Рыжее знамя упрямства (сборник), стр. 101
И неправда! И никакой сырости! Просто я подумала: что скажу Пашке Капитанову? Наобещала!..
Мама поглядела строго, потом помягче.
— Вот что… корабельная душа. Позвони дяде Косте. У них с ксероксами попроще, он как-то даже помогал мне…
— Издеваешься, да? Он же в командировке.
Мама сказала, что она не такое чудовище, чтобы издеваться над собственным ребенком (пусть даже вредным и невоспитанным). Дяде Костя приехал раньше срока, сегодня утром, и звонил ей, маме.
— По делу…
Могла бы и не добавлять.
— Мама, я помчалась!
— Позвони сначала!
— Позвоню по внутреннему! Городской у них всегда занят!
Трест “Стройметалл” находился в высоченном офисе на углу проспекта Космонавтов и Пушкинской. Вестибюль там был как в министерстве (хотя в министерствах я не бывала). Проход — с вахтером и никелированными турникетами. Я на внутреннем аппарате набрала знакомый номер — 3-46.
— Дядя Костя, это Женька!.. Ну да! Я внизу! Дядечка Костя, уж-жасно важное дело! Иначе не пришла бы!.. Ага, сейчас! — Я помахала трубкой сидевшему неподалеку охраннику. Он взял трубку параллельного аппарата. Послушал, кивнул, махнул рукой: топай, мол, посетительница, пока не передумал.
Кабинет был на седьмом этаже, я доехала на быстром, прямо космическом лифте. Дядя Костя оказался один, говорил с кем-то по селектору. Показал на кресло. Я погрузилась в него, в мягкое и необъятное. Дядя Костя кончил разговор, выключил аппарат.
— Привет, Евгения. Излагай.
Я изложила. И показала книгу. Он повертел ее.
— Нет проблем. Через пару дней сделаю, позвоню. Или занесу. А теперь… рад бы поболтать, да все равно не дадут. Извини.
— Дядя Костя, я исчезаю! Спасибо!… Ой, и за подарок спасибо! Такие чудесные корабли!
— Я рад…
Недалеко от дома я встретила Лоську.
— Я заходил, а к вас заперто…
— У всех дела, Лосенок! — бодро сообщила я, потому что была в хорошем настроении.
— Женя, пойдем погуляем?
— Ну… пойдем.
Конечно, его бродячей душе хотелось в глухие переулки и на пустырь. И мы пошли. Навестили Умку. Вымахавшие за лето сорняки превратились в настоящие джунгли. Я всегда удивлялась: какое разнообразие растений в городских закоулках. Интересно, кто-нибудь пытался их всерьез изучать? Или всем кажется: мусорная трава!
Трава эта стояла — мне по плечи, а Лоське по макушку. А местами и выше. Всюду торчали серо-лиловые ежики репейника. Солнышками горели цветы осота. Перепутывались друг с другом сиреневые, бело-пушистые, желтые, пепельно-зеленые шарики-головки. Курчавились седые верхушки давно отцветшего иван-чая. И еще цвели над мелкозубчатыми листьями какие-то похожие на маленькие орхидеи цветы разных оттенков — от бледно-розовых до темно-вишневых… Мне всегда было досадно, что у большинства этих трав я не знаю названий.
Крупные ромашки под конец лета словно спохватились, что раньше цвели не в полную силу, и теперь буйной пеной захлестывали лужайки. Пахло бурьяном, пасленом и полынью (наверно, как в диких степях). На развалинах двухэтажного кирпичного особнячка росли тонкие клены и березка. Если бы меня кто-то спрашивал, я бы обязательно предложила: надо в каждом городе сделать заповедники пустырей и окраинных переулков. Чтобы здесь можно было бродить, отдыхая от нынешней суматошной жизни. На пустырях с тобой шепчутся прошлое и тишина…
Но никаких заповедников, конечно, не будет. Скоро городские власти продадут этот участок какой-нибудь фирме и та отгрохает здесь еще один бетонно-стеклянный офис.
Лоська тянул меня куда-то напрямик, не боясь ни крапивы, ни когтистого чертополоха. Мне-то в джинсах ладно, а он? Видать, кожа на нем задубела за летние месяцы.
— Лось, ты куда меня тащишь?
— Сейчас… уже недалеко.
Мы выбрались на окруженную репейной чащей лужайку. Посреди нее блестела болотистая лужица Вокруг стояла осока, а посреди лужицы торчала мохнатая кочка. Лоська поднял из травы длинный, как удилище прут. Шепнул, как заговорщик:
— Женя, смотри… — Он дотянулся до кочки, шевельнул на ней травяные плети. Из них… вот это да! Из них размашисто скакнули в воду две серо-зеленые лягушки. Плюхнулись и вплавь рванули к берегу. Скрылись в осоке.
Лоська заливисто смеялся.
— Интересно, да? Как в пруду у Тортиллы…
Я ладонью прошлась по его волосам-сосулькам. И подумала, что Лоська при его любви ко всякой живности, мажет быть, станет зоологом… Вдруг таким же знаменитым, как Даррелл?
Вспомнив о Даррелле, вспомнила, конечно и про “бэйливик Джерси”, где он создал свои зоопарк. Ну и, значит, про монетки — мысли вернулись к кораблям и книге.
— Лоська! Ты мне показал интересное. Теперь пойдем ко мне, я тебе тоже что-то покажу…
Он ведь еще не видел мою коллекцию!
3
Лоська монетами заинтересовался всерьез. Долго вертел, чуть не обнюхивал. Разглядывал сквозь стеклянный глобус. Опять сказал:
— Хорошо, что океанов больше, чем суши, верно?
Покачал одну монетку на ладони, будто пробовал на вес.
— Увесистая. Будто и правда целый фунт… Женя, а почему у английских денег такое название?
— Потому что “фунт стерлингов”. Это связано с какой-то мерой серебра.
— Но эти-то не серебряные?
— Нет. Если я правильно перевела, то они из никеля, а снаружи латунное покрытие… Но были в точности такие же из серебра, три тысячи штук. Специально для коллекционеров. А двести штук даже из золота…
— И тоже один фунт стерлингов?!
— Да это же просто так, для видимости! А продавали-то, наверно, за сумасшедшую цену…
Лоська хихикнул:
— Жень, а вдруг эти тоже золотые? Смотри, как блестят.
Я сказала поучительно:
— Не все золото, что блестит.
Он хихикнул опять:
— А давай распилим одну? Как Шура Балаганов гирю пилил…
— Лоська, до чего же ты начитанная личность! — восхитилась я. — Если бы еще не был такой обормот…
Он вдруг насупился:
— А я и не читал про это. Папа рассказывал. У него “Золотой теленок” любимая книжка была…
Он впервые сказал не “отец”, а папа. И вдруг показался мне беззащитным, как дошкольник.
— Лоська, писем больше не было?
— Не было… — Он двигал монетки по столу, как шашки по игральной доске. И вдруг сказал тихонько совсем не детские слова: — Все деньги взять бы да сжечь. И оставить только вот такие, для коллекций… Эти гады, что на мерседесе, сунули кому надо несколько тысяч баксов, и сделался невиноватый виноватым. Из-за бумажек…
Я не знала, что сказать. Стало так… будто за окнами снег пошел. К счастью, затрещал телефон.
— Лоська, извини…
Позвонил дядя Костя. Спросил, надо ли переплетать листы с копиями страниц.
— Ой, дядя Костя, я не знаю… Наверно, и без того хлопот много…
— Не много, если не нужен твердый переплет.
— Да хоть какой!
— Принято. Отбой…
На работе он всегда такой немногословный. Наверно, армейская привычка.
Когда я вернулась из прихожей, Лоська раскладывал монеты в одну линию. Глянул через плечо.
— А почему их только пять? Когда шли, ты сказала, что шесть…
Я вдруг смутилась (вот дура-то!). Покашляла и рассказала Лоське про книгу, про Пашку Капитанова. Ну и про “залог”…
Мне показалось, что он вдруг надулся. Не хватало еще “таких” проблем!
— Лось, ты чего?
— Я? — И эти его марсианские глазища. — Ничего… А чего “чего”?
И я поняла: решать надо сразу.
— Дурень! Я же ему на время дала. А тебе подарю насовсем. Выбирай любую.
Он глянул недоверчиво. На меня, на монеты, опять на меня…
— У тебя же коллекция разрушится.
— Ну и что?.. Да не разрушится она! Как разрушится, если монета будет у друга?
Вот так я впервые сказала ему, что мы друзья. Он слегка сморщился, пошевелил носом-картошкой, улыбнулся. Но сразу опять насупился:
— Тогда ты и Люке подари. А то нечестно будет. Она ведь… тоже…
Вот такая справедливая личность.
— Подарю и Люке. Только она кораблями не интересуется ни капельки.