Синий город на Садовой (сборник), стр. 124

— Рита, будь добра, принеси из шкафа мой коричневый ремень.

— Охотно, — сказала мама. И принесла.

Митя тем временем нацелился за шкаф. Между стеной и книжным шкафом был узкий промежуток, в котором торчала батарея. Втиснешься с размаха туда, на батарею, — и прекрасное убежище. Но папа успел придвинуть к этой щели стул. Уселся.

— На сей раз не выйдет, голубчик.

Митя стремительно лег и змейкой ушел под тахту (хорошо, что ножки высокие). Зафыркал от пыли.

— Вылезай немедленно! — приказала мама.

— Я, по-вашему, кто? Идиот?

— Ты — трус, — сказал папа.

— Я здравомыслящий человек. Подожду, когда ты успокоишься.

— Ладно, вылезай. Наглотаешься микробов, там не мыто с прошлого года.

— Как это «с прошлого года»?! — взвинтилась мама.

— А гарантия безопасности? — спросил Митя.

— Никаких гарантий… Убирайся оттуда, кому говорят!

Митя выбрался на свет.

— Так и быть… А ты, папа, пожалей себя. Подумай, вдруг в самом деле огреешь нечаянно. И тогда — что?

— Что?

— Будешь терзаться неделю.

— С какой стати?

— Но ты же интеллигент в третьем поколении.

— В четвертом, между прочим…

— Тогда две недели.

Мама сказала, что на папе род интеллигентов Зайцевых и закончится. Потому что сын их катится в пропасть беспутства и безделья.

— Безделья?! А кто сегодня картошку продал?!

— Этим подвигом ты будешь гордится до старости! К тому же, ты сам уверял, что главная заслуга здесь не твоя, а этого… Ельки. Кстати, что за странное имя?

— Почему странное? Может, Елисей, а может… Елизар. Или просто кличка такая.

— У порядочных мальчиков не бывает кличек.

— А почему меня в той школе звали Косым? Два года подряд «Косой» да «Косой»!

Его и правда так звали. Из-за фамилии. Известно, что зайцы — косые.

— А кто сказал, что ты порядочный, — хмыкнул папа. — Кстати, порядочные люди не забывают выключать компьютеры, даже убегая из дома сломя голову.

— Я же думал, что на минутку! Файл-то я сохранил.

— И напрасно. Больше ты к компьютеру не сунешься, — пообещала мама.

Митя устало подышал. Угроза была пустая. Да и повесть, которую он так удачно начал, казалась теперь несерьезной. По сравнению с Елькиной историей.

Мама будто услыхала его мысли.

— А что за проблемы у твоего Елизара-Елисея?

— Примерно как у меня, — выкрутился Митя (не излагать же про дезертира и кражу). — Папаша лупит его чем попадя и вообще всячески издевается.

— Это когда я тебя лупил чем попадя?! — тонким от обиды голосом возопил Зайцев-старший. — Я тебя вообще… хоть раз… хоть когда…

— Конечно, нет, — успокоил Митя. — Иначе я сразу написал бы возмущенную статью в ваш «Физический-металлический бюллетень». «Физические методы воспитания интеллигента в пятом поколении».

— Трепло, — сказала мама. — Немедленно марш спать!

Митя лег. Потому что вдруг очень устал и вновь заболели ссадины. Митя закрыл глаза, и опять зажглись над ним мохнатые звезды. И в бок ему будто снова уперлось маленькое острое плечо. Эх ты, Елька…

СТРАНЕ ГРОЗИТ ГИБЕЛЬ

1

Допрос продолжался больше часа. Митя устал стоять. И разозлился: сами-то сидят! Была бы здесь Лидия Константиновна, тогда, может, разговор шел бы иначе. А сейчас кому что он объяснит?

Он сказал темному, с неразличимыми лицами педсовету:

— Я же знаю, почему вы обвиняете именно меня. Потому что я чужой. Про такого легко сказать: он не наш, он только полгода назад пришел, мы за него не отвечаем. А наши все хорошие…

— Фу, как неправильно ты, Дима, рассуждаешь, — ненатурально обиделась «англичанка».

— Да не Дима я а Митя…

— Все равно ты совершенно не прав!

— А почему же? — возразила Кира Евгеньевна. — В словах Зайцева есть логика. Действительно, трудно предположить, чтобы кто-то из тех, кто обучаются у нас с первого класса, совершили подобное.

Будто на прошлой неделе не поймали двоих девятиклассников с «дозами» в карманах! Или они тоже «не с первого»?

— Можно, я пойду домой? — сказал Митя.

— Что-о? — выдохнул педсовет. Не все, но несколько ртов.

— А чего… Три часа уже. Я есть хочу.

— Мы тоже хотим есть, — с расстановкой сообщила завуч Галина Валерьевна. — И однако сидим здесь. По твоей милости.

— Вы — не по моей. Вы сами. Вы взрослые. Что хотите, то и делаете. А учеников нельзя морить голодом. Это раньше в старых гимназиях так наказывали: без обеда. А сейчас закон это запрещает.

— Какое глубокое знание законов! — Кира Евгеньевна, кажется, начала всерьез раздражаться. — А известно ли тебе, что закон обещает за подобные шуточки с телефоном? Это пахнет спецшколой! Стоит обратиться в милицию, и…

— Ну так обращайтесь скорей! Я кушать хочу… — Митя опять ощутил тайное злорадство. Но усталости было больше.

Кира Евгеньевна сказала официальным голосом:

— Максим Даниилович, проводите семиклассника Зайцева в столовую. И проследите, чтобы он пообедал как следует. Ему понадобятся силы для дальнейшей беседы. А мы пока позвоним куда следует.

Митя украдкой обменялся взглядами с Жаннет: «Может, и ты пойдешь?» — «Нет, мне нельзя».

— Пойдем, семиклассник Зайцев , — с готовностью согласился князь Даниил.

В коридоре Митя спросил:

— Боитесь, что сбегу?

— Ничуть. Просто я, выражаясь твоими словами, тоже «кушать хочу».

Они спустились с третьего этажа на второй, длинным застекленным переходом добрались до столовой.

«Почему здесь всегда пахнет кислой капустой? Неужели в Царскосельском лицее воняло так же?»

Митя соврал педсовету. Есть не хотелось. Да и нечего было, остались только самые несъедобные блюда. Раздатчица тетя Фая, ворча, дала ему полтарелки горохового супа, рыбную котлету с пюре и компот.

Митя ушел с подносом к столу. Сюда же пришел и географ, хотя в столовой было пусто. Принес такую же котлету и кисель.

— Знаю, о чем ты подумал. «Даже здесь он не хочет оставить меня в покое».

— Правильно, — сказал Митя. Понюхал и отодвинул суп. Посмотрел на котлету и тоже отодвинул — на край тарелки. Начал нехотя цеплять вилкой пюре.

— А ты держишься молодцом, — заметил Максим Даниилович.

— Как же мне еще держаться, если не виноват?

— А вот здесь ты заблуждаешься…

— В чем? Что не виноват?

— В том, что придаешь этому факту значение. Какая разница: виноват или нет?

— Как это? — первый раз по-настоящему растерялся Митя. Уронил с вилки пюре на брюки.

Молодой доброжелательный географ, которого любили ученики (и главное — ученицы), объяснил почти ласково:

— Пойми: с одной стороны — ты, с другой — весь школьный механизм. Это система. Системе сейчас безразлично, виноват ты или кто-то иной. Для администрации главное — что? Найти виноватого поскорее. Чтобы спустить дело на тормозах, дать тебе выговор и отчитаться в районо, что вопрос исчерпан. Чтобы высокое начальство не сделало крупных выводов. А то, глядишь, и зарплату начнем получать через пень-колоду, после самых заштатных школ. Кому это надо?.. И, кстати, ты правильно говоришь: «Вы меня обвиняете, потому что я тут недавно». В самом деле, ты удобная фигура. И никуда не денешься.

— Но если я правда не виноват!

— Я понимаю тебя… Но ты виноват в другом. Ты пытаешься противостоять системе. А это бессмысленно. И она этого не прощает… Ты, наверно, слышал про репрессии в тридцатых годах?

— Ну…

— Думаешь, все эти следователи, судьи в трибуналах и тройках и прочие деятели НКВД не понимали, что приговаривают невиновных? Прекрасно понимали. Но они действовали внутри тогдашней системы. Какой именно — другой вопрос. Кстати, любая система лучше всеобщего разброда и анархии, но это отдельный разговор… Тогдашняя система диктовала именно такое поведение. И вот что интересно: понимали это и обвиняемые. И тоже вели себя соответственно. Недаром тысячами признавались в том, чего никогда не делали…