Рауль, или Искатель приключений. Книга 1, стр. 57

– Он меня услышит, не сомневайтесь в этом, кавалер!..

Говоря таким образом, Николас Бенуа вынул из кармана хронометр величиной в пятифранковую монету и толщиной в три пальца. Он посмотрел на циферблат, потом сказал:

– Кавалер, имею честь заметить вам, что уже поздно; обед будет скоро готов, а вы знаете, что подогретые кушанья теряют три четверти своего достоинства…

– Я готов следовать за вами, месье Бенуа.

– В таком случае, отправимся в путь, если вам угодно!..

– Сию минуту.

Рауль надел шляпу и, обернувшись к слуге, который, стоя возле дверей, слышал весь разговор, сказал:

– Жак, ты не забудешь моих приказаний, не правда ли?

– Будьте спокойны, кавалер.

– Ни под каким предлогом, не выходи из этой комнаты…

– Если загорится дом, и тогда не выйду, – отвечал Жак. – Сгорю здесь, а не оставлю чемодана, который вы поручили мне.

– Хорошо. Держи ухо востро, глаза настороже, руку на пистолете…

– Слушаю, кавалер.

– Наконец старательно задвинь засовы сразу, как я уйду, и отвори дверь только тогда, как я три раза произнесу свое имя и когда ты уверишься, что узнал мой голос.

Жак поклонился, и Бенуа вышел из комнаты с Раулем де ла Транблэ. Оба сели в портшез, который ждал их перед гостиницей.

– На улицу Грента, в магазин под вывеской «Серебряный Баран», сказал Бенуа, который прежде, чем сел возле Рауля, отдал несколько приказаний носильщикам.

Портшез двинулся, старичок возобновил разговор.

– Я знаю, кавалер, как нельзя лучше, что общество такого ничтожного негоцианта, как я, не может быть слишком приятно для такого дворянина, как вы.

Рауль хотел было возразить, но Бенуа не дал ему времени и продолжал:

– Да, кавалер, я знаю это, и то, что вы могли бы мне сказать из вежливости и благосклонности, не убедит меня в противном! Поэтому я постарался сделать насколько возможно приличный выбор моих сегодняшних гостей.

– Клянусь вам, месье Бенуа, что мне было бы совершенно достаточно вашего общества:

– Вы так не думаете, кавалер.

– Думаю, уверяю вас!

– Не верю и продолжаю: кроме моей племянницы, с которой я уже говорил и которая скорее похожа на герцогиню, чем на мещанку, и моего друга майора, у меня еще будет молодой вельможа, человек очень любезный и с большими связями. Уже около трехсот лет Бенуа пользуются покровительством виконтов де Сильвера. Вы, без сомнения, знаете, хотя бы понаслышке, этого молодого вельможу, виконта Ролана де Сильвера. Он человек очень знатный…

Рауль никогда не слыхал этого имени, однако счел себя обязанным отвечать:

– Да, да, Сильвера… Знатные дворяне!.. Я слыхал о них раз сто… по крайней мере.

– Виконт Ролан ужасно богат, – продолжал Бенуа, – и во многих случаях его высочество регент удостаивал его особенными отличиями… Советую вам сойтись с ним как можно короче, поверьте, вы много выиграете от этого; он окажет вам большие услуги, этот вельможа любит оказывать услуги и может легко это делать.

– Он моих лет? – спросил Рауль.

– Не совсем, ему около тридцати лет, но на вид не более двадцати пяти, да и характером он очень молод.

– Я непременно воспользуюсь вашими превосходными советами, – сказал кавалер.

– И хорошо сделаете!

– А о вашем друге майоре вы мне не сказали ничего… Что это за человек?..

– Настоящий дворянин, храбрый воин и сверх того славный малый! Увидите сами… Танкред д'Эстаньяк гасконец только по имени и по произношению, от которого он никак не мог отвыкнуть. А впрочем, он – олицетворенное чистосердечие, благородство и правдивость. О! я отдаю дружбу мою только таким людям, насчет которых нельзя сказать ни словечка!

В эту минуту портшез остановился. Бенуа выглянул на улицу.

– Вот мы и дома! – сказал он. – Ваш разговор так очаровал меня, кавалер, что мне казалось, будто мы только что отправились…

Рауль и Бенуа вышли из портшеза, последний заплатил и отпустил носильщиков. Не вводя еще кавалера в лавку, дверь которой была полуотперта, Бенуа поднял руку, указал молодому человеку на вывеску, написанную только вчера, и вскричал:

– Это эмблема моего магазина, эта старая вывеска, известная и уважаемая во всем Париже, гордится честью, которую вы, кавалер, оказываете ей сегодня, и благодарит вас моим голосом.

Не ожидая ответа, Бенуа повел Рауля в дом. В магазине было темно. В полусвете виднелись прилавки, загроможденные товарами, и симметрично разложенные тюки.

– Кавалер, – сказал Бенуа, проходя через магазин, – тут достанет сукна, чтобы одеть десять таких рот, как та, которой вы скоро будете командовать; надеюсь, что вы вспомните обо мне, когда вам понадобится экипировка ваших солдат… У меня есть богатый ассортимент синих сукон самого высокого сорта.

– Заранее покупаю, – отвечал Рауль, смеясь.

Они прошли в комнату за лавкой, превратившуюся, как мы уже знаем, в столовую. По искусному контрасту эта комната была освещена истинно великолепным образом. Четыре канделябра с множеством восковых свеч проливали ослепительный блеск на стол, накрытый голландской камчатной скатертью и уставленный серебром и хрусталем. Этот яркий блеск выказывал изящество и роскошь столового сервиза. Рауль был ослеплен.

В ту минуту, как он раскрывал рот, чтобы сделать комплимент Бенуа, он заметил Эмроду и уставился на нее с очевидным восторгом. Увидев внимание Рауля, девушка приятно ему улыбнулась и сделала самый скромный и грациозный поклон.

– Кавалер, – сказал Бенуа, взяв Эмроду за руку, – честь имею представить вам мою племянницу… Я вас предупреждал, что она прехорошенькая. Судите сами, обманул ли я вас…

– Ах, любезный хозяин! – воскликнул Рауль. – Вы сказали мне очень мало!.. Ваша племянница не простая смертная… это нимфа, это божество!..

Бенуа расхохотался мифологическому восторгу молодого человека.

– Эта милая малютка – моя единственная наследница, – сказал он, – так как я навсегда остаюсь холостяком. Со временем, у ней будет двадцать тысяч ливров годового дохода, понемножку накопленных ее старым дядей от продажи шерстяных материй и сукон; и, право, тот, кто сделается ее мужем, может похвалиться, что сделал недурное дельце…

Бенуа потер руки. Эмрода потупила свои большие глаза. Рауль принялся размышлять. Ему казалось ясно, как день, что старый купец некоторым образом как будто предлагает ему руку своей хорошенькой племянницы и двадцать тысяч годового дохода, которые она со временем получит в наследство. Рауль не считал себя настолько знатным дворянином, чтобы отказаться от такого выгодного брака. Он взял за руку Бенуа и выразительно пожал ее.

– Дитя мое, – спросил купец свою мнимую племянницу, – майор еще не приезжал?

– Нет еще, милый дядюшка.

– А виконт?

– Тоже не приехал…

– Эти господа вечно опаздывают… К счастью, обед еще не подан.

В эту самую минуту постучали в наружную дверь, и через минуту два новых лица вошли в комнату.

Это были блестящий вельможа Ролан де Сильвера и с ним достойный майор Танкред д'Эстаньяк.

XVII. Обед Бенуа

Майор и виконт были одеты с чрезвычайной роскошью.

Майор был в грациозной и кокетливой форме Королевско-Шампанского полка, в кафтане из красного сукна с золотым позументом, в жилете, обшитом точно таким же образом, в белых панталонах, шелковых чулках и башмаках с пряжками. Шпага билась у него по ногам. Шляпа с широким золотым позументом и белой кокардой была надета набекрень на напудренном парике. Черные, закрученные кверху усы придавали ему воинственный вид.

Костюм Ролана де Сильверы в полном смысле слова ослеплял глаза. Гродетуровый кафтан фиолетового цвета, очевидно, вышел из рук самого знаменитого портного. Тонкая вышивка подчеркивала жилет из белого муара. Ничто не могло сравниться с великолепием его кружев и манжет. На безымянном пальце левой руки у него был солитер, который должен был стоить, по крайней мере, сто тысяч ливров, если только действительно принадлежал к неподдельным сокровищам Голконды. Каждое движение головы окружало его душистым облаком самой лучшей пудры. Наконец от него пахло мускусом и амброй необыкновенно тонкого и самого аристократического благоухания 1. Словом, военный и вельможа, майор и виконт – оба производили впечатление людей хорошего тона, и Раулю, который, впрочем, и не мог иметь ни малейшего подозрения, было очень извинительно обмануться искусной комедией, разыгранной этими ловкими плутами.

вернуться

1

Мы знаем как нельзя лучше, что ничто не может быть менее аристократично, чем духи, о которых идет речь; но в ту эпоху, когда происходили рассказываемые нами события, душились до крайних пределов возможности.