Рыжее знамя упрямства (сборник), стр. 147
— Очень верное и глубокомысленное суждение, — согласился Илья. — Такие любит делать ваш однофамилец доцент Василюхин. — На этой почве у него случаются разногласия со студентами…
— Но у нас разногласий, я надеюсь, не будет, — опять вступил в разговор Иван Петрович. — Нам нужны две вещи…
— Даже две?
— Да. Во-первых, чтобы вы стерли все с вашего компьютера. Во-вторых, чтобы вернули дискету.
— Что значит “вернули”! — слегка нарочито возмутился брат. — Она изначально принадлежала отцу. А сейчас нам — по праву наследства!
Иван Петрович пообещал официальным тоном:
— Сама дискета, если она дорога вам, будет возвращена, мы только перепишем с нее тексты.
— И сотрете их с нашей дискеты, не так ли?
— Ну, естественно. А зачем вам эти весьма специфические материалы?
— А вам? Чтобы спрятать концы?
— Молодой человек! Не вам об этом судить! — подскочил в кресле Гле-Гле.
— Конечно, не мне, капитан, — покладисто отозвался Илья. — Это дело специалистов… Кстати, не терзайте клавиатуру, на жестком диске ничего нет. Я все стер, как только вы позвонили, был готов. Я же понимал, что услышав пароль, вы явитесь незамедлительно… Моя сестра была так неосмотрительна.
Иван Петрович задумчиво потрогал подбородок.
— Я не понимаю, о чем вы… Ладно, вы стерли тексты с компьютера. А дискета? Вы не откажетесь вручить ее нам?
— Какая жалость, — сказал Илья. — Совершенно не помню, куда положил ее… Может быть устроите обыск? Без ордера и понятых…
“Тарапунька” и Гле-Гле переглянулись. Гле-Гле поднялся:
— С вашего позволения, покурю на балконе. Всегда хочется курить, если волнуюсь…
— А вы не волнуйтесь, — сказала я.
— Покурю и перестану… — Гле-Гле бочком скользнул в открытую балконную дверь. И вернулся почти сразу.
С дискетой.
— Вышел, а она там лежит… Это та самая?
— Видимо, сначала наблюдали с улицы, из машины, — сказал мне Илья довольно хладнокровно. — Профессионалы.
— Работа такая, — подтвердил Гле-Гле и протянул дискету “Тарапуньке”. — не обижайтесь, Илья Сергеевич.
Илья, кажется, не обиделся. Сказал с ноткой уважения:
— Да, с вами состязаться трудно… — Но подождите же! — это он потому, что Иван Петрович собрался сунуть дискету во внутренний карман. — Она в самом деле отцовская. Память же! Ну, сотрите запись, а сама дискета пусть останется у нас!
— Но сперва надо переписать, — сказал Гле-Гле. — Перепишем и вернем.
— От вас дождешься! — Тон у Ильи сейчас был, как у обиженного мальчишки. По правде? Или… — Перепишите здесь! Я дам чистую дискету!
— Глеб Олегович, вам не кажется, что у юноши какой-то умысел? — сказал Иван Петрович.
— Не думаю. Я все сделаю сам… Ну, где же чистая дискета? Ее мы, кстати, потом тоже вернем, не волнуйтесь.
— Если не вернете, не разорюсь… — Илья вынул из ящика под компьютером красную дискету. — Пользуйтесь, капитан.
Гле-Гле опять обосновался в кресле и вставил отцовскую дискету в щель дисковода. Илья стоял у него за спиной. Спросил:
— Пароль-то помните?
Гле-Гле хмыкнул.
— Придется признать, что помним. Вы все равно не скажете… Что за ерунда? Почему не открывается диск “А”?
— Он и не откроется. Вы неправильно вставили дискету. Не той стороной.
— Вы что, за идиота меня считаете?
— Проверьте…
Гле-Гле дернул плечами, нажал кнопку дисковода. Дискета выскочила из щели наполовину. Илья рубанул пальцами сверху вниз. Дискета изогнулась, из нее высунулся полукруглый черный край. Илья дернул его и сжал в кулаке выхваченный пленочный диск. Отшвырнул скомканную пленку и шагнул назад.
— Извините, я такой неуклюжий. Хотел поправить… К сожалению, теперь дискета вам не пригодится, поверьте, я специалист…
Гле-Гле стремительно встал из кресла, отвел руку.
— Не смейте! — я кинулась к нему.
— Глеб, не надо, — быстро остановил его Иван Петрович. — Девочка, успокойся…
Я часто дышала, загораживая Илью.
— Дело не поправишь, — подвел итог Иван Петрович, не теряя спокойствия. — М-да, ситуация… Значит, вы, молодой человек решили: не нам и не вам?
Илья поправил очки, сложил на груди руки.
— Почему же? Только не вам . И то лишь на какое-то время.
— Вы… что же? Хотите сказать, что…
— Я не исключаю, что в нужный момент запись станет достоянием интернета. Пользуйтесь тогда на здоровье…
“Тарапунька” впервые скрипнул зубами:
— Успели, значит…
— Не вы одни работаете оперативно… — сказал Илья. По-моему, с удовольствием.
— Ты ответишь, — пообещал Гле-Гле.
— За что? — удивился Илья. — За то, что, помогая вам, случайно испортил свою собственную дискету? Ладно, подавайте в суд.
— Какой подонок, — сокрушенно выговорил Гле-Гле. Его физиономия стала совсем бабьей.
Илья улыбнулся:
— Зачем вы так себя, капитан? Не огорчайтесь. У каждого бывают неудачи…
— Мало тебе, сволочи, досталось в прошлом году! — Гле-Гле быстро и густо наливался свекольной краской. Белобрысые прилизанные пряди от этого казались вовсе белыми. — Старший сержант Панкратьев может снова…
Илья не дрогнул.
— Он все еще старший сержант? Его подвиги достойны офицерского чина… Кстати, челюсть у него не болит?
Гле-Гле просительно глянул на Тарапуньку:
— Иван Петрович, может, забрать с собой и…
У меня сердце колотилось, будто тысяча бешеных горошин в погремушке. Если сейчас эти двое сунутся к Илье, буду орать, визжать, драться когтями и ногами!..
В углу у дверей осторожно кашлянули.
3
В неслышно раскрывшихся дверях стояли двое. Видимо, входить бесшумно умеют не только оперативные работники.
Одного я узнала сразу. Это был длинный рыжий Борис, который в прошлом году ездил из редакции в лагерь “Отрада”. И конечно же, это я с ним совсем недавно говорила по мобильнику!
Второго я не знала. Кругловатый и лысоватый, с улыбчивым лицом. Похожий на инженера Карасика из старинного фильма “Вратарь” (что-то мне сегодня все лезет в голову старое кино).
— Извините, — сказал Борис. — Кнопку жмем, а звонок молчит почему-то. А потом видим: дверь приоткрыта, вот и вошли…
— Кажется не вовремя, — весело продолжил речь “Карасик”. — У вас гости. Еще раз простите… — У груди он держал видеокамеру — вроде той, которой мы во Дворце снимали “Гнев отца”.
— Гости уже уходят, — в той же веселой тональности откликнулся Илья. — Мы, по-моему, исчерпали тему нашей беседы… Видите ли Юрий Юрьевич, это, так сказать, гости без приглашения. С давней службы нашего отца. Им вдруг показалось, что у папы есть дискета с какими-то важными материалами. Они так ее просили, что я дал переписать, но при этом нечаянно сломал. Вон, в дисководе…
— Ай-яй, какая неприятность, — покачал рыжей головой Борис. Юрий Юрьевич — тоже. И нацелился объективом на компьютер с опустевшей оболочкой дискеты. Потом повел камерой по комнате.
— Зачем вы нас снимаете! — взвизгнул Гле-Гле.
— Да что вы, мы не вас, — невозмутимо разъяснил Борис. — Мы снимаем интерьер квартиры Мезенцевых, а вы в нем случайно… Мы, собственно, пришли к Жене, как и договаривались. Надо взять у нее интервью для газеты и нашего канала. Женя — победительница конкурса на лучшее школьное сочинение, а мы готовим статью и передачу об итогах учебного года. Ну и вот…
— Не эту статью вы готовите! — ощетинился Гле-Гле.
— Да вам-то откуда знать? — Юрий Юрьевич навел на него объектив.
— Немедленно прекратите съемку. Выньте кассету и дайте ее сюда, — не терпящим возражений тоном потребовал Иван Петрович. Резко встал.
— С какой стати вы мне приказываете? Господин… э-э… не знаю кто.
— Сейчас узнаете… — уже знакомым жестом Иван Петрович предъявил “корочки”.
— Ну и что? — ничуть не испугался Юрий Юрьевич. — Батюшки мои! Мы ведь не в вашем ведомстве, а в гостях у детей капитана Мезенцева.
— Мы здесь по служебному делу!
— Но и мы по делу, — сказал из-за спины Юрия Юрьевича Борис. — Тоже по служебному… Есть закон о средствах массовой информации, который позволяет снимать все, кроме секретных объектов. И субъектов. Вы — секретные? Тогда не вертитесь перед объективом…