Благородство ни при чем, стр. 56

– Ты бы и сам к этому пришел.

– Не уверен. Когда что-нибудь засядет у меня в голове, я становлюсь чертовски упрямым.

Эллисон опустила глаза. Она сидела у Джорджа на коленях, хотя даже не собиралась впускать его в свою квартиру, а потому не могла не признать в нем человека настойчивого.

– Про это твое качество я и так уже знаю.

– Тогда ты должна понимать и то, что я тебя не отпущу.

– Ты не можешь меня удержать, если я не захочу.

– Мне остается лишь молиться. Хочется верить, что я не все успел разрушить, что было между нами.

– Между нами – это между кем? Твои дети несколько раз приезжали к тебе, с тех пор как я пришла работать в компанию, и раза три или четыре – уже когда мы стали любовниками, ноты никогда не высказывал желания им меня представить.

– Я был эгоистом. Я хотел, чтобы ты принадлежала только мне. Но я тогда не понимал, как тебя этим обижал…

– Ты хотел держать меня в рамках, – сказала она чуть хрипло, и глаза ее влажно заблестели. – К той, самой главной, части твоей жизни я не имела отношения.

– Черт возьми! Ты и есть часть моей жизни. Ты и дети. Она покачала головой, и слезы потекли из глаз.

– Пожалуйста, не плачь, дорогая.

– Не могу удержаться. Теперь можно говорить что угодно, но прошлого не изменить.

Сейчас делу могла помочь только абсолютная честность.

– Ладно. Ты права. Я действительно пытался удержать тебя в заданных рамках, оставить в неприкосновенности сердце, но у меня ничего не вышло. Я люблю тебя, Эллисон, и если ты меня бросишь, то причинишь мне еще больше страданий, чем смерть Элли.

– Я не верю тебе.

– Я знаю, о чем говорю. Я сделаю все, чтобы тебя удержать. Стоит тебе лишь сказать, чего ты хочешь, и ты это получишь.

– Все, что я от тебя хотела и хочу – это стать частью всей твоей жизни, без купюр. Быть с тобой всегда, а не только в рабочие часы в офисе и в постели украдкой.

– Мне и самому это надо, дорогая. Ты дашь мне еще один шанс? Ты готова познакомиться с моими детьми, разделить со мной мои тайны? Клянусь, я впредь не стану от тебя ничего скрывать – вроде этого расследования. Я никогда тебя не подозревал. И мне очень нужно, чтобы ты мне поверила.

Она кивнула – слезы текли по щекам.

– Позволишь ли ты мне искупить свою вину перед тобой?

И снова она коротко кивнула, всхлипнула и отвернулась.

Ладонь его скользнула по ее ключице и дальше вниз, накрыла грудь.

– Мы больше не будем держаться отчужденно на работе. Я больше так не могу. После того как я понял, что чувствую по отношению к тебе, продолжать вести себя так, словно мы чужие, невозможно.

– Это уже не имеет значения. Я подала заявление об уходе, – пробормотала она, уткнувшись ему в шею.

– Я не хочу, чтобы ты уходила. – При одной мысли о том, что он придет на работу, а там не будет Эллисон, его кинуло в холодный пот. – Но если ты уволишься, что ж, ничего не поделаешь. Только не оставляй меня. Пожалуйста, Эллисон.

– Я не хочу ни уходить от тебя, ни увольняться из «Клайн технолоджи». Но я не вынесу, если ты будешь обращаться со мной как с мебелью или даже как с секретаршей.

– Обещаю, что не буду.

Она подняла голову и с улыбкой посмотрела ему в глаза:

– О, Джордж! Я тоже тебя люблю.

Затем она поцеловала его, и та узда, в которой он держал себя все это время, внезапно лопнула.

Несколько часов спустя он прижимал ее, спящую, к себе и благодарил Бога за то, что наделил эту женщину добротой и способностью прощать.

Глава 19

Вероника пыталась сосредоточиться на составлении доклада для Джека, но мысль все время соскальзывала в мутные воды ее личной жизни. Удерживать слова Маркуса в подсознании было ей не по силам.

«Я хочу только тебя». Эти слова повторялись рефреном, складывались в сладчайшую из мелодий.

Мистер Ни-уз-ни-обязательств хотел ее, и только ее одну. До конца жизни.

Брак.

Как-то все это не вязалось с логикой поступков человека, который заманил ее в постель только в интересах расследования. Он обвинил ее в том, что она ему не доверяет и никогда не доверяла. И он прав.

Она не верила еще во времена болезни Дженни, что ему нужно от нее что-то, помимо секса.

Но по справедливости он должен хотя бы отчасти взять на себя ответственность за ее недоверие к нему. В конце концов, он сам сказал, что хочет только секса. Но теперь получается, что он и тогда думал дать их отношениям какую-то прочную базу. Задолго до появления Эрона.

Могла ли она ему поверить?

Если не считать легенды-маскировки о работе консультанта, он всегда был с ней честен. Так откуда ее убежденность, что сейчас он ей лжет?

Что, если все им сказанное – правда? Если он действительно хотел ее ради нее самой? Уже тогда, полтора года назад? Если совсем не для успеха расследования он попытался прояснить отношения с ней? Вдруг он действительно меньше всего хотел, чтобы шпионкой оказалась она, Вероника?

Вероника постаралась подойти к ситуации беспристрастно. Сопоставив поступки Маркуса с его же словами, она пришла к неожиданному и радостному открытию. Сердце вспорхнуло как птица. Если бы он действительно был уверен в ее виновности, он не стал бы проводить расследование в отношении других людей, но ведь в его списке была не она одна! Он немедленно рассказал бы мистеру Клайну о ее прошлом, и Веронику уволили бы в тот же день. Но он этого не сделал.

Итак, если он спал с ней не затем, чтобы выудить признание, значит, он лег с ней в постель, потому что она ему нужна. Нуждаться в ком-то – это еще не любить, но испытывать потребность в другом человеке все равно значит больше, чем просто влечение. За полтора года он нашел бы, с кем его удовлетворить. И, зачем далеко ходить, он мог бы при желании переспать с Сэнди. Но он этого не захотел.

Куда ни глянь, его поступки говорили о более глубоких чувствах к ней, чем она могла представить в самых радужных снах. Так почему она не увидела этого отношения к себе, не провела раньше тот же анализ? В этом была ее ошибка. Маркус никогда не называл ее серой мышкой. Это она сама себя считала такой.

Он-то как раз вел себя так, словно женщины сексуальнее, чем она, и на свете не было. Но она никогда не брала в расчет это его отношение. Почему?

Он мог бы иметь любую женщину, но он хотел ее.

Но ведь он ее не любил, так ведь?

Возможно, Маркус, глубоко травмированный в детстве, отказывался признавать свою любовь к женщине, подобно тому как она не смела поверить, что стала предметом страсти красивого мужчины? Вдруг он ее любит, сам того не сознавая?

Подобное допущение было весьма спорным, но с учетом того, что сделали родители Маркуса именем любви, можно понять, отчего Маркус не торопился называть то чувство, что испытывал к ней, сокровенным словом.

Любовь подразумевает не одну лишь боль и жертвенность. Это еще и радость заботиться друг о друге, познавать любимого, счастье единения душ.

И кто может стать ему лучшим учителем, чем та женщина, что любит его до безумия?

Веронике определенно не хотелось, чтобы первый инструктаж в этом вопросе он получил от одной из сексуальных блондинок, на которых она успела насмотреться за время их с Маркусом совместной работы в Портленде.

Брак давал им целую жизнь для постижения базовых понятий любви. А жизнь свою она с великой радостью разделит с ним.

Почему это решение не давалось ей так долго? Ведь будущее без него представлялось совершенно безрадостным.

Отложив в сторону доклад, Вероника встала. Она пойдет и скажет ему обо всем, а затем, возможно, сможет сосредоточиться на работе.

Телефон зазвонил в тот момент, когда она была уже в дверях.

Несколько раздосадованная, Вероника взяла трубку.

– Мисс Ричардс, это Эллисон. Мистер Клайн желает видеть вас у себя в кабинете немедленно.

Придется отложить разговор с Маркусом.

Не успела Вероника выйти из лифта на верхнем этаже здания, как ее любезно проводили в кабинет мистера Клайна. Вероника невольно сравнивала этот свой визит с предыдущим. И тот факт, что она оказалась вовлеченной в корпоративное расследование, причем числилась в списке подозреваемых в шпионаже, не мог не оказывать на нее влияния.