Подарки фей, стр. 32

Священник поневоле

Дети вернулись домой с побережья – и наутро первым делом отправились осматривать свои владения: всё ли на месте? Оказалось, что старый Хобден заделал при помощи жердей и колючих веток все их любимые дырки в изгороди. И он же подстриг ежевичные кусты, как раз там, где завязывались ягоды.

– Разве уже появились цыгане? – спросила Уна. – Только вчера еще было лето!

– В Нижней роще горит костер, – сказал, принюхавшись, Дан. – Пошли проверим!

Они побежали через поле к рощице, что пряталась в лощине у дороги Кингз-Хилл, – туда, где вилась чуть заметная струйка дыма. Раньше там была каменоломня, потом овраг засадили. В него удобно заглядывать со стороны Неровного луга.

– Так и есть, – прошептал Дан, когда они вышли к оврагу.

Там стояла крытая цыганская телега: не фургончик, как у бродячего цирка, а настоящая черная кибитка, с маленькими окошками под крышей и смешными воротцами в нижней части двери. Хозяева готовились к отъезду. Черноволосый мужчина запрягал лошадей, старуха склонилась над костром, в котором догорали выломанные из забора колья, а на ступеньке у входа сидела девушка и, напевая, укачивала на коленях младенца. Худая собака с умным взглядом недовольно фыркала на валявшийся тут же клок шерсти, пока старуха не подобрала его и не сунула в огонь. Девушка пошарила рукой за порогом кибитки и бросила старухе бумажный сверток. Его тоже положили поверх костра, и вокруг запахло палеными перьями.

– Курицу щипали, – шепнул Дан. – Уж не из Хобденова ли курятника?

Уна чихнула. Пес заворчал и подполз к девушке, старуха, раздувая огонь, замахала над костром своей шляпой, а мужчина стал заводить лошадей в оглобли. Все двигались быстро и бесшумно, точно змеи в траве.

– А-а! – сказала девушка. – Я тебя проучу.

И она стала бить пса, который, кажется, ничуть не удивился.

– Пожалуйста, не надо! – крикнула сверху Уна. – Он не виноват!

– А вы почем знаете, за что его бьют? – откликнулась девушка.

– За то, что нас не учуял, – пояснил Дан. – Ему дым помешал, да и ветер как раз в нашу сторону.

Девушка перестала бить пса, а старуха еще быстрей замахала шляпой.

– У вас перья разлетаются, – сказала Уна. – Вон, под кустиком, петушиное перо.

– Ну и что? – буркнула старуха, ныряя под кустик.

– Ничего особенного, – сказал Дан. – Просто иногда петушиный хвост может выдать с головой.

Это была поговорка старого Хобдена, только тот говорил «фазаний хвост». Хобден всегда аккуратно сжигал все перья или шерсть, прежде чем зажарить свою добычу.

– Поехали, матушка, – тихо позвал мужчина. Старуха забралась в кибитку, и лошади дружно вывезли домик на колесах по ухабистой колее на ровную дорогу.

Девушка помахала им рукой и что-то крикнула, но они не разобрали слов.

– Это по-цыгански: «Большое спасибо, братец и сестрица», – пояснил знакомый голос.

Позади них стоял Фараон Ли со скрипкой под мышкой.

– Это вы спугнули старую Присциллу Сэвил, – отозвался Пак со дна оврага. – Спускайтесь, посидим у костра, она его так и не затоптала.

Они съехали вниз по заросшему папоротником склону. Уна сгребла разбросанные угли, Дан отыскал сухой, источенный червями дубовый сук, что горит почти без огня, – и они уселись, глядя на дым, а Фараон заиграл на скрипке какую-то странную, дрожащую мелодию.

– Это пела та девушка, – вспомнила Уна.

– Да, – сказал Фараон, – я знаю эту песню:

Одна диковинная мелодия сменяла другую – и Фараон, казалось, позабыл обо всем. Наконец Пак попросил его рассказывать дальше: о своих приключениях в Филадельфии и в гостях у индейцев племени Сенека.

– А я и рассказываю, – отозвался Фараон, не опуская смычка. – Ты что, не слышишь?

– Может, и слышу, но мы здесь не одни. Рассказывай вслух! – распорядился Пак.

Фараон тряхнул головой, отложил скрипку и продолжил свой рассказ: