Синий город на Садовой (сборник), стр. 84

Винька один раз был на таком представлении — в клубе имени Кагановича, при Заводе пластмасс, (Кузьма Сергеич дал контрамарку). И несколько раз видел репетиции. Кузьма Сергеич и дядя Макс готовились к выступлениям иногда на этом дворе. Наверно, дощатый настил напоминал им сцену. Особенно Виньке понравилось, как они изображали клоунов. Хотя и без костюмов, и номер был известный (“Пчелка, пчелка, дай мне меду”), но все равно смешно…

Странный дядька с длинной заграничной фамилией был, конечно же, знакомый Кузьмы Сергеича.

Он теперь слегка нагибался и смотрел на Виньку непонятно, чуть ли не виновато.

— Мне говорила о вас здешняя милая хозяйка. Вас, кажется, зовут Винцент?

— Винька меня зовут… И что вы со мной все на “вы” да на “вы”, как в старинной гимназии…

— “Винька” — тоже неплохо. А не могли бы вы… Не мог бы ты, любезный Винька, подарить мне эту “комету”? Я, к сожалению, лишен таланта изготовлять подобные вещи, хотя и знаю теорию… — Рудольф Яковлевич Циммеркнабе все еще прижимал запускалку к жилету.

— Да берите, если надо! — с облегчением сказал Винька.

— Гран мерси! Эта вещь может очень пригодиться на выступлении…

— Вы фокусник, да?

— Ил-лю-зи-о-нист! “Фокусник” — это вульгаризм. Хотя, надо признать, он довольно точно отражает сущность профессии…

Рудольф Яковлевич взял комету в левую руку, правую поднес к губам, надул щеки и вытащил изо рта белый целлулоидный мячик. В лагере такими играли в настольный теннис “пинг-понг”.

Винька вежливо улыбнулся. Этот фокус он видел не раз — в цирке и на том же представлении в “пластмассовом” клубе.

“Ил-лю-зи-о-нист” спрятал шарик в брючный карман и вытащил из рта второй. Поднес к Винькиному лицу. Винька чуть отодвинулся — показалось, что от шарика пахнет нечищенными зубами.

— Ап! — Шарик исчез и пальцев и тут же появился опять. — Вот-с… Подарить, к сожалению, не могу, это казенный реквизит. Мой ассистент весьма строго следит за его сохранностью… Кстати, тебе любопытно будет с ним познакомиться…

Рудольф Яковлевич вытянул шею и оглянулся на дом.

— Маленький!… Эй, Маленький! Покажись нам, друг мой!

Никто не появился.

— Не хочет. Это существо с характером… Ну, познакомитесь позже. Еще раз мерси за подарок… — И Рудольф Яковлевич, сутулясь, пошел к дому. Винька подумал, что полуботинки у него, как у Остапа Бендера из растрепанной книжки, которую они втроем, с Людмилой и Колей, весной читали вслух и хохотали.

Винька решил, что сейчас возьмет “Золотого теленка” в блиндаж и будет перечитывать при свечке самые смешные страницы. Пока не захочет спать.

Но сначала имело смысл наведаться в дощатую будочку, что стояла на отшибе, за калиткой. Винька двинулся по тропинке. Дверь у будочки открылась, и навстречу вышел… Винька сперва подумал — мальчишка.

Странный мальчишка. Нормальные пацаны не ходят в отглаженных светлых брюках модного покроя. Особенно такие небольшие. Кроме шикарных брюк, на маленьком незнакомце были крохотные лаковые штиблеты (они блестели даже в пасмурном свете) и белая, тоже модная тенниска. И прическа была не ребячья — гладкая, с косым пробором.

Винька догадался почти сразу. А когда сблизились — понял окончательно: не мальчик… а будто герой из романа “Патент АВ”. Лицо — молодое, но явно взрослое. И чуточку обезьянье.

Винька невольно сбавил шаг. Лилипут остановился в двух шагах. Сказал злым голоском:

— Ну, чё пялишься? Не видал уродов?

Винька совладал с собой.

— Я не пялюсь. И ты вовсе не урод… И… по-моему, я тебя ничем не обидел.

Ему самому понравилось, что ответил он с таким спокойным достоинством. Хотел Винька обойти карлика и двинуться дальше, по своим делам. Но от калитки донеслось:

— Эй, Маленький! Вот ты где! Идем, нам пора! — Рудольф Яковлевич хотел взять подошедшего лилипута за плечо, но тот увернулся. — Винцент, это мой творческий помощник, очень артистическая личность. Зовут его Ферапонт! Оригинально, не правда ли?

Поскольку Винька и Ферапонт смотрели набыченно и молчали, Рудольф Яковлевич заговорил опять — тонко и громко:

— Ладно, познакомитесь позже! А пока нам пора! У нас небольшая дополнительная гастроль в ресторане “Сибирь”. Так сказать, для поправки финансовых обстоятельств!.. Маленький, идем…

И они пошли вдоль забора на Зеленую Площадку. А Винька — куда хотел.

А потом в блиндаже, при свете огарка, Винька лежал с книжкой, но читал мало, больше раздумывал. Не понравился ему этот иллюзионист Цим-мер-кнабе (язык сломаешь, пока выговоришь). Белые мячики, которые он вытаскивал изо рта, напомнили о другом мячике — черном, с дыркой.

А что, если этот дядька — дух Тьмы, который притворяется артистом?.. Недаром он болтал о всяких колдовских делах. О том, что “комета” — ключ к каким-то событиям. Наверняка — нехорошим.

“Глебка, как ты думаешь?”

Но Глебки рядом не было.

Винька рассердился на себя. “Сам себе забиваешь голову дурью, а потом дрожишь!”

Конечно, все это была чепуха! Но все же Винька опять решил обратиться с молитвой к Солнышку. Правда, Солнышка не было видно, однако услышать Виньку оно все равно могло.

Винька не стал выходить из блиндажа, прочитал заклинание прямо на топчане. Но зато очень старательно, ничего не забыл.

ФЕРАПОНТ

Винька проснулся в блиндаже от запаха папиросного дыма. Запах сочился в щели рогожного полога. В них же сочился свет солнечного утра.

Винька откинул отсыревшие рогожи и высунул голову. Ночью прошел последний дождик, и теперь блестела трава.

Пониже Винькиного жилища была скамейка (он сам вкопал там два полешка и прибил к ним доску). На скамейке сидел Ферапонт. Сидел среди мокрой травы и глины, на грязной доске, ничуть не заботясь о своих светлых брючках и лакированых башмачках. И курил.

Он обернулся. Они с Винькой встретились глазами. Ферапонт небрежно сказал:

— Ну, чего смотришь? Иди, посиди рядышком.

Винька поддернул трусы и, ежась, вылез в прохладу. Спустился, независимо сел на другой конец лавочки. Солнце сразу пригрело плечи.

Из брючного кармана Ферапонт вынул блестящий портсигар. Со щелчком откинул крышку.

— Хочешь?

Винька помотал головой.

— Небось, еще и не пробовал? — сказал Ферапонт. Без насмешки, скорее добродушно.

— Пробовал. В лагере. Там все пробовали. Противно сделалось, я больше не стал… — Винька чувствовал, что честная независимость сейчас уместнее хвастовства.

Ферапонт покивал, защелкнул портсигар.

— Ну и правильно. И не привыкай.

Взрослые манеры его не вязались с тонким квакающим голоском. Винька чуть усмехнулся:

— А сам-то зачем привык?

Ферапонт не обиделся, не огрызнулся. Выпустил из губ дымок.

— Должна же быть в жизни хоть какая-то радость.

Винька подумал и осторожно спросил:

— А у тебя… что ли, больше ни каких?

Ферапонт бросил вниз окурок и сплюнул. Попал на брючину, сорвал лопух, вытер. И смотрел перед собой.

Винька пожалел о своем вопросе. О глупом. Из романа “Патент АВ” он и так знал, что у лилипутов радостей в жизни нет. Ни у бедных, ни у богатых. Даже лилипут— миллионер, который мог купить все на свете, готов был отдать до последнего цента, чтобы стать нормальным человеком… И стал! Благодаря чудесному лекарству. Но это фантастика. А чем утешить настоящего карлика (который, к тому же, явно не миллионер, хотя и не бережет дорогие брюки)?

Винька проговорил нерешительно:

— А когда выступаешь, это разве не радость? Тебе же аплодируют. Бывает же это… артистический успех. — И подумал: “Сейчас, наверно, опять плюнет. И обругает”.

Но Ферапонт лишь потер ладошками взрослые щеки (а локти поставил на колени). И объяснил:

— Аплодируют за то, что ростом им по колено… Какой я артист! Это Рудольф… воображает себя знаменитостью. А я у него на подхвате. Давно бы ушел, кабы знать, куда…