало?

– То есть то, что вы извлекли из меня! – сказала чернильница. – Вы вполне заслужили этот щелчок своею спесью! И вы даже не понимаете, что над вами посмеялись! Я дала вам этот щелчок из собственного нутра. Уж позвольте мне узнать свою собственную сатиру!

– Чернильная душа! – сказало перо.

– Гусь лапчатый! – ответила чернильница.

И каждый решил, что ответил хорошо, а сознавать это приятно; с таким сознанием можно спать спокойно, они и заснули. Но поэт не спал; мысли волновались в нем, как звуки скрипки, катились жемчужинами, шумели, как буря в лесу, и он слышал в них голос собственного сердца, ощущал дыхание Великого мастера...

Ему одному честь и хвала!

Г. Х. Андерсен

Пером фантазии крыла миры волшебные творю.

Писали ли Вы в детстве сказки? А истории сочиняли? Наверняка хоть раз, да пробовали… А может, даже грезили о писательской стезе? Мне кажется, что почти каждый человек прошел через это. Не все, конечно, стали писателями, но ведь никто и не требует чтобы каждый, кто хоть раз взял в руку перо и положил перед собой девственно белый лист бумаги, становился известным и популярным писателем. Хотя это вовсе не отменяет желания "пером фантазии крыла творить волшебные миры". Вот на этом я и хочу заострить внимание читателя этого текста. Итак, начнем!

Солнце лениво вставало над горизонтом, высвечивая город из призрачной утренней дымки. Солнечные лучи, тут и там озорливо плясавшие на стенах домов, будили мирно спящий город и озаряли комнату Кристиана ярко-желтыми оттенками солнечных бликов. Но отнюдь не солнце, так бесцеремонно ворвавшееся в его комнату, было причиной того, что Кристиан сегодня встал раньше обычного. Сегодня он встал рано потому, что ждал гостя, и гостем этим, как Вы, наверное, могли догадаться, был я. Утренняя иллюминация застала его на кухне, где он, готовясь к приему гостя, готовил легкий утренний завтрак.

Встав спозаранку и выпив наспех чашечку кофе, я вышел из дому. Свежий утренний воздух окончательно взбодрил меня, и я легкой поступью шел по пустынным, расцвеченным янтарными тонами утренним улицам.

Солнце сияющим диском все выше и выше поднималось над крышами домов, заглядывало в щели зашторенных окон, ярким узором калейдоскопа просачивалось сквозь витражи витрин.

- Еще пара часов, и начнет припекать, - думал я, приближаясь к дому своего друга, - это лето так необычайно жарко для этих мест.

Путь мой был недалек - вон уже показалась резная калитка, а за ней – небольшой двухэтажный домик, в котором вот уже много лет проживает лучший друг нашей семьи, чудесный человек и замечательный писатель.

Подойдя к дому, я вытер ноги о плетеный коврик и негромко постучал - Кристиан обладал поистине удивительным слухом: тихого стука в дверь было достаточно для того, чтобы он услышал его, даже находясь в кабинете на втором этаже. Вскоре за дверью послышались шаги, затем зашуршал поворачиваемый в замочной скважине ключ и, наконец, дверь предо мной открылась.

- Доброе утро. - сказал я, пожимая другу руку.

- И Вам доброго, друг мой. - видя что я, будучи взволнованным, совсем позабыл цель своего визита, Кристиан добавил, - прошу, пойдемте в кабинет… Не стоять же нам в дверях?

Я собрался с духом и последовал за ним. Кристиан, войдя в комнату, придвинул к камину два кресла и небольшой столик, предложил мне сесть. На столике уже благоухала изумительная на вид и запах яичница с не менее изумительным беконом, которую так искусно приготовил мой друг к моему приходу. Недолго думая, мы приступили к трапезе.

- Вы, смотрю, в нетерпении… - спросил он вдруг и пристально посмотрел мне в глаза, - вижу, Вы припасли для меня очередной заковыристый вопросик?

- Да, угадали. - сказал я, усаживаясь в кресло, - Я давно хочу спросить, как у Вас получается писать такие замечательные книги. Вам наверняка известно, что вашими сказками зачитывается весь мир. Мне кажется, Вам известен секрет писательской популярности.