Маяк на Омаровых рифах, стр. 20

Но вдруг мяуканье, увы,

Все слышат за дверями.

Насторожились господа,

И страшно каждой даме.

Нагрянет кот

Сюда вот-вот

С преострыми зубами!

Конечно, дамы сразу в крик,

Мужчины повскакали

И двери все, и окна все

Закрыли в чудном зале.

Бьет Карла дрожь

И Ингу тож,

Всех, как бы их ни звали.

Но Цилла, умная вдова,

Не оказалась хлипкой.

И семенит она к столу

За питиём и рыбкой.

И лишь потом

Перед котом

Она встает с улыбкой.

И яства нежно подает

На блюдечках старинных,

И замяукал нежно кот

От ароматов винных.

Бокал схватил

И осушил

За здравье дам мышиных.

И девятнадцать рюмок кот

Испил, горланя в раже.

И растянулся на полу,

Отбросив когти даже.

И Карл засим

И Инга с ним

Кота связали пряжей.

Он до сих пор бы там лежал,

Но через три минуты

Явился мальчуган и снял

С кота тугие путы.

И сам не свой

Побрел домой

Кот мятый и надутый.

И смех мышиный огласил

Зал, синий, как чернила.

В Свистун-норе, на Хвост-горе

Всю ночь гуляла Цилла.

Ну а котам

Не по зубам

Поныне вдовья вилла.

Филина пришла от стихотворения в полный восторг. И с умилением пропищала:

— Кто бы ни написал это стихотворение, в мышах он разбирается, это как пить дать! А хотите, я спою вам песню про умную мышку? Вы случайно не знаете такой песни?

— Нет, — покачала головой тетушка. — Кажется, нет.

— Ну, так я вам спою!

И Филина уселась поудобней на задние лапки и запела песню…

Песенка про умную мышку

Да, я девица Ильза,

Я ме, я му, я мышь.

И знай: меня едва ли

Ты пере-гово-ришь.

Раз в погребе искала

Я шпике, шпаке, шпик,

И вдруг нашла в тарелке

Румяный медовик.

Ах, как его я грызла,

И хуп, и хып, и хап,

Не оторвать от яства

Зубов, ноздрей и лап.

Но посреди обеда,

Ах би, ах бу, ах бам,

Нечаянно разбилась

Тарелка пополам.

И вот пришла хозяйка,

Сюду, сюде, сюда,

И я чуть не сгорела

От страха и стыда.

Хозяйке я сказала,

В отва, в отву, в ответ,

Что это злая кошка

Ей причинила вред.

И что же стало с кошкой?

Пову, пова, поверь:

В Америке бедняга

Сидит в тюрьме теперь.

Не попаду в кошачий

Кипка, капку, капкан,

Ведь между мной и кошкой

Простерся океан.

Да, я девица Ильза,

Я ме, я му, я мышь.

И знай: меня едва ли

Ты переговоришь.

Тетушка Юлия нашла песенку очаровательной, о чем тотчас и сообщила.

— И все же, — прибавила она, — очаровательной мне кажется только песенка. А вот манеры этой девицы Ильзы мне куда менее симпатичны. Надеюсь, милая фройляйн Филина, и вы того же мнения!

Мышь кивнула головой, а в следующую секунду рассеянно поглядела в окно, всплеснула лапками и закричала:

— Смотрите!

Тетушка Юлия глянула в окно и с удивлением обнаружила, что гроза кончилась — так же внезапно, как и началась. За историей и стихами обе не заметили, что погода переменилась, и оттого еще больше обрадовались. Тут же в окно постучали, и когда тетушка Юлия откинула крюк, в комнату вошли друзья — старик Иоганн и Ганс-в-узелке. А следом впорхнули четыре чайки. После пережитых волнений все растроганно обнялись и расцеловались, а потом стали рассказывать, кто как спасался во время грозы. Когда тетушка рассказала о мышке Филине, та сделала грациозный книксен и представилась. При виде чаек мышка поначалу испугалась. Чайки иной раз не прочь полакомиться мышами! Но эта четверка держала себя в гостях крайне благовоспитанно.

Ближе к вечеру волны улеглись. Когда солнце закатилось за горизонт, море так тихо и мирно покачивалось под звездами, будто никакого шторма и не было. Александра с тремя подругами полетела к себе на отмель, сказав, что на днях они заглянут.

Целых два дня тетушка Юлия приходила в себя после трудного путешествия. Отсыпалась и ела, ела, ела… Иоганн готовил и каждое утро подавал ей завтрак в постель. А пустогрох Ганс-в-узелке наслаждался жизнью на маяке. Раз двадцать в день бегал он по лестнице вверх и вниз, заглядывал то в одну, то в другую комнатку, дразнил с прибрежных камней рыб в воде, дико махал руками навстречу кораблям, ловил во время прилива омаров, помогал Иоганну на кухне, а между делом развлекал тетушку рассказами о Южных морях.