Тень Каравеллы (сборник), стр. 37

— Помоги построить лодку.

Илька перестал болтать ногами и положил вилку.

— Мы нашли одну лодку, — продолжал Владик. — На берегу. Но она гнилая, ее не починить. Но ведь можно построить новую. С парусом…

— Новое дело, — сказал отец, глядя в тарелку. — Зачем это?

— Чтобы плавать, конечно.

— Вот именно. Чтобы плавать. А потом потонуть. Ты даже на воде не умеешь держаться.

— Я научусь. Ты же разрешил купаться с Геной.

— Он научится, — поспешно пообещал Илька. — Генка научит.

— Д-да… И с чего это такая фантазия пришла?

— С парусом бы… — тихо сказал Владик.

— С парусом… А мне на работе опять ни минуты покоя не будет? Только о вас и думать.

— Раньше ты так не боялся, — обиженно сказал Владик. — Велосипед был опаснее.

— Дурень. Много ты знаешь.

— Мы бы не стали часто кататься. Можно было бы только с тобой.

— Пока не научимся сами, — добавил Илька.

— Ну, папа… Скажи хоть что-нибудь.

— А что сказать? Я инженер, но не плотник. И досок нет. Ну, посмотрим…

— А что — посмотрим? — оживился Владик.

В отцовском голосе явно слышалась уступка:

— Поговорю я… У нас на строительстве нового цеха прораб есть, рыбак. Говорил, что новую лодку купил. Спрошу, что со старой будет делать.

— Ура! — шепотом сказал Илька.

— Не очень-то «ура». Старая лодка — это дыра на дыре. Можете с ремонтом все лето провозиться. А плавать когда?

— Можно и осенью, пока не застынет, — сказал Владик.

— Можно, — подтвердил Илька.

— Может быть, и можно, — нерешительно согласился Иван Сергеевич. — Если на озера ее перебросить… Там такие места, под Ново-Каменкой. Кругом озера, а между ними протоки. Я прошлой осенью был. Вода черная, а в ней желтые листья… Но если только и в самом деле лодка будет, дурака не валять. Ясно?

— Ясно! — гаркнул Илька.

Владик помолчал, думая о желтых листьях на черной воде. Ему даже показалось, что слышен запах осеннего леса.

«По черной воде в золотых берегах плывет наш фрегат, раздвигая упавшие листья…»

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Илька танцевал от нетерпения.

— Ну, мам…

— Не крутись. И не растопыривай локти. Откуда у тебя эта привычка? Чуть что не нравится — сразу локти в стороны!

Локти были ни при чем. Когда Илька хотел уговорить маму или что-то доказать, он прижимал к груди (или к животу) стиснутые кулаки. Для убедительности. Локти при этом растопыривались сами собой.

— Не пля-ши, — с расстановкой повторила мама. — Чем спокойнее будешь стоять, тем скорее кончим. Ну-ка, держи руки по швам.

Илька внутренне застонал, но перестал приплясывать и начал держать руки по швам. Лишь бы скорее.

— Не могу же я шить без примерки, — сказала мама.

Илька вкрадчиво заметил:

— Можно сейчас и не шить. Зачем мне сейчас эта куртка?

— А затем… — начала мама и повернула Ильку вокруг оси. — Затем, что всю свою одежду ты превратил в лохмотья. И не в чем тебя в люди вывести. Ну-ка, повернись боком.

Илька повернулся боком и поинтересовался, как это его собираются выводить в люди.

— Ну, в цирк, например, в чем бы ты пошел?

— В белой рубашке.

— А вечером будет прохладно.

— Не будет прохладно.

— Убери локти!

Вот и поговори. А времени уже одиннадцать. Владик пришел к Генке, и Шурик, конечно, пришел. Они не опаздывают. Сейчас сидят под навесом на чурбаках и разносят Ильку на все косточки. Потому что Илька не идет и не несет обещанные гвозди.

— Я же тороплюсь, — жалобно сказал Илька.

— Я тоже. Однако сижу и занимаюсь твоей курткой.

«Чтоб она сгорела», — про себя добавил Илька.

Мама отодвинула его и полюбовалась на свою работу.

— Ну, вот видишь! Вполне приличная курточка. Очень модный фасон. Сейчас и взрослые носят такие, без воротника.

Ильку ни капельки не интересовало, что носят взрослые. Это их взрослое дело. А ему все модные фасоны нужны, как кошке рога. Все излишки одежды хорошо бы вообще перешить на паруса и флаги. Только мама не даст…

Мама продолжала любоваться:

— Очень хорошо. Подрублю рукава, подол, пришью пуговицы, и все будет в порядке. Ну, тебе нравится?

Илька скосил глаза на темно-голубое сукно. Конечно, следовало сказать, что нравится. Но прямота характера не позволила.

— Мне в такой и ходить?

— Конечно, — сдержанно сказала мама. — А что?

— Камзол какой-то…

— Что-о?

— Длинная какая! Будто платье. Смотри, даже штанов не видать почти.

— И очень хорошо! — с радостью отозвалась мама. — По крайней мере никто не увидит, во что ты их превратил. Это были единственные приличные штаны для лета. Ты их отделал за полмесяца. Ну, что это такое?

— Это краска и капелька смолы, — осторожно объяснил Илька. — Мы же лодку конопатили. Это, мама, все отчистится ацетоном или отстирается. — Он хотел увести маму от опасного разговора, но она уводиться не хотела.

— Много ты чистишь и стираешь! Неужели нельзя надеть что-нибудь старое, когда возишься с этой вашей лодкой?

— У старых штанов ремня нет! Куда инструменты совать?

Мама печально вздохнула.

— Крепкой руки на тебя нет, вот что. Снять бы с тебя этот ремень, а потом эти штаны, которые в смоле… Ну-ка, снимай.

— Что? — испугался Илька.

— Куртку. Раз она тебе так не нравится.

— Она нравится, — тихо сказал Илька. — Только обрежь немножко, пожалуйста. Вот настолечко. — Он растопырил пальцы.

— Пожалуйста. В конце концов, тебе носить.

Пока мама решительно орудовала ножницами, Илька заталкивал за ремень молоток и стамеску, а карманы загружал гвоздями.

На стол легла широкая полоса синего сукна. Илька устремил на нее прицеливающийся взгляд.

Нерешительно потанцевал.

— Мам… Эта тряпочка ведь, наверно, не нужна?

— А можно узнать, зачем эта тряпочка тебе?

— Для пробоины. Понимаешь, в лодке есть дырка…

— Дырка?! — мамины глаза стали круглые и синие, как пуговицы для новой курточки. — И на этой лодке вы хотите плавать?

— Ну, мама! Мы не будем плавать, пока дырка. Мы ее заделаем.

— Этим лоскутком?

— Деревом. А лоскуток для прокладки. Нам Генкин папа говорил, что раньше на плотинах из сукна прокладки делали. Знаешь, как крепко получалось! Вода ни капельки не просачивалась. Мы тоже просмолим и прибьем…

— У меня такое впечатление, что вы строите не лодку, а мой собственный гроб, — сказа мама. — Я сойду в могилу. Как вспомню, у меня волосы седеют. Неужели вам хочется утонуть?

— С нами Иван Сергеевич будет.

— Да, но когда-нибудь вы поплывете и одни.

— Когда научимся…

— Ой-ой-ой, — сказала мама. — Хоть бы она дольше не ремонтировалась, эта ваша посудина… Бери сукно и убирайся, мне к докладу на собрании готовиться пора.

Илька повязывал на шее косынку.

— Почему ты не наденешь рубашку? Неужели нравится ходить таким голопузым чучелом? Пират какой-то.

— Рубашку я ведь тоже могу перемазать. И мне влетит от тебя. А пузо я отмою.

— Прекрасно, — сказала мама. — Не вздумай опоздать к обеду. Худо будет.

— Ладно… Я возьму соленый огурчик?

— Ты голодный?

— Нет. Владик говорил, что соленые огурцы морем пахнут.

— В самом деле? — удивилась мама. — Тогда принеси и мне.

Илька ускакал за огурцами, и Тамара Васильевна слышала, как он распевает в кухне песню, которую она никогда не пела ему у колыбели:

Лодка лежала в Генкином дворе под навесом.

Ребята сидели на лодке.

Владик и Шурик смотрели на Ильку с обыкновенным нетерпением, а Генка — мрачно и пристально.

— Мама не пускала, — поспешно сказал Илька. — Зато я вот что принес. Для заплаты.