Синий город на Садовой (сборник), стр. 103
Запивая чаем сухие ломтики с медом, Винька вдруг признался:
— Петр Петрович, а мне вчера тут привиделось такое… Будто женщина в окне, почти прозрачная. Стоит и руки вот так. Я чуть не помер… Вы никогда такого не видели?
Заведующий залом позвенел ложечкой.
— Видишь ли… те, кто приходят навестить нас оттуда , всегда кажутся прозрачными. Возможно, это была моя супруга Елизавета Кузьминишна. Решила повидать меня, да перепутала окна… Ну-ну, не открывай так рот, захлебнешься. Считай, что это утренняя шутка. Для зарядки…
НЕОКОНЧЕННОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ
Винька рассчитывал, что утром встретит Ферапонта в “таверне”. Но тот не появился. Винька побежал к Эдьке Ширяеву. Ферапонт был там, в компании друзей-приятелей. Веселый и беззаботный. Виньке даже показалось, что лицо карлика сделалось более мальчишечьим.
Ферапонт на лужайке перед крыльцом опять ходил колесом и жонглировал мячиками. Потом прыгнул на ступень и отбил чечетку — с разными ритмами, будто всякие фразы выбивал щелканьем подошв.
Винька вспомнил трофейное кино “Сети шпионажа”. Там красавица-танцовщица рассыпчатым треском кастаньет передавала по азбуке Морзе своему возлюбленному сигнал опасности. За это ее застрелили. Ферапонта застрелить было некому, но все равно Виньку заскребло беспокойство. Он вспомнил историю Рудольфа-гимназиста. Как бы и Ферапонт не попал в шуты!
Винька хмуро сказал:
— Рудольф рвет и мечет. Сейчас орал, что пойдет в милицию.
— А пусть идет хоть на… — заявил Ферапонт при общем одобрительном хихиканьи. — Я только что попросил Груздика, чтобы он письмо отволок, бросил в ящик у калитки. Там я написал, что еще погуляю. Мне отпуск полагается еще за прошлый год… Ты меня только не выдавай.
Винька не собирался выдавать Ферапонта. Но и оставаться здесь, с компанией, не хотелось. У него хватало своих забот.
Все больше тревожило Виньку, что мама до сих пор не приехала из Сухой Елани. И Кудрявая не пишет. И Николаю пора бы возвратиться из тайги, а о нем ни слуху, ни духу, Людмила ходит сумрачная…
Когда Винька вернулся в “таверну”, Рудольф на дворе размахивал письмом Ферапонта. Он был трезв и потому ругался особенно зло. Причем выражался как-то несвойственно для себя и вообще для нормального человека. Почти лозунгами:
— Он что, паразит, думает, на него нет трудового законодательства? Он такой же советский трудящийся, как все! Думает, если от горшка два вершка, дак отвечать не будет? Дезертир трудового фронта!..
Потом он увидел Виньку. Уставился.
— Где он? Ты знаешь?
— Я-то чё! Я за вашим Ферапонтом сексотить не нанимался! — выдал Винька в ответ. В полном соответствии с нравами Зеленой Площадки.
— Совсем шпаной стал! — возмутилась Людмила. — Подожди, скажу маме!
“Да скажи, скажи! Только бы она приехала скорее…”
Мама не приехала, зато появился Николай! В своей брезентовой робе путешественника и с могучими лосиными рогами — таежным трофеем.
— Господи, куда мы их денем-то? — радостно запричитала Людмила. — Самим повернуться негде!
Николай сказал, что не век они будут жить в тесноте.
Рудольф к тому времени успел хлебнуть и уже не ругался. Бродил, заглядывал во все углы и причитал:
— Маленький, где ты? Как я без тебя-то, а? Маленький, не бросай дядю Рудика…
Появились Кузьма Сергеич, дядя Макс и Нинусь Ромашкина. Начали успокаивать Рудольфа. Он приходил в себя так же стремительно, как хмелел. И скоро уже рассуждал трезво и деловито:
— Но вы же сами понимаете: аттракцион летит к чертям собачьим без этого мерзавца!
— Надо придумать чего-нибудь такого, — задумчиво сообщил дядя Макс.
— Да вернется он, — успокоила Нинусь. — Первый раз, что ли?
— Это я и должен объяснить зрителям? — с грустным ехидством вопросил Рудольф.
Нинусь глянула на Виньку, который вертелся поблизости.
— А давайте Винцента возьмем! Как мальчика из публики! А?.. Помните, у нас так Лилечка выступала в номере “Волшебная ваза”, дочка Ильи Васильевича!
Рудольф Яковлевич Циммеркнабе обратил на Виньку оценивающий взгляд. Потом тяжело хмыкнул:
— Нет… Тут неделю репетировать надо.
— Да зачем неделю-то! — разгорелась идеей Нинусь. — Сейчас еще утро, а начало в четыре! Сделаем два прогона, и все пойдет как по маслу! Винька — мальчик способный, это же сразу видно!
Непонятно, какие способности она в нем увидела сразу . Винька на всякий случай попятился.
— Не… Я не хочу…
— Трусишь? — в упор сказала Нинусь.
— Да не трушу! А просто…
— Не трушу, а “просто боюсь”. Неужели нынешние мальчишки перестали любить приключения? Ты подумай: после каникул сможешь всем в школе рассказывать, как участвовал в “Человеке-невидимке”!
Нинусь чуяла, чем взять Виньку за живое.
— Но я же… сделаю что-нибудь не так…
— Экая беда! Ты же будешь “мальчик из публики”, а не артист. Если где-то собьешься, зрители решат, что так и надо…
— А после получишь четвертную, — пообещал сумрачный Рудольф.
— Чего получу?
— Двадцать пять рублей. Без вычетов.
Сумма была фантастическая. Мама никогда не давала больше пятерки. Новый электрический фонарик с цветными стеклами засиял перед Винькой будто наяву.
— А чего надо делать-то? — обмирая, сказал Винька.
— Сейчас пойдем в балаган и все там объясним, — пообещал Кузьма Сергеич. — Главное, не выпускай пар, побольше куражу…
Винька поглядел на дырявые свои сандалии, на рубашку с остатками глиняной “маскировки”, шевельнул талией — вокруг живота был обмотан оторванный шкеровоз.
— Куда я такой-то… Костюм надо, а мама уехала.
— Да не надо костюма! — обрадованно простонала Нинусь. — Почистим тебя немножко, вот и все. Ты должен быть такой, как есть! Мальчик, который случайно оказался на сцене!
Оказалось, что в халате, который раньше накидывали на Ферапонта, а теперь на Виньку — пружинно-проволочный каркас. Он-то и заставлял “одежду мага” делаться жесткой, будто кокон. Главное было — не зацепиться за край узкого круглого люка, когда крышка плавно опускает тебя под сцену. Первый раз Винька зацепился локтем и сбил на нем старую болячку. Но фокус повторили еще несколько раз, и Винька приноровился.
Под сценой было прохладно, пахло мусором и влажными опилками. Присевший там дядя Макс подхватывал Виньку и подсаживал в другой люк — под столом с “чайной” коробкой. Крышка стола подпирала Виньку снизу — это дядя Макс нажимал на длинный бесшумный рычаг. Винька оказывался в коробке. Было тесно, Винька-то крупнее Ферапонта. Но он приспособился и здесь: надо только съежиться посильнее.
А потом — снова вниз. Под сценой — квадратный лаз в комнатку за кулисами. Из этой комнатки — наружу, потом к дверям зала. Контролер тетя Валя незаметно пропустит Виньку, посадит на свободное сиденье в заднем ряду. Зрители не обратят внимания, они будут глазеть, как Рудольф гоняет по воздуху “комету”…
А когда Рудольф, заглядывая в коробку, начнет жалобно голосить: “Мальчик, где ты?”, Винька весело выскочит в проход: “Вот я!” И снова на сцену, чтобы раскланяться.
Конечно, Винька не умел ходить колесом и бить чечетку, ну да это ему простят: ведь не артист же, а свой брат-зритель.
Кроме того, договорились, что Винька выхватит у Рудольфа запускалку и пустит ее в зал над головами. И поймает. На репетиции это получалось. Оно и понятно: ведь “комета” — его, Винькина, конструкция… Ну, а если на выступлении случится сбой, простят и это.
— Ты только веди себя смелее, не смущайся, — учила Нинусь. — Ну, как этакий самостоятельный, даже слегка нахальный мальчишка.
Винька не был таким, но обещал.
В конце концов, он своим выступлением выручал Ферапонта, и это прибавляло смелости.
Если нынешнее выступление пройдет нормально, Рудольф не станет устраивать большой скандал Ферапонту, когда тот вернется. Он это обещал.