Способен на все, стр. 54

– А ты готова смириться с неизбежным?

– А ты как думаешь?

– Что ты еще не сдалась. – Бретт вздохнул. – Но не надо обманываться насчет мамы и Элеоноры. Если бы ты им не понравилась, они бы не стали ни с чем мириться.

– Они общались со мной от силы часа два. Как они могли так быстро составить обо мне мнение?

– Иногда хватает и часа, чтобы понять, с кем имеешь дело. И хотя маме нравится делать вид, что я никогда о тебе не говорил, на самом деле я говорил. И еще я много им рассказал о тебе, когда позвонил предупредить, что приеду не один.

– Ты хочешь сказать, что говорил им обо мне раньше?

– Ты была мне другом, Клер. Да, я говорил о тебе.

– Не могу представить, о чем ты мог говорить.

– Что ты в компьютерах разбираешься не хуже меня. О чем еще?

– Ах это. – Почему-то Клер испытала разочарование. Он не говорил о ней как о женщине, но что он мог о ней рассказать? «Мама, у меня есть подружка с рыжими лохмами и абсолютно безвкусная в плане одежды, и ей нравится проводить свободное время, навещая стариков». Вряд ли бы он счел нужным рассказывать об этом.

– Я говорил, что ты чертовски сексуальна, и удивлялся, что ты ни с кем не встречаешься.

– Я была слишком занята.

– Тебе просто никто не нравился. Кроме меня, – ехидно заметил Бретт.

– Ну и что с того? Это не значит, что я не смогу прожить жизнь без тебя.

– Ты в этом так уверена?

Честный ответ привел бы к более глубоким выводам, и поэтому Клер упрямо поджала губы.

Бретта это нисколько не смутило. Он просто довольно усмехнулся. Клер стало не по себе.

– Именно так я и думал, – заключил Бретт.

– Не задирай нос. Ты еще не на коне. И твоих родных удар хватит, если они узнают, что ты собрался жениться на женщине, отец которой совершил самоубийство, чтобы уйти от проблем, а мать спилась примерно по той же причине.

– Они уже об этом знают, и ничего.

Глава 20

У Клер перестало биться сердце.

– Ты рассказал им о моих родителях?

– Нет. И я никогда не расскажу, если ты этого не захочешь, но они знают, что я хочу жениться на тебе и ты – моя женщина. Они увидели тебя, и ты им понравилась – это все, что имеет значение. А совсем не то, кем были твои родители.

Все обстояло совсем не так просто. И Клер это знала, даже если этого не понимал Бретт.

– Твоя сестра – общественная фигура. Можно сказать, политическая. Когда приходит время выборов, журналисты порой накапывают такое, о чем лучше вообще никому не знать. Что, если они вынесут на суд общественности мое происхождение и заставят ее краснеть?

– Не забывай, что она не сенатор штата. У нас тут не принято вести такого рода грязные кампании. Но, даже если нечто подобное произойдет, она просто скажет, что восхищена тем, как ты распорядилась своей жизнью и чего добилась вопреки всем преградам. Потому что это правда, Клер. Ты необыкновенная женщина. Ты рушишь все стереотипы, и я тобой восхищаюсь.

Глаза защипали непрошеные слезы.

– Спасибо.

Бретт поцеловал ее. Быстро и крепко.

– А теперь скажи мне, что ты думаешь о моей семье?

– Мне они нравятся, но я понимаю, почему ты живешь в Монтане.

Бретт кивнул.

– Они всюду суют свой нос, а мне это не нравится.

– Именно.

Клер отступила от него, ей вдруг захотелось, чтобы ее личное пространство никто не нарушал.

Слова Бретта тронули ее, но она не была уверена в том, что он прав. Она охотно верила, что для него ее биография не представляет проблем, но она не была уверена – что бы он ни говорил, – что его сестра воспримет правду о том, кем были родители Клер, столь же оптимистично.

Клер остановилась возле картины, изображавшей маленькую девочку, копавшуюся в грязи. Белое платье в оборочках было безнадежно заляпано грязью, но девочка с самозабвенным счастливым лицом «пекла пирожки» из мокрого песка, используя в виде формочки не игрушечную, а, пожалуй, самую настоящую форму для пирога. Что-то знакомое было в этом ребенке.

– Похожа на Дженни.

– Это она и есть.

– Художник очень талантлив.

– Спасибо.

Клер посмотрела на подпись. «Г.Б. Адамс».

– Это твой родственник?

– Можно и так сказать. Г.Б. Адамс – это я.

Клер остолбенела.

– Что?

– Я стал заниматься живописью несколько лет назад. Я видел в этом занятии способ уйти от мучительных воспоминаний, связанных с пребыванием на войне.

– Что означает первая буква?

– Гамильтон.

– Твое первое имя – Гамильтон?

– Эй, это не так уж плохо. Брату пришлось еще хуже, чем мне. Представь, каково жить с именем Лорен Куинси Адамс Четвертый.

– Так его зовут Лорен или Куинси?

– Родители пытались закрепить за ним имя Куинси, затем младший, но он отвоевал право зваться Лорен. Они сошлись на компромиссе в виде Л.К., но если есть на свете мужчина, который может жить с именем Куинси и надеяться на серьезное к себе отношение, то это мой брат. Он судья по призванию. Мастер компромиссов. Превосходный судейский сын.

– А ты считаешь себя таковым?

– Они хотели, чтобы я стал врачом. Сестра тебе разве не говорила?

– Говорила.

Несмотря на то что Бретт сам задал этот вопрос, ответ Клер удивил его.

– Да уж, ее и впрямь понесло. В любом случае я сильно их разочаровал, когда решил пойти в армию сразу после школы. Я даже не стал поступать в колледж. Мы с отцом воевали несколько недель подряд, и кончилось тем, что я в один прекрасный день вышел из дома, а вернулся уже рекрутом.

– Но ты сделал то, что должен был сделать. И ты преуспел.

– Ты действительно считаешь, что уход из диверсионно-разведывательного подразделения в контрактники можно назвать успехом?

– В твоем случае – да, это успех. Ты сохранил свои идеалы, свою целостность и свою честь. Ты настоящий мужчина. Я рада, что такие, как ты, защищают нашу страну, Бретт.

– Значит, мое прошлое тебя не беспокоит? Клер удивленно округлила глаза.

– Конечно, нет. С чего бы?

– Ты очень близка к тому, чтобы называться пацифисткой, сахарок. Я думал, что насилие, которое присутствовало в моем прошлом, может тебя от меня оттолкнуть.

– Ты же не бывший гангстер. Ты делал то, что должен был делать, ты же воин.

– Но ты так переживала, когда столкнулась с неопровержимым доказательством того, кем на самом деле был Лестер.

– Он был наемным убийцей, а не солдатом. А это не одно и то же. Кроме того, ты помог мне как-то смириться с тем, что у него была другая жизнь.

– Тогда почему ты не хочешь выходить за меня?

– Потому что ты меня не любишь.

Клер знала, что это правда – Бретт ее не любит. Наверное, для кого-то это не так важно, но не для нее. Она больше не могла лгать себе. Она хотела бы выйти за Бретта, ока не могла представить ничего более желанного, чем провести остаток жизни с этим мужчиной, только она не могла прожить свою жизнь, постоянно осознавая то, что замужем за мужчиной, который любит мертвую женщину.

– Ты ведь все еще любишь Елену.

– Елены больше нет.

– Нет в живых, но она живет в твоем сердце.

– Нам хорошо вместе, Клер.

– Этого мало.

– Возможно, ты носишь моего ребенка.

– А возможно, и нет.

– Я не уверен, что для меня это так важно. Я устал от одиночества, Клер. Ты можешь это понять?

– Да. – Она даже слишком хорошо это понимала.

– Ты подходишь мне, как никто другой, и я хочу тебя так, что чертям в аду жарко.

– Это всего лишь похоть.

– Кто знает?

– Ты не можешь прожить всю жизнь с человеком, к которому испытываешь только вожделение, – упрямо повторяла Клер.

– Ерунда. У нас больше шансов на сохранение брака, чем у тех, кто любит друг друга, но спать предпочитает порознь. Возьми и спроси у Лиз. Ее первый брак был из серии тех, когда людям всюду хорошо вместе, кроме спальни. Но как только ее муж проникся страстью к другой женщине, он ушел из семьи.

– Это ужасно.