Рыжее знамя упрямства (сборник), стр. 88
После обеда он без всякой просьбы помог мне вымыть тарелки (видать, привычное дело) и сказал, что пойдет.
— Куда ты спешишь? Ключа-то нет, а до вечера далеко.
— Так. Погуляю…
“Уличное дитя все-таки…”
— Хочешь провожу тебя?
Лоська быстро вскинул “марсианские” глаза.
— Да. Хочу.
Мы опять побрели переулками — почти молча, с отдельными редкими словами. И оказались в начале Рябинового бульвара. Направо тянулись вдоль аллеи ряды торговцев-художников, а слева был неработающий фонтан и площадка со скамейками. Мы присели на бетонный край бассейна.
— Женя, хочешь мороженого?
— У тебя что, деньги есть?
— У меня нет. Я думал, может, у тебя найдутся пять рублей…
“Тоже мне кавалер”. Но я ничего не сказала, зашарила в джинсовом кармане. Достала железный пятирублевик. Лоська, видно, прочитал мои мысли.
— Женя, это не насовсем. На три минуты. Ты только не ходи за мной, я сейчас… — И зашагал к скамейкам, на которых устроились разного вида дядьки. Независимо так пошел, прямо. Широкие штаны парусили на ветерке и все еще влажная голова блестела слипшимися сосульками.
Дядьки на скамейках были всякие — одни “вполне культурного вида”, другие довольно “бомжеватые”. Но почти перед каждым лежала доска с шахматами. Некоторые играли между собой, а другие сидели в одиночестве, будто ждали партнера.
Лоська встал рядом с таким одиночкой — молодым, в соломенной шляпе и очках, но каким-то несимпатичным, с толстым затылком (как у откормленного охранника). Посмотрел на доску, сказал:
— Привет. Сыграем? — (Я слышала издалека).
— Гуляй, мальчик, — скучно отозвался “Охранник”.
— А почему?
— Гуляй, я сказал.
— Боитесь, что ли?
— Ты не на детской площадке. Тут играют на интерес.
— Вот… — Лоська положил рядом с шахматной доской мою денежку. “Охранник” сдвинул повыше шляпу, глянул внимательней:
— А не жалко?
— Для хорошей игры не жалко, — ровным голосом разъяснил Лоська. Кое-кто на него оглядывался (некоторые хмыкали).
Охранник сказал с зевком:
— Ну, садись, раз такой смелый.
— Вы свой-то “интерес” поставьте тоже, — напомнил Лоська.
— Все по закону… — Дядька положил рядом с Лоськиной свою монетку.
Они стали двигать фигуры. Мне хотелось подойти, но я чувствовала — Лоську это смутит. Игра шла минут пять.
“Охранник” вдруг сказал:
— Ну и что?
— Что “что”? — вежливо переспросил Лоська.
— Подожди… как это у тебя получилось?
Лоська пожал плечами: получилось мол. Смотрите сами…
— Ладно… ладно-ладно. Тогда я так!
— Тогда будет мат в два хода.
— Как это?
— Так и так…
— Ну, тогда я…
— Нельзя. Шах же…
— Й-й… ёлки сухостойные… Это что же?
— Это всё, — вздохнул Лоська.
— Ну, ты и стервец…
— Разумеется. Спасибо за игру, — Лоська смахнул в ладонь обе денежки и погрузил их в складки штанов. Его и “охранника” уже обступили зрители.
— С кем-нибудь еще? — скромненько спросил Лоська.
— Да ну тебя, знаем… — отозвался кто-то.
Два игрока — один похожий на доцента, другой на дворника — переглянулись. “Доцент” спросил:
— Рискнем, коллега? Пять рублей не деньги.
— Давай. Только ты первый…
— Я могу сразу с двумя, — предложил Лоська, почесывая пяткой щиколотку.
— А вы, молодой человек, не переоценили свои возможности? — “Доценту” Лоська был явно симпатичен.
— Мне просто некогда, — отозвался “молодой человек” и подтянул штаны. Дядьки с двумя досками сели рядом, Лоська остался на ногах. Это было недалеко от меня, я не выдержала и подошла…
В шахматах я ничего не понимаю. Видела только, как “Доцент” и “Дворник” задумывались перед каждым ходом, а Лоська моментально двигал фигуры то на одной, то на другой доске. Доцент сдался первым. Некультурно почесал макушку и положил на бок короля (словно даже с удовольствием). Его небритый компаньон держался еще минуты две. Потом бормотнул неразборчиво, сдвинул фигуры с доски. Лоська терпеливо подождал, когда они расплатятся. “Доцент” спросил:
— Коллега, какой у вас разряд?
— Никакого… Лоська оглянулся на меня, протянул пятирублевик. — Вот. Спасибо… Ну что, идем?
Когда отошли, я спросила:
— Ты кто? Вундеркинд?
Лоська не удивился. Видимо, знал это слово. Но не знал, вундеркинд он или нет.
— Просто они все играют по правилам. По одним и тем же. А есть еще всякие другие способы. Это чувствовать надо.
Что-то похожее Илья говорил про компьютерные дела, когда пытался объяснить мне (правда без результата) свои теории.
— Лосенок, тебе, наверно, учиться надо…
— А! — он махнул кулаком с зажатыми денежками. — Вон мороженое. Пошли…
Мороженое он купил ананасовое, я его не люблю, но все равно было славно (только чуть-чуть грустно почему-то) сидеть на бетонном барьере у сухого фонтана, лизать сладкий брикет и молчать без всякой неловкости, а просто так, по-хорошему. Потом Лоська метко бросил скомканную обертку в ближнюю урну, встал и сказал, что ему пора домой.
— У тебе же ключа нет!
— Я к маме на работу забегу. Она, конечно, скажет, что я растяпа, ну да пусть. Тем более, что и правда растяпа… А дома дел полно.
— Лоська, ты… если захочешь, заходи ко мне.
Он растянул в улыбке толстые губы.
— Хитрая. Опять мочалить будешь…
— Неужели ты каждый день такой перемазанный ходишь?
— По-всякому бывает… Женя, ты лучше приходи сама…
— Куда?
— Ну… туда. На пустырь, к дереву. Я там часто стану бывать. Обязательно увидимся…
Я не стало уточнять: в какой день, в какой час. Словно побоялась сломать что-то. И к себе звать Лоську больше не стала.
— Хорошо, Лосенок. Пока…
— Да. До свиданья, Женя…
И мы пошли в разные стороны. И только через несколько минут я спохватилась: вот дура, даже не спросила, где он живет! Неужели больше не встречу этого марсианина?
4
Однако мы увиделись на следующий день. Лоська все-таки пришел ко мне. Утром. Оказалось, он забыл у меня лопатку. Она так и стояла в уголке у вешалки никем не замеченная. Лопатку я отдала, но сразу Лоську не отпустила.
— Чаю хочешь? С колбасой…
Он сказал, что “вообще-то, пожалуй, да”, но тут же спросил, кто еще у нас дома.
— Да никого нет! А если бы и были? Съели бы тебя, да?
— Не знаю… Я какой-то некоммуникабельный…
“Словечки-то какие знает!” — ахнула я про себя. И опять уверила, некоммуникабельного гостя, что одна дома.
Лоська глотал чай, жевал бутерброд с колбасой и все поглядывал через плечо: сквозь открытую дверь кухни был виден в большой комнате стеллаж с книгами.
— Женя, можно я книжки посмотрю?
— На здоровье! — обрадовалась я.
Он встал перед полками, запрокинул голову, как лилипут перед Гулливером.
— Ух ты… Вон там Даррелл, да?
— Да. Ты читал?
— Я его только одну книжку читал. А еще кино смотрел, “Моя семья и другие животные”… Я люблю про зверей…
— Хочешь, возьми, почитай.
— А можно?..
— Ну, если я говорю…
Лоська встал на стул и выбрал книжку, по которой кино, “Моя семья…”
— Я прочитаю и сразу же принесу, ты не бойся.
— Представь себе, я ни капельки не боюсь. Тем более, что собираюсь проводить тебя до дома и увидеть, где ты живешь. Если зажмешь книгу, приду и скажу: “А ну, Лось, выкладывай”…
— Имей ввиду, я далеко живу. От пустыря столько же, сколько до тебя, но в другую сторону.
— Не беда…
И я пошла провожать Лоську.
В левой руке Лоська аккуратно нес книгу, а в правой лопатку. Лопаткой он помахивал и хлопал себя по ноге.
— Поранишься ведь, горе луковое. Она же острая.
— Вообще-то да… Женя, я вчера так расстроился, когда спохватился, что забыл ее. Боялся: вдруг не у тебя, а в другом месте? Всю ночь вертелся…
— Боялся, что попадет?
— Не в этом дело… Она отцовская. Он ее всегда брал на рыбалку: червей накопать, костер устроить…