Рыжее знамя упрямства (сборник), стр. 100
— А сам боишься?
Он опять повозился на стуле. Отвернулся к окну.
— Не боюсь, а… Если бы по правде потерял, то не боялся бы. А врать не охота…
— Вербуешь в сообщники?
Пашка Капитанов тяжело глянул сквозь очки.
— Мне показалось, ты с пониманием… Ладно, сам отнесу. Ты только не выдавай… Ну, она же правда никому не нужна!
— Мне нужна! Я за ней все лето ходила в библиотеку! Как на дежурство!
Он смотрел с откровенным удивлением. Даже рот округлил (и я видела крепкие желтоватые зубы).
— Пашка, мы оба врали, — словно сдаваясь на милость победителя, сказала я (и сама не заметила, как вслух назвала его Пашкой; и он не обратил внимания). — Ты врал про книгу, а я про то, что библиотечная активистка. Просто мне нужен этот “Фрегат”. Не меньше, чем тебе…
Он сперва насупился. Поморгал. Потом заулыбался.
— Так бы и сказала. Ты это… если хочешь, возьми и читай, сколько надо. А “Поттера” мы отдадим.
Он уже говорил “мы”. Будто и правда сообщники. Но я-то помнила честные глаза Анны Григорьевны и Анны Константиновны.
— Знаешь, это будет все же свинство. Вдруг книга понадобится кому-то еще?
“Сейчас скажет: до чего сознательная, аж тошно!”
Пашка сказал:
— Что же делать?
— Слушай, а тебе эта книга обязательно в твердой корке нужна? Как фабричная?
— Вовсе нет! Мне — лишь бы читать…
— Тогда ведь можно сделать ксерокопию! Неужели не подумал?
— Еще как подумал! Одна страница — не меньше двух рублей. А их там четыреста сорок. Я, по-твоему, кто? Владелец газовых промыслов?
— Дай книгу мне. На несколько дней. У мамы на работе есть ксерокс. Я попрошу, чтобы сделали копии тебе и мне. А книгу отнесу в библиотеку сама, если ты… если тебе не хочется.
Последних слов он будто не слышал. А про копию спросил с сомнением:
— Бесплатно сделают?
— А что такого? У них там техника могучая.
Пашка слез со стула, разгреб на подоконнике груду газет и общих тетрадей, вытащил из нее плоскую тяжелую книгу с синей коркой. На корке — белый фрегат под туго надутыми парусами. “Брамсельный ветер”, — подумала я.
— Сейчас пакет найду… — Пашка достал из-под тахты полиэтиленовый пакет с маркой магазина “Гейзер”, сунул книгу. — Вот, держи… А скоро будет готово?
— Ну… через несколько дней. Как сделают, сразу принесу, не бойся.
— А что, похоже, будто я боюсь? — усмехнулся он.
— Нет, но… Давай я оставлю тебе свой адрес. И телефон.
— Зачем? Я не думаю, что ты исчезнешь с книгой… Ты лучше скажи… это… как тебя зовут-то?
— Ой. Женя… Мезенцева. Или Женька… — (“Если ты — Пашка”, — мысленно добавила я.)
Он кивнул.
— Морская фамилия. Был такой знаменитый капитан Мезенцев.
Я про капитана Мезенцева не слыхала (если не считать папы, но он же не моряк). И сказала в ответ:
— А у тебя тем более морская, дальше некуда.
Пашка кивнул снова: мол, само собой. И спросил:
— Ты сейчас прямо туда пойдешь, где ксерокс?
— Конечно! Чего время терять!
— Это где?
— На улице Восьмого марта, у Центрального рынка.
— Надо на трамвае. Деньги-то есть?
— У меня проездной.
— Пойдем, я покажу тебе короткую дорогу к остановке…
Мы зашагали через дворы с детскими горками и сохнущим бельем, через сквер с фонтанчиком, потом вдоль железных гаражей… Пашка был мне ростом до уха, но я ничуть не чувствовала себя более высокой. Раньше, если шла куда-нибудь рядом с мальчишками-одноклассниками, мне все казалось, будто я как воспитательница продленки с младшими учениками, а сейчас рост не играл никакой роли. Потому что с Пашкой мы — я понимала это — в чем-то одинаковые. А в чем-то он обстоятельней и рассудительней, чем я.
— Ты давно интересуешься корабельными делами?
— Всю жизнь, — сказал он как о самом обычном деле. — В два года нашел кусок пенопласта, воткнул карандаш, прицепил к нему клок газеты и сказал “карапь”. Сам не помню, но родители говорят, что было так. Ну и с тех пор…
— А у меня это как когда. Волнами находит…
— Нет, на меня, как нашло один раз, так и осталось…
— В моряки собираешься?
— Наверно, в судостроительный. В штурмана с очками не возьмут. Да строить, по мне, это даже интереснее, чем курсы-галсы прокладывать… Особенно парусники.
— Слушай, ты ведь, наверно, все типы парусников знаешь?
— Все никто не знает, — солидно возразил Пашка. — Сколько их было за историю человечества… Но в основных, вроде бы, разбираюсь.
— Тогда скажи: что такое трехмачтовый галиот?
— Это как у капитана Грея, что ли? — сразу понял Пашка. Все же хорошо иметь дело с тем, кто такой же “чокнутый”, как и ты.
— Ну да!
— Почти везде написано, что таких никогда не было. Вроде бы Грин придумал этот тип так просто, от фонаря. Но в одном журнале, в старой “Науке и жизни”, я прочитал, что трехмачтовые галиоты все же были, только это очень редкий тип. Они походили на голландские флейты, но латинский парус у них был не только на бизани, но и на гроте. А над ним — прямой, грот-марсель.
“Но ведь это в точности, как на том Илюшкином костюме! — вспомнила я. — Не зря мне, значит, казалось, что это парусник Грея!” Почему-то я очень обрадовалась, хотя, казалось бы, не все ли равно теперь? Илье в этой ребячьей одежонке больше не гулять, да и мне она безнадежно мала…
А Пашка тем временем рассуждал:
— Теперь галиоты никто уже не строит. Поэтому, когда снимали “Алые паруса”, греевский “Секрет” изображала баркентина “Альфа”. Неизвестно, куда потом девали весь этот шелковый парусный комплект. А баркентину, говорят, разломали, растащили на дрова, когда состарилась. Жаль, верно?
Я кивнула. И подумала опять, что именно баркентины нет в моей монетной коллекции. И нащупала в кармане монетку с “Перси Дугласом”. Показать Пашке? Или…
— Вот что! Раз тебе не нужен мой адрес, давай я оставлю залог.
Он чуть очки с носа не уронил.
— Какой залог? Зачем? Думаешь, я тебе не верю, что ли?
— Тьфу ты, бестолковый, — не выдержала я. — Это… ну, будто игра такая… — Мне прямо из всех сил сейчас хотелось, что бы завязался у нас какой-то “парусно-таинственный” узелок. Раз уж мы “сообщники”… — Или даже не игра, а примета. Чтобы все получилось хорошо…
Он… или понял что-то, или просто решил не спорить. Сказал по-хорошему так:
— Раз примета, давай. А какой залог?
— Вот! — Я вложила монетку в его ладонь. Пашка поднес ее ближе к очкам.
— Ух ты…
— Это фрегат “Перси Дуглас” с острова Джерси.
— Я разобрал. В очках-то я вижу хорошо…
— Но имей в виду, это не насовсем. Когда отдам копию книги, ты вернешь монету.
— Как пароль в кино про пиратов, — наконец засмеялся он. Принял игру.
— Да!.. Слушай, Пашка, а ты не знаешь, что такое “бэйливик”. Смотри, тут написано… Я ни в одном словаре не нашла.
— Знаю. Это у англичан “округ”. У нас области и районы, а у них графства и округи. Джерси — округ в Нормандском герцогстве.
Как все просто оказалось!
— Надо же! Какой-то округ, а свои деньги выпускает!.. У меня еще несколько монеток оттуда есть, с другими судами. Если хочешь, потом покажу.
Пашка поправил очки и сказал тоном, почему-то похожим на Лоськин:
— Да, я хочу.
2
Увы, я напрасно думала, что мама разделит со мной мою радость и энтузиазм. Казалось бы, отчего не помочь родной и любимой дочери заполучить копию с книги, которую она (любимая дочь то есть) раздобыла с таким трудом? Но мама сказала, что я спятила. Она, мама, на работе рвется на части. У нее масса нерешенных проблем. А с ксероксами полный завал. Один вышел из строя, два других заняты с утра до вечера. И кто будет тратить уйму времени и сил ради фантазий посторонней девчонки!.. Ну, может быть, если выберется время… и не сразу, а частями… в течение месяца, скажем…
— И, пожалуйста, не набухай! Что за мода! Взрослая девица, а чуть что — сырость на ресницах…