Убийца с крестом, стр. 63
– Джек, ты не представляешь, что за гнусное место. Крыша течет, потолок вот-вот обвалится, зато картины в гостиной, наверное, стоят целое состояние. У этого типа две девицы. Две! Хотя и одной хватит, чтобы отдать концы. Какой-то англичанин, кинорежиссер. Ридли... Ридли...
– Ридли Уимс? Это дом Ридли Уимса? – Замора отступил назад и с интересом уставился на постройку.
Ляйтель пытался рассмотреть Замору в тусклом свете, потом вопросительно взглянул на Голда. Голд пожал плечами.
– Он актер. Но с ним все в порядке. Что здесь произошло?
– В общем, этот Уимс на две недели уезжал в Мексику, в Пуэрто-Вальярту, со своими девицами. Возвращались поздно вечером, по пути из аэропорта прихватив двух ротвейлеров из собачьего пансионата, куда их отдавали на время отъезда. Знаешь, этакая конура с круглосуточным обслуживанием. В общем, были бы деньги. Так вот, они приезжают, и Уимс выпускает псов со двора. Дескать, он всегда дает им побегать на воле. Особенно после того, как мы две недели просидели на привязи. А эти голубчики тем временем ловят кайф, занимаются своими непотребствами, в общем, веселятся как могут. Конечно, не без кокаина. И в самый интересный момент в комнату с диким лаем вбегают псы, явно что-то друг у друга отнимая. Этакие резвящиеся щенки. Одна из девиц поднимается, идет их разнимать. Псы бросают игрушку и убегают, а девица берет салфетку, чтобы убрать за ними. И тут до нее доходит, что у нее в руках – женская грудь! С девицей, понятное дело, истерика, весь обед мексиканской авиакомпании оказывается на ковре. Ее в полной отключке тащат в ванную. Вторая девица пытается привести ее в чувство. Можете представить, какой кайф это фотографировать.
– Тело нашли?
– А то нет! Мы здесь все, к чертям, облазили. А этот подонок еще и порезвился власть. Мало того, что отрезал грудь. Впечатление такое, что он жертву просто освежевал. Лица, считай, нет, сплошное месиво. Он мог запросто искупаться в ее крови.
– Кто эта женщина?
– Проститутка. Уличная кличка – Хани Дью Меллон. Настоящее имя – Тэлия Мэ Робинсон. Негритянка. Двадцати семи лет. В сентябре стукнуло бы двадцать восемь.
– Мог это сделать ее сутенер?
Ляйтель покачал головой.
– Ни в коем случае. Видел бы тело – не спрашивал. Сутенер себе такого никогда бы не позволил, даже собирайся он ее прикончить. Они слишком уважительно относятся к товару. А здесь просто какое-то безумие. У малого явно с мозгами не все в порядке. И он определенно добился, чего хотел.
Голд переступил с ноги на ноту.
– Когда ее убили?
– Приблизительно вчера вечером, как сказал сотрудник медэкспертизы. После того как сделают анализ, ответят точнее.
Дверь со стуком отворилась, и низенький, толстый, лысоватый человек шагнул в патио.
– Джек!
– Привет, Лу! Шон, это Луи Лиггет. Они с Сэмом работают...
– Пятнадцать лет.
– Пятнадцать лет. Лиггета и Ляйтеля знает весь город. Звучит, как название модной фирмы.
Мужчины фыркнули. Лиггет спросил Ляйтеля.
– Показывал ему труп?
– Еще нет.
– Пошли, – обернулся Лиггет к Голду. – Увидите нечто любопытное.
Ляйтель повел их той же дорогой назад, вверх по холму, светя сильным карманным фонарем. На полпути Лиггет свернул на боковую тропинку. Все начали спускаться, огибая холм. Там, далеко внизу, на автостраде Сан-Диего, виднелась тонкая цепочка ярких огней, редкие машины с включенными фарами беззвучно проносились по трассе, как мыльные пузыри. Вертолет, висевший над холмом, внезапно пошел прямо на них, наполнив воздух вонью и грохотом, приминая вокруг траву.
– Чертова задница, – заорал Лиггет на вертолет, угрожающе сжав кулаки, – проваливай отсюда! – Он обернулся к Голду: – Ненавижу эту вонючку!
Вертолет направил на них прожектор. Они стояли окутанные бледной фосфоресцирующей дымкой, одежда хлопала на ветру, воротники прилипли к лицам.
– Пошел вон, зараза! – Лиггет погрозил вертолету. – Сгинь!
Вертолет сделал крутой вираж и завис над поляной, футах в пятидесяти от них. Прожектор шарил по траве.
– Боже! – воскликнул Замора. – Совсем как во Вьетнаме!
Лиггет повернул голову.
– Ты что, был во Вьетнаме?
– Нет, – ответил Замора, – но я семь раз смотрел «Взвод», очень похоже.
Лиггет глянул на Голда, который понимающе кивал и улыбнулся в темноте.
Тропинка круто обрывалась вниз, к огромным голым валунам; на них-то и был направлен прожектор. Четверо мужчин начали спускаться, скользя, оступаясь и тихо матерясь себе под нос.
– Староват я для этого, – задыхаясь, пробурчал Голд. – Я всего лишь городской полицейский.
– Вот мы и пришли. – Лиггет направил фонарь на каменную глыбу, выступавшую из скалы. На ней красным были груба намалеваны два креста. Мужчины молча смотрели на камень.
– Это кровь? – наконец спросил Замора.
– Да нет, – протянул Голд.
– Малый, видно, хочет громко заявить о себе, – заметил Лиггет. – Он весьма честолюбив.
– По крайней мере, это единственно возможный убийца, – добавил Ляйтель.
Голд взглянул на него.
– Он пока не уничтожил ни одного еврея.
– Пока что.
Четверо полицейских стояли, уставясь на камень.
– Может, это подделка? – предположил Лиггет.
– Возможно, – отозвался Голд.
– Но ты так не думаешь?
Голд помотал головой, не отводя взгляда от крестов.
Лиггет почесал задницу.
– То-то Гунц будет в восторге!
Все нервно рассмеялись.
Вернувшись, к машине, Голд открыл дверцу и облокотился о крышу.
– Придется ехать в Паркер. Иди тут что-нибудь пойми, когда сам черт не разберет.
Замора был чем-то озабочен и взволнован.
– Джек, погоди чуть-чуть. – Он открыл багажник и вытащил оттуда плоский почтовый конверт. – Сейчас приду. – С этими словами, быстро пройдя между полицейскими машинами, он исчез на тропинке. Через несколько минут появился, смущенно улыбаясь.
– Черт возьми, что ты там делал?
– О Господи, Джек! Ведь там живет Ридли Уимс! – Замора слегка запыхался.
– Ну? И что ты ему отнес?
Замора ответил со смешком:
– Джек, так было надо! Я оставил свою фотографию и краткую анкету.
4.07 утра
Анна Штейнер неспешно ссыпала лук-шалот, тимьян и помидоры с разделочной доски в большой, видавший виды котел; покончив с этим, убавила огонь. Она сняла с плиты неглубокую кастрюлю с заранее сваренными капустными листьями, которые до поры лежали в теплой воде, и поставила ее на рабочий стол поближе к внушительному блюду начинки: мясной фарш, рис, рубленый лук и петрушка. Вытащила нежный лист и, орудуя мягкими ловкими пальцами, принялась заворачивать начинку, загибая уголки спорыми движениями маленьких узловатых рук. Это была небольшая седоволосая женщина чуть за шестьдесят, с добрыми голубыми глазами, отличавшаяся цепким умом; на запястье левой руки темнел несмываемый номер – В-27372. Татуировку сделали в Дахау, куда она попала тринадцати лет. Она едва ли думала о том времени, но недавно к ней вновь вернулись ночные кошмары. Даже не кошмары. Скорее – ожившая память. Но что может быть кошмарнее памяти. Последний раз это случилось прошлой ночью. Она кричала во сне и от этого проснулась. Повернулась к Сэмюэлю, но его не оказалось рядом. Она села в постели и через мгновение вспомнила, что Сэмюэль уехал в Седарс-Синай за результатами последних анализов. Чтобы узнать, будут ли ему ампутировать ногу. «Бог мой! – Она представила, как Сэмюэль произносил это, склонив куполообразную голову. – Как много горя приходится на одну жизнь!»
Анна Штейнер разложила нафаршированные голубцы по кастрюлям, щедро полив их соусом из чугунного котла, поставила в духовку, отрегулировала температуру; выпрямилась, вытерла руки. Потом налила, себе чаю и присела, прислонившись к буфету, глядя в большое окно витрины, по которому буквы шли в обратном порядке, что с улицы должно было читаться «Вест-Пик, кафе Штейнер». Понемногу начало светать, и на мгновение Анне почудилось неясное движение снаружи. Она прошла через небольшой зал на шесть столов и припала к темному стеклу. Стояла тишина. Улица была пустынна. Тем не менее ее охватило какое-то дурное предчувствие, очень схожее с недавним ночным кошмаром.