Стихи. Сказки. Басни. Пьесы, стр. 56

Сорока-наушница

Сорока запросто к Орлу домой ходила
(Что уж само собой довольно странно было,
Хотя не нам судить
О том, как жить орлам, с кем дружбу им водить,
Но в данном случае Сорока та была
Подругой юности сестры жены Орла…).
Орёл, что в облаках над прочими парил
И в силу этого от жизни оторвался,
По прихоти жены с Сорокою общался,
Ей лично лапку жал и с нею говорил.
Сорока верещит. Сорока в курсе дел:
Тот — свил себе гнездо, а этот — улетел…
Орёл в два уха слушает Сороку,
А у неё любое лыко в строку:
«Я слышала на днях, как Соловей поёт.
Подумать только, с кем концерты он даёт:
Как ночью на пруду заквакают лягушки,
Он начинает вторить им с опушки…» —
«Ну, а Скворец?» —
«Ах, это ли певец!
Сказать по совести, он только то и знает,
Что каждую весну скворечники меняет…» —
«Что скажешь про Дрозда?» —
«Признаюсь, не тая,
Как осень, так глядит в заморские края…»
Сорока верещит без всякого стесненья —
Орёл о птицах формирует мненье…
Иной, что мнит себя на должности Орлом,
Таких наушниц держит под крылом!

Тихий водоём

Летела к югу стая диких уток.
Устав махать натруженным крылом,
Одна из них к исходу третьих суток
Отбилась от своих и села за селом.
К ней подплыла домашних уток стая —
Сородичи по пуху и перу:
«Останься здесь! Придёшься ко двору!
Мы тут, как видишь, сыты, не летая!
Спокойно мы живём:
Нас не пугают выстрелы с болота —
Весной и осенью утиная охота
Обходит этот водоём…» —
«Чуток передохну, — им Кряква отвечала, —
Но насовсем остаться не могу:
Мне, перелётной птице, не пристало
Сидеть безвылетно на вашем берегу!..»
Вот день прошёл… Пошли вторые сутки…
Прошла неделя… Месяц… Минул год…
Как изменился нрав у нашей дикой утки:
Среди домашних до сих пор живет!
Она со всеми сыта у корыта, —
Что ей теперь озёра и леса?!
И среди прочих тем лишь знаменита,
Что изредка глядит на небеса…

Когда везёт

Всех по дороге обгоняя,
Неслась машина легковая.
И тот, кто за рулём сидел,
На всех людей, пешком идущих
И на колёсах отстающих,
С пренебрежением глядел.
Но с ним в пути беда случилась:
Машина вдруг остановилась!
И тот, кто за рулём сидел,
Теперь уж на людей идущих
И даже на волах ползущих
С печальной завистью глядел.
Он над мотором неисправным
Капот бесцельно поднимал, —
По существу и в самом главном
Он ничего не понимал…
Тот, кто без знаний и уменья
Стремится вырваться вперёд,
Не так ли полон самомненья
В тот миг, когда ему… везёт?!

Шарик-Бобик

У ресторана «Горная вершина»,
Где ждут курортников и шашлыки и вина,
С утра до вечера крутился тихий Пёс.
Всем посетителям равно хвостом виляя,
На трезвых не рыча, на пьяного не лая,
Он повседневно здесь своё дежурство нёс.
Пёс откликался на любую кличку,
И это у него вошло в привычку:
Окликнут Шариком — он вмиг хвостом вильнёт.
«Эй, Бобик!» — он уже к чужой коленке льнёт,
А сам глядит в глаза — глядит и не моргнёт!
«А ну, Дружок! Поди сюда, собачка!» —
Собачка тут как тут — и ей уже подачка:
Кидает чья-нибудь рука
То косточку от шашлыка
С кусочком сладкого, поджаренного жира,
То птичье крылышко, то просто ломтик сыра…
Нет, хлеба не искал курортный этот пёс —
От хлебного куска он воротил свой нос…
Его собратья сторожат жилища,
На складах тявкают, врага по следу ищут —
Несут служебный долг, гордясь своим постом,
А этому милее кров и пища,
Добытые глазами и хвостом…
Любых мастей и видов тунеядцы!
Ведь это вы попали в басню, братцы!

Две подруги

«Красиво ты живёшь,
Любезная сестрица! —
Сказала с завистью в гостях у Крысы Мышь. —
На чём ты ешь и пьёшь,
На чём сидишь,
Куда ни глянешь — всё из-за границы!» —
«Ах, если б, душенька, ты знала, —
Со вздохом Крыса отвечала, —
Я вечно что-нибудь ищу!
Я день-деньской в бегах за заграничным —
Всё наше кажется мне серым и обычным,
Я лишь заморское к себе в нору тащу:
Вот волос из турецкого дивана!
Вот лоскуток персидского ковра!
А этот нежный пух достали мне вчера —
Он африканский. Он от Пеликана!» —
«А что ты ешь? — спросила Крысу Мышь. —
Есть то, что мы едим, тебе ведь не пристало!» —
«Ах, душенька! — ей Крыса отвечала. —
Тут на меня ничем не угодишь!
Вот разве только хлеб я ем и сало!..»
Мы знаем, есть ещё семейки,
Где наше хают и бранят,
Где с умилением глядят
На заграничные наклейки…
А сало… русское едят!

Арбуз

Арбуз, что из земли тянул нещадно соки,
Что более других лежал на солнцёпеке
И вырос до такой величины,
Что все другие кавуны
С ним оказались не равны,
Перед собратьями своими возгордился:
«Я тяжелее всех, каков же я на вкус?!
Всяк скажет про меня: «Арбуз так уж арбуз!..»
Так до тех пор он хвастал и кичился,
Пока в хозяйских вдруг руках не очутился.
А как попал под нож,
То оказался уж не так хорош.
Что толку, что велик? Велик, да толстокож!
На цвет? Да как сказать, не бел, но и не красен.
На вкус — трава травой…
Смысл этой басни ясен:
Иной, глядишь, и говорит пестро,
Осанка хоть куда, так важно носит пузо,
А ковырни его да загляни в нутро —
Оно как у того Арбуза!