Рыжее знамя упрямства (сборник), стр. 128

Я чуть не упала с табурета.

Голос был женский. Я словно увидела пожилую, похожую на библиотекаршу Анну Григорьевну, тетеньку.

— П… простите… я, кажется ошиблась. То есть набрала случайно… Это двадцать три, семьдесят один, одиннадцать?

— Совершенно верно, вы не ошиблись. Но вы, очевидно, хотели поговорить с прежними жильцами? Они переехали, и я , к сожалению…

— Нет-нет, — я отчего-то глупо заторопилась. — Я не хотела! То есть… я сама прежний жилец. Я по привычке набрала номер, и вдруг… Я не думала, что кто-то ответит… А вы там… ремонтируете, да?

— Нет, я здесь живу. Мы переехали буквально два дня назад… Меня зовут Людмила Георгиевна. Простите, а вас?

— А меня Женя. И можно не говорить мне “вы”, мне тринадцатый год, — сказала я, потому что ощутила неожиданную симпатию к незнакомой Людмиле Георгиевне. Хотя, казалось бы, надо ощущать обратное! Ведь, судя по всему, милицейско-жилищные начальники вытряхнули нас из прежней квартиры, чтобы отдать ее этим вот новым жильцам! А разговоры о ремонте были только прикрытием!

Я не удержалась:

— Нас заставили съехать, потому что якобы ожидался ремонт. — В это “якобы” я вложила некоторую иронию.

— Женечка, вы правы! — Она продолжала говорить мне “вы”. — Но случилось много неожиданностей. В милицейском ЖКО не нашлось денег, и оно очень быстро переправило дом в ведение городского хозяйства. А в нашей старой квартире случилась беда, рухнул потолок, и нам срочно выделили вот эту жилплощадь. В аварийном порядке… Я чувствую себя крайне неловко. Получается, что мы стали невольной причиной вашего выселения…

— Что вы! У нас-то все в порядке. А вот вам придется, наверно, повозиться с ремонтом, квартира старая, — посочувствовала я…

— Боюсь, что придется. Сын уже начал хлопотать… Но все же это лучше, чем было прежде… Женечка, я могу быть вам чем-то полезна?

“Не обижайте ржавого гнома, который живет в кладовке”, — чуть не брякнула я.

— Людмила Георгиевна… могут прийти какие-нибудь письма. Вообще-то мы сделали заявку о смене адреса, но вдруг на почте забудут… Можно, я иногда буду звонить вам?

— Разумеется! Но… очень хорошо, что вы позвонили сегодня. Завтра у нас сменят номер. Этот-то ведомственный, его снимают, а мы переносим сюда свой, старый. Запишите, пожалуйста: девятнадцать, ноль три, ноль два…

— Спасибо! Я запомнила…

— И, если не трудно, оставьте свой номер. На всякий случай.

Я продиктовала. Мы очень мило попрощались, и я в течение недели наивно ждала: вдруг Людмила Георгиевна позвонит и скажет, что пришло письмо. Уже кончились каникулы, а звонка не было. И письма не было. Я не выдержала и позвонила на прежнюю квартиру снова.

Ответила не Людмила Георгиевна. Голос был недовольный, сиплый и явно мальчишкин:

— Квартира Карцевых…

— А… с Людмилой Георгиевной можно поговорить?

— Бабушки нет, она в аптеку пошла… Передать ей что-то?

— Я… дело в том, что я Женя Мезенцева. Которая раньше жила там, у вас. Я хотела узнать, нет ли письма…

— А! Понял… Письма нет. Мы бы сразу позвонили…

— Жаль. Ну ладно… — Оставалось сказать “пока” и положить трубку. Мальчишка все так же сипло проговорил:

— Женя, подожди… у меня вопрос. Меня зовут Игорь. И я нашел в кладовке, в щели под плинтусом гномика.

Я заморгала:

— Ка… кого гномика?

— Крохотного. Ну вроде тех, что бывают в киндер-сюрпризах. Наверно, это твой. Он тебе нужен?

Я не помнила никакого гномика (кроме того, что придумала в недавней сказке). Илья в юные годы, кажется собирал коллекцию игрушек из шоколадных подарочных яиц, но потом растерял, а я этим делом никогда не интересовалась.

— Игорь, пусть он живет, где жил. Может быть, это домовой, который притворился гномиком. Его переселять нельзя.

Игорь отнесся с пониманием.

— Ладно. Я его устрою поудобнее… А ты в каком классе?

— В седьмом.

— А я в шестом… Мне еще только одиннадцать…

— Дело поправимое, — утешила я. И спросила: — У тебя что, горло болит?

— Ага, — с удовольствием сказал он. — Оно не сильно болит, только припухло. Зато можно в школу не ходить, продолжение каникул.

— Повезло…

— Ага, — опять сказал он. — Только бабушка ворчит, если я спускаю ноги с кровати. Ей кажется, что из щелей дует…

И тогда я вспомнила:

— Игорь! Вы ведь будете делать ремонт?

— Наверно, придется. Ближе к весне.

— Если станете перестилать полы, посмотри, пожалуйста, в маленькой комнате: там под половицами должна быть монетка с корабликом. Желтая, тяжеленькая такая, выпущена на острове Джерси. Вот ее мне очень-очень хотелось бы обратно… Понимаешь, улетела в щель…

— Ладно, я посмотрю.

— Ну, лечись…

— Ага… до свиданья.

Я посидела рядом с телефоном. Хмыкнула: надо же, гномик… А может, не случайно? Может, счастливая примета?

Аппарат затрезвонил — как-то резко, нетерпеливо. Я вздрогнула, схватила трубку.

— Квартира Мезенцевых?

— Да!

— Семьдесят второе, почтовое. Письмо для вас, только странное какое-то. Очень приблизительный адрес, решили уточнить. Евгения Мезенцева — это у вас?

— Да! Да, это я!

— Письмо из Яхтинска…

— Да! Это мне!

— Значит, пересылаем?

— Да!.. То есть нет! Можно, я приду сама?! Прямо сейчас!

— Можно. Так оно быстрее будет. Поторопись только, мы сегодня до пяти, суббота. Успеешь?

— Да! Обязательно!

3

На часах было пять минут пятого. Я прикинула — если повезет с трамваем, доберусь за полчаса.

Наша новая квартира — в районе, который называется “Парковый”, потому что в этих же краях расположен Центральный городской парк. До школы добираться стало гораздо дальше, однако ближе до Лоськи и до Томчика. Гудки тепловозов здесь были не слышны, я по ним даже скучала. Зато — своя комната. Я об этом раньше и мечтать не смела. И дом хороший, девятиэтажный. Мы — на третьем этаже, как и прежде. Но здесь, если лень топать по ступеням, можно на лифте…

С трамваем не повезло. Где-то был не то обрыв провода, не то снежный занос. Разноцветные вагоны на рельсах стояли бесконечной вереницей. Илья говорил: “У нас как зима, так стихийное бедствие — снег. Для мэрии это каждый раз неожиданность, как в южной Италии…” Ох, чтоб она, эта мэрия с городским хозяйством, провалилась!..

К счастью, рядом с трамвайной остановкой притормозил автобус — недавно открыли коммерческий маршрут до площади Черепановых, это недалеко от нашей “Сортировки-два”. Хорошо, что у меня в кармане был железный пятирублевик! Я с разбега прыгнула в дверь.

Маршрут оказался дурацкий — с какими-то объездами и хитрыми поворотами. К тому же, на улице Гоголя мы минут на десять застряли в пробке. Я вся извелась.

Но все же я успела! На почте оказалась без пятнадцати пять.

В маленьком почтовом отделении было тепло и уютно. И все знакомо, как дома. Потому что мне приходилось бывать здесь много раз. Но в отделе доставки я никогда не была. Меня впустили в маленькую дверь. Я оказалась среди полок с пакетами, свертками, ящиками. Суровая на вид тетя сказала:

— А-а, Мезенцева… Документ-то есть?

Я обмерла. Какой документ? Свидетельство о рождении, что ли? Топать домой и ждать до понедельника?

— Я… не знала. Вы же не сказали…

— Все-то вам скажи да по полкам разложи… От кого ждешь письмо-то?

— От Паш… от Павла Капитанова.

— Получай. Чего он, Капитанов твой, такой растяпа? Номера позабыл!

— И правда растяпа! — радостно согласилась я. Потому что вместо нормального адреса было под названием города мелкими печатными буквами выведено: “Ул. Машинистов, трехэтажный кирпичный дом напротив магазина “Овощи”, кв. на третьем этаже, левая угловая дверь”. И потом уже: “Мезенцевой Евгении”. Картинка на увесистом конверте была заклеена желтым бумажным квадратом, а на нем — слова: “Уважаемые сотрудники почты! Пожалуйста, разыщите адресата, это очень важно! Спасибо!”

Нет, в самом деле растяпа, разгильдяй, пустая голова! Позабыл точный адрес, поэтому и тянул с письмом, балда несчастная!.. Еще и почтовый индекс забыл: вместо цифр 7 и 2 — нацарапаны кривые ноли!..