Тень Каравеллы (сборник), стр. 33
— Пусть уезжает. Ну, пусть, пусть, пусть…
Не было зависти в его обиде. Только слезы все равно толкались у горла. Илька знал почему. Но сказать про это словами он бы не сумел. И не стал бы. Злился на себя, когда в голову лезли такие мысли.
И злость эта помогала ему брать метр за метром. Он не трус, пусть боятся другие…
«Трусов родила наша планета, все же ей выпала честь: есть мушкетеры…»
Есть слова, от которых щиплет в глазах и хочется вскочить на коня, чтобы мчаться в атаку. Есть такие песни. А как назывался тот фильм? Да, «Двадцать лет спустя». Непонятное название. А все остальное понятно.
— Есть мушкетеры, есть…
Он лег животом на край обрыва. Подтянулся, ухватился за траву.
Поднялся на колени. Встал.
Мельком взглянул вниз. Генка покачивал над головой кулаком. Илька неумело засвистел и отвернулся.
Недалеко на склоне двое мальчишек сидели у остатков церковного фундамента. Видно, до сих пор они были заняты своим каким-то делом, а теперь с изумлением разглядывали Ильку, откуда он появился?
Илька принял бодрый и независимый вид. Прошелся вдоль кирпичной кладки и взглянул на ребят. Они сразу заинтересовали Ильку. Один — из-за пустяка: худенький, курчавый, он одет был в точности, как Илька. Даже ремешок такой же. Но за ремешком лихо, как пистолет, торчал молоток с длинной ручкой. Это было очень красиво. А второй… Илька не сразу догадался. А потом понял: этот мальчик похож на Владика. Правда, похож. Не то, что Илька…
Оба мальчишки были помладше Ильки, и он чувствовал себя вполне уверенно.
— А вот бы ты загремел… — задумчиво произнес кудрявый. — Сразу бы в лепешку.
— Я? — небрежно спросил Илька.
— Ага…
— Тю… — сказал Илька.
— А ничего не «тю», — серьезно возразил похожий на Владика мальчик. — Мы весной чуть-чуть не свалились. Вот тут же были, а потом как поехали по льду…
Илька снисходительно глянул на мальчишек. Все-таки они еще малявки. Тот с молотком за поясом, наверно, еще в школу не ходил.
— По льду… — сказал Илька со взрослой усмешкой. — Я же по камням взбирался, а они шершавые. А по льду — конечно… У нас один мальчишка сорвался отсюда весной. Его не нашли даже… И вас бы тоже не нашли. Ясно?
Им, видимо, было ясно. И тогда было ясно, и теперь.
— А мы не упали. Нам какой-то мальчик выбраться помог, — сказал кудрявый. — Он нас сумкой вытащил.
— Как это — сумкой? — спросил Илька. Просто так спросил. Думал-то он не про сумку, а про молоток. Очень уж здорово он торчал за ремешком у этого мальчишки.
— Очень просто, — охотно объяснил мальчик. — Сумку нам бросил и потянул за ремень.
— А-а… — сказал Илька.
И шагнул к обрыву посмотреть, что делают Владик и Генка.
Он не посмотрел. Именно в эту секунду толкнулась в нем догадка.
— Эй, послушайте, — тревожно сказал Илька. — А какой это был мальчик?
Ребята переглянулись.
— Большой…
— Нет, не очень большой. Но больше тебя.
— Мы его не знаем…
— Эх вы! — бросил Илька. — Он вас от смерти спас, а вы даже не знаете.
— Он нас прогнал, чтобы сушились. А сам остался.
«А вдруг в самом деле?» — подумал Илька.
— У него на ремешке у сумки фамилия написана, только я не прочитал, — объяснил кудрявый.
Они говорили с Илькой как-то слишком охотно и чуть виновато. Может быть, почувствовали что-то серьезное?
Илька сурово спросил:
— Ни одной буквы не помнишь?
— Это не фамилия, — сказал другой мальчик. — Я прочитал. Таких фамилий не бывает…
ГЛАВА ПЯТАЯ
— Не было никакого слова там написано, — сказал Генка. — Все это дичь и ерунда.
— Ну, Гена. Зачем они станут врать? — вмешался Владик.
— Я про вранье не говорю. Значит, это не Яшка был. Яшкину сумку я, как свою, знаю. Мы этой сумкой сто раз в футбол играли.
— Когда в футбол играют, на ремень не смотрят, — сказал Илька. — Ремень тогда в сумку запихивают.
— Да ну тебя… — отмахнулся Генка.
Яшкину сумку он действительно помнил отлично. Черная, кирзовая, с обтрепанными уголками, с протертой на сгибе крышкой. А ремень зеленый, брезентовый, разлохмаченный у пряжки. Без всяких букв…
— Ты же говорил, что сумка осталась, — сказал Владик.
— Осталась, только милиция забрала для следствия.
— Может, потом отдали… — нерешительно заметил Илька. Подождал и тихо добавил: — Все равно идти надо.
Все равно надо идти. Генка это и сам понимал. Не молчать же о том, что узнали.
Они шли от реки, и в спину им светило низкое солнце. И встречные люди думали, что трое мальчишек просто так, от безделья бредут по улице и разглядывают на асфальте свои смешные, размазанные в длину тени.
Илька медленно сказал:
— И пальто у Яшки было серое. Я помню.
— Я знаю, — отозвался Генка.
Конечно, идти необходимо. К Яшкиной матери. В тот дом, где Яшка-Воробей жил, мастерил неуклюжие змеи, придумывал свои хитрости, смеялся и получал колотушки.
Ой, но как не хотелось идти! Честно говоря, было просто страшно. Генке казалось, что в доме, куда они придут, темно, как на старом кладбище, и каждое слово говорится шепотом. К тому же сердитая Воробеиха не очень жаловала Яшкиных друзей. Как она их встретит теперь?
— Шурику надо сказать, — вспомнил Илька.
Это была мысль! Во-первых, Шурка — голова, он что-нибудь придумает. Во-вторых, он в школе пострадал из-за Яшки. В-третьих, идти вчетвером просто лучше.
Шурка сидел дома и был мрачен. С Владиком поздоровался без долгих вежливых разговоров. Сообщил свою печальную новость: учительница истории, с которой он поспорил из-за Воробья, в будущем году станет их классным руководителем.
— Съест, — сказал он в заключение.
— Не съест, — сказал Генка. — Ты слушай…
И рассказал про двух малышей.
— Ого, — произнес Шурик. — А они не врут? То есть я хотел сказать, что они могли ошибиться.
— Они вроде бы толковые ребята, — возразил Генка. — Они все рассказали, как надо.
— Даже день вспомнили, когда это было, — добавил Владик. — Только жаль, что он заплакал…
— Кто?
— Тот, которого Юриком зовут. Маленький такой, кудрявый.
— Почему заплакал? — озабоченно спросил Шурик. — Вы, наверно, их перепугали. Наверно, насели на них со своими допросами?
Генка нахмурился:
— Никто не наседал… Ну, сначала насели немного, а потом все спокойно было. Он уже после заплакал ни с того ни с сего.
— Значит, испугался. Наверно, решил, что попадет теперь.
И тогда обиделся Илька. За Юрика обиделся, за этого незнакомого мальчишку с молотком за поясом.
— Ты думаешь, он трус? Думаешь, только от страха плачут?
Илька чувствовал, что на месте Юрки он и сам мог бы заплакать. От жгучей досады, что поверили Яшке и ушли с берега.
— Я так не думаю, — сказал Шурик. — Я только боюсь, что они обиделись на вас. С маленькими надо разговаривать осторожно… А вдруг еще придется что-нибудь у них узнавать?
Владик покачал головой.
— Они не обиделись. Они обещали еще рассказать, если что-нибудь вспомнят… Они там все время на берегу.
— Что они там делают?
— Клад ищут, — усмехнулся Генка. — Там же церковь была, вот они и долбят кирпичи. Думают, что тайник найдут.
Яшкин дом стоял в глубине двора. С улицы виден был только гребешок железной крыши, с которой Яшка в прошлом году запускал своего «Шмеля».
Калитка была приоткрыта.
Ребята остановились. Посторонний мог бы подумать, что их смутила облупленная табличка «Во дворе злая собака». Но ребята знали, что злой собаки во дворе никогда не было, а добродушный Тобик потерялся два года назад.
— Пошли, что ли? — спросил Генка и переступил на месте.
Тогда вперед сунулся Илька и первым нырнул в калитку.
Перед ними был знакомый двор. Желтые звезды одуванчиков в траве, березовая поленница у сарая, веревка с мокрыми простынями и наволочками.
На крыльце стоял толстый карапуз с голым животом и серьезно рассматривал гостей.