Не плачь, проститутка, стр. 1
Сергей Кузьмин
НЕ ПЛАЧЬ, ПРОСТИТУТКА
Роман
От автора
Здравствуйте, дорогие мои читатели. С большим сожалением вынужден вам сообщить, что в современной России не нашлось ни одного издательства, согласившегося выпустить мой новый роман без купюр. Помня о вас, я принял решение выложить полную, не оскоплённую цензурой версию своего произведения в открытый доступ на абсолютно безвозмездной основе. В ней очень много сцен насилия и жёсткой эротики, поэтому её категорически запрещается читать лицам моложе восемнадцати лет, а также людям со слабой нервной системой.
Желаю приятного чтения, с любовью и уважением,
Сергей Кузьмин
Всем, не встроенным в общество, посвящается.
* * *
Лёгкий покалывающий ветерок неспешно струился вокруг осунувшихся бодылястых ветвей жиденькой берёзовой рощи, нежно трепал единичные листья, сгнившие, но отчего-то не опавшие, с едва уловимым шумом разрезался о низкие тоненькие бастылы кленовых зарослей, угрюмо щетинившихся в основаниях корявых стволов, чуть всколыхивал кубический купол тентованного КамАЗа, воровато притаившегося среди оголившихся деревьев. В нескольких метрах от грузовика, растворяясь в синеватой мгле утренних сумерек, на корточках сидела Людка. Смачно затягиваясь сигаретой и с присвистом выпуская в стылую атмосферу поздней осени обильные клубы смеси дыма и пара, она дожидалась Ольгу, в этот момент усердно нанизывающую свой рот на маленький искривлённый член водителя в спальнике автомобиля.
— Ой-ой-ой, только не останавливайся, только не вынимай изо рта… — сипловато стонал мужик.
«Наконец-то кончает, ублюдок поганый», — подумала Ольга, превозмогая наполняющую губы боль. Солёная вонючая струя горячим сверлом вбуравилась ей в горло; чуть поперхнувшись вначале, она мужественно дожидалась, когда выйдет последняя капля опротивевшего вещества. Затем тут же ловким отработанным движением открыла дверь кабины и сплюнула, звонко отхаркнув.
— Что, схватила мозгов, — весело спросила Людка, щелчком выбрасывая окурок, и прозрачная тьма осеннего утра скрыла её ехидную ухмылку.
Не ответив ей, Ольга обратилась к водителю:
— На чай не дадите? — спросила она коротко, но деликатно.
— Чего, чего, — взревел вдруг мужик, показавшийся ей поначалу полусонным и умиротворённым. — Ну-ка брысь отсюда, пробл*дь поганая, на чай ей подавай, сластница, бл*, я тебе сейчас дам на чай, бл*, зае*ёшься нести, *баная курва.
Он неуклюже, по-бабски занёс над головой Ольги пухлый кулак. Та стремительно выпрыгнула из кабины, едва не подвернув ногу. Шустро вскочившая Людка подбежала и схватила её за плечо, запоздало пытаясь предотвратить падение.
— Вот жмотяра попался, — сочувственно произнесла Людка, когда они впопыхах удалялись от машины.
— Дай закурить, — нервно сказала Ольга, уклоняясь от обсуждения психологических качеств своего последнего клиента.
— Ну ничего, ты сегодня и так нормально приподняла, — отметила Людка, протягивая мятую пачку. Ольга молча закурила, глубоко вдохнув горьковатый дым. — А я так себе, — продолжила Людка, — впритык на прокорм да гаду на палёнку.
Гадом Людка называла своего мужа Борьку, беспробудно пьющего и регулярно избивающего её, пребываючи во хмелю.
Иней седыми узорами расстелился по мёрзлой пожухлой траве, звёзды лениво разбредались с осторожно светлеющего экрана неба, на горизонте засочилась, сияя багровым отблеском, тоненькая нить рассвета. Подруги шагали по извилистому неукатанному просёлку, пролегающему через обширную приречную пойму. Девичьи ноги, обутые что у той, что у другой в дешёвые китайские бурки, размеренно вплетали косички следов в белёсый налёт, застилающий поверхность дороги.
— Какие же мы дуры, когда влюбляемся, — грустно размышляла вслух Людка. — Овцы, бл*, самые натуральные овцы. Помню, когда только начала встречаться со своим, у меня от одного его вида дыхание перехватывало, в кишках всё застывало, а сейчас — рвала бы его и рвала, в клочья бы порвала, в пыль, в песок перетёрла, в мусор, — Людка принялась карябать перед собой воздух, жестами передавая свою ненависть к мужу.
«Ты всегда дура, а не только когда влюбляешься, — усмехнулась про себя Ольга, — кишки у неё застывали, надо же», — она едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.
Впереди, за дымчатой вуалью тумана громоздились волнистые контуры старого смешанного леса. Светало. Пойма постепенно насыщалась розоватым свечением, неотвратимо замещающим угрюмый мрак ноябрьской ночи.
— Твой-то как там, жив-здоров? — спросила Людка, прекратив виртуальные измывательства над супругом.
— Да ничего вроде, позавчера звонил, опять посылку просит, — неохотно ответила Ольга.
— Пошлёшь?
— Пошлю…
— А сколько ему ещё, — вяло поинтересовалась Людка, как интересуются обычно люди, заранее зная ответ.
— Почти девять… Говорит, есть небольшой шанс на УДО, но вряд ли.
— Почему?
— А, — Ольга обречённо махнула рукой.
— С другой стороны, одной даже лучше, — соорудила нехитрое умозаключение Людка. — Вот мой гад сейчас заедет мне по роже, заберёт приподнятые гроши и поплетётся набивать тезево своё ненасытное палёной отравой. Ты хотя бы от этого избавлена, — добавила она с лёгкой завистью.
Ольга промолчала, ей не хотелось разговаривать, хотелось скорее дойти до дома и лечь спать. Приближались к лесу, выглядевшему как дремлющий уставший пижон. Золотистая с изящными вкраплениями багряных всполохов листва величаво разливалась покатыми объёмистыми бурунами. Она словно нежилась в тумане, рассыпающемся мраморной пудрой по пышным, но угасающим кронам. Остывшие ветви деревьев грустно поскрипывали, нарушая утреннюю тишь.
— Свекровь, что ль, опять обосралась, — злобно предположила Людка, продолжая жаловаться на своё житьё-бытьё. До чего же зае*ла меня эта е*аная кабаниха, и ведь не подыхает, наоборот — всё толстеет и толстеет, по кровати расползлась как шмат сала, уж складки жира, бл*, чуть ли не до полу свисают.
— Кормишь хорошо, — улыбнулась Ольга, развеселившись от Людкиного описания.
— Веришь-нет, — Людка выпучила и без того выпученные из-за начинающейся базедовой болезни глаза, — жрёт всё подряд, метёт под чистую, что ни дай, ну и обсирается постоянно, а я — обмывай её да обтирай… А запах-то у говна какой терпкий, аж ноздри щиплет, будто от газировки. Слышу — мычать начала, ну всё — значит, обкакалась свекровушка любимая, вперёд, Люда, надевай противогаз.
Ольга рассмеялась — звонко, заливисто. Вслед за ней расхохоталась и Людка. Девичий смех бесцеремонно разогнал бархатистый покой, мягко окутывающий ленивую осеннюю природу.
— И ведь три инсульта уже было, три, — вымолвила Людка, вздрагивая в смешливых конвульсиях и показывая Ольге три коротких толстеньких пальца.
По лесу идти стало труднее, ноги по щиколотку утопали в вязком буром месиве из опавшей листвы, густым покровом размазанном меж кустов и деревьев. Внутри лес был не таким нарядным и броским, каким смотрелся снаружи. Сморщенные грязноватые листья мятыми жёлтыми лоскутами свисали со скрюченных, узловатых, как старушечьи пальцы, ветвей. Серые, с дряхлой облупившейся корой деревья понуро стояли толпой горемык, заслоняя деревянными чреслами нежное сияние молодого рассвета.
Ольга отломила маленький прутик, подержала его в руке, ощущая холодную склизь, и выбросила. Веселье, вызванное болтовнёй Людки, скоропостижно улетучилось; это давно стало нормой для её монотонно угнетаемой психики. «До чего же всё надоело, — думала она. — Надоело, надоело, надоело. Шоферюги эти, смердящие соляркой и потом, ежедневные трёхкилометровые походы на трассу, деревня с насмешливыми и злобливыми взглядами жителей, да и жизнь сама надоела».
— Ты своему посылку когда будешь собирать? — спросила Людка, сглатывая последние трепетания смеха.
— Не знаю, сегодня, может, — ответила Ольга после паузы, задумчиво и отрешённо. — А что?
— Да магазин вчера открылся вроде бы, ревизия кончилась, можно смело идти и затариваться. Завезли, говорят, полно всякого.
— Сходить надо, — сказала Ольга всё так же отрешённо.
— Я тоже пойду, — бодро подхватила Людка, — Иришке конфет хоть купить да фруктов хоть каких что ли, а то зубы у неё в хлам погнили, аж чёрные стали.
— Так они же у неё молочные, всё равно выпадать, — холодно, как на автомате, выговорила Ольга.
— Ну и что, что выпадать, по-твоему, у моей дочки