Тень Каравеллы (сборник), стр. 11
— Жив?
— Жив, — сказал Генка и попытался улыбнуться.
— Ну надо же догадаться! Кости целы? Вставай тогда. — Он приподнял Генку за плечи. — Тут ведь дело не простое. У нас с Владиком все рассчитано, а ты сразу — бултых!
— Ничего, — сказал Генка, пряча влажные глаза. И добавил уже совсем глупо, сам не зная зачем: — А вы и не похожи вовсе на инженера. Я думал, вы не такой.
— Какой есть, — улыбнулся Владькин отец. И, кажется, не удивился.
А Генка чувствовал, что несет чепуху, которая показалась бы смешной даже малышу Ильке. И все-таки нес:
— У меня отец тоже инженер. Тоже не похож. Наверно, все настоящие инженеры не похожи на инженеров.
— А это мысль, — сказал настоящий инженер.
Владик тронул Генку за рукав.
— Ну я и перепугался, — признался он.
— Пустяки, — ответил Генка. — Я пойду. Надо мне домой.
— А то оставайся, — предложил отец Владика. — Сейчас полную сковородку картошки соорудим. — Он обернулся к Владику: — Ты начистил?
Владик вздохнул и зацарапал ботинком по крыльцу.
— Ну, я так и знал, — печально сказал отец. — Конечно, забыл?
— Сейчас начищу, — заговорил Владик. — Долго, что ли…
— «Долго, что ли»!.. Горе ты мое! Про крышу небось не забыл, — усмехнулся отец. И обратился к Генке: — Слазить на крышу он никогда не забудет. Вот уродился чертеняка! Что с ним делать, не знаю. Лупить, что ли?
— Лупи! — весело сказал Владик.
— Неудобно как-то. Большой уже.
— Раньше надо было, — охотно согласился Владик.
— Вот сломаешь шею…
— Я?!
Генка молча слушал их, и ему не хотелось уходить. Но он опять сказал:
— Я пойду.
— Придешь потом? — спросил Владик.
— Завтра. Завтра утром. Можно?
— Вот вопрос! — удивился Владькин отец. — Ты, Гена, разбудить нас не бойся. Мы, как говорят, с петухами встаем.
«Имя знает, — подумал Генка. — Значит, Владик говорил про меня».
За калиткой Генка вспомнил, что забыл куртку. Но уже проглядывало солнце, и он не стал возвращаться.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Утром за Генкой увязался Илька. Откуда он узнал, что Генка идет к Владику, совершенно непонятно. Он вылетел из-за угла, расстегнутая рубашка полоскалась за спиной.
Тормознув сандалией, Илька выдохнул:
— Ген, я с тобой. Ладно?
— Слушай, Гонец, — сказал Генка, — лети в другую сторону.
— Ну, Гена…
— Я кому говорю!
Илька сказал потускневшим голосом:
— Жалко, да?
— Жалко.
Илька опустил голову и прошептал:
— Я же не буду мешать.
— А что ты там будешь делать?
— Смотреть, — сказал Илька и с надеждой глянул на Генку.
— Что тебе там, кино? — разозлился Генка.
— Змея смотреть, — жалобно объяснил Илька. — Вы делать будете, а я учиться буду.
— Откуда ты знаешь, что мы будем делать?
Илька вздохнул:
— Догадался…
— Где не надо, ты догадливый! — проворчал Генка. — А там возьмешь да ляпнешь что-нибудь.
— Не ляпну, вот увидишь.
— Я тебе дам «увидишь»! Ты эту привычку брось, если хочешь туда пойти. Вообще такие слова забудь: «увидишь», «смотри», «глаза». Понял?
Илька понял.
— Да, еще… — хмуро сказал Генка. — Не вздумай его о матери спрашивать.
— А где она?
— Откуда я знаю! Они вдвоем с отцом живут.
— Умерла, значит, — тихо сказал Илька. — Я не буду… Вот у нас тоже, когда папа умер…
Он не договорил, а Генке стало неловко за свою суровость.
— Ну, пойдем. Только не скачи, как козел.
Илька не скакал. До самой Владькиной калитки он шел задумчивый, погрустневший.
Но все-таки один раз Илька ляпнул. Когда знакомился с Владькиным отцом. Тот поставил Ильку между колен и, чуть улыбаясь, выспрашивал:
— Как звать-то? Илька? Илья, значит. Илья-пророк… Ну-ну! Значит, Илюшка. А меня — Иван Сергеевич. Можно и проще — дядя Ваня.
— Лучше уж Иван Сергеевич, — сказал Илька, простодушно глядя на Владькиного отца. — У нас есть сосед дядя Ваня. Пьяница ужасная. Жена каждую субботу его из канавы домой на тачке возит. А он только мычит.
Генка довольно крепко хлопнул Ильку между лопаток. Илька смутился и стал разглядывать свое колено, смазанное зеленкой.
Иван Сергеевич и Владик захохотали. Владька даже ногами заколотил по дверце шкафа — он сидел на гардеробе, что-то искал там.
Генка смотрел на Владькиного отца виновато, словно извинялся за Ильку: что возьмешь с малыша…
— Папа, — отсмеявшись, начал Владик, — а здесь тоже нет клея.
— А я при чем?
— Ну, ты же убирал.
— Убирай сам. Сколько раз говорил: ставь на место.
— А на том месте твои лампы лежали.
— Отодвинул бы.
— Ну да! Начну отодвигать и шандарахну об пол.
— Я вот тебе тогда шандарахну… Что ты там дрыгаешься? Сам сейчас на пол слетишь.
— Конечно, — сказал Владик. — Потому что клей — вот он. Отойдите! — И он с грохотом прыгнул со шкафа. — Илька, забирай бумагу.
С Илькой он разговаривал так, будто они всю жизнь были знакомы. Илька, видно, тоже никакой неловкости не чувствовал. И Генка успокоился.
— Мы на крыльце будем клеить, — сказал Владик. — Папа, а ты ниток дашь?
— Куда вас денешь…
Владик с бутылкой клея шагнул к двери. Илька и Генка двинулись за ним.
— Гена! — окликнул Иван Сергеевич. — Подожди секунду. Помоги-ка шкаф отодвинуть. Владька за него мои чертежи завалил. Достать надо.
— Я завалил?! — возмутился Владик. — Они там целую неделю валяются! Дай я сам отодвину.
— Иди, иди…
Генка и Владькин отец остались вдвоем. Они легко отодвинули скрипучий гардероб от стены: видно, он не был набит имуществом до отказа. Иван Сергеевич отряхнул пыль с трубок ватманской бумаги. Потом повернулся к Генке и, глядя без обычной усмешки в глазах, спросил:
— Ну, как?
— Что? — насторожился Генка.
— Ну, вообще, — сказал Иван Сергеевич. — Как дела у вас?.. Как мой Владик?
— А что, — стесненно сказал Генка. — Все в порядке. Обыкновенно.
— Не хуже других?
— Чем он хуже… — глядя в сторону, сказал Генка. — Он даже… Вон он какого змея построил. У нас такой никто не может. И вообще он…
В этом «вообще» заключалось очень много, но говорить о таких вещах Генка не умел.
— Знаешь, Гена, — заговорил Иван Сергеевич, — эти дни он ходит такой, будто подарок получил. Хотя нет, он подаркам не очень радуется. Тут другое. Будто он чего-то хорошего ждет. Про тебя рассказывал.
— А чего про меня рассказывать… — смущенно пробормотал Генка.
— Да так… Худо ведь ему одному. А тут ты появился. Сегодня вот еще Илюшку привел. Для него это радость такая, для Владьки… Боится только.
— Чего? — удивился Генка.
— Боится. Думает, что походишь ты и бросишь.
— Что я, дорогу забуду? — грубовато сказал Генка и сам испугался своей резкости.
Но Иван Сергеевич ничего не заметил.
— Как-то не везло ему на друзей, — продолжал он. — Ребят, конечно, много было. И в школе, и у соседей. Только сторонились они его как-то, стеснялись, что ли. И жалели. Ты его не жалей.
— Его пожалеешь! — сказал Генка.
— Он этого не любит. — Иван Сергеевич забыл про чертежи. Он стоял рядом с Генкой, придерживал его за плечо. Генка не видел его лица, он не решался поднять глаза. Иван Сергеевич помолчал и повторил: — Не любит. Мы оба жалости не любим. Живем вот вдвоем, ничего… Ты его о матери не спрашивал?
— Я ни о чем не спрашивал, — быстро сказал Генка. — Он сам рассказывает, если что надо.
— Ну и ладно. Ты с ним про это не говори.
— Она умерла? — напрямик спросил Генка, чтобы наконец решить этот вопрос.
Иван Сергеевич отпустил Генкино плечо, поднял с пола и бросил на шкаф ворох ватманских трубок.
— Разные бывают люди, Гена, — глуховато сказал он. — Ушла от нас она. Еще до того, как эта беда случилась с Владькой.
— Разве… — вырвалось у Генки. — Разве Владик… не всегда так…
— Думаешь, он слепой родился? Нет. Это случай. Такая глупая история вышла. На берегу были бревна свалены кучей, и забрался под них котенок. Вот ребята и полезли выручать. И Владька. Три года было, а туда же… Ну, раскатились бревна. Кому руки-ноги поломало, а он упал и затылком о бревно… Так вот и получилось. Пока надежда была, пока по врачам его таскали, по больницам, я молчал. Потом написал ей. Она сперва письма посылала: вернусь, приеду скоро. Потом перестала. Может быть, я это зря тебе говорю. Ну ладно, это так уж… Чтобы знал. Владька об этом не скажет… Давай придвинем.