Тайна замка Вержи, стр. 61
Серая бездна призывно глянула на него.
Лекарь отпрянул назад, размахивая руками, в отчаянной попытке удержаться. Нападавший налетел на него, и Венсан, извернувшись как кошка, мазнул кулаком наобум. Кулак врезался во что-то мягкое, раздался вскрик и человек отскочил, но Венсан потерял равновесие и полетел в расступившуюся тьму.
Глава 20
– Просыпайся!
– А? Что?
Николь вскочила, готовая бежать, прятаться или драться, если понадобится. Арлетт стояла с дорожной котомкой в руке, башмаки ее были в пыли.
– Маркиз здесь?!
Но старуха неторопливо придвинула стул, не отрывая от девочки хмурого задумчивого взгляда.
– Рассказывай.
– О чем? – растерялась Николь.
– О госпоже твоей.
– Элен? – Девочка протерла глаза, ничего не понимая. – А что рассказывать-то?
– Для начала – зачем ты ее убила.
У Николь подогнулись ноги.
– …страх что творится. На каждом столбе листок приколочен. Кто такая, как выглядишь и сколько дадут за поимку.
Арлетт разлила по кружкам травяной чай.
– Никто же грамоте не обучен… – прошептала Николь.
– Кто не прочитает, тому перескажут, – хмуро заметила старуха. – Твой граф не пожалел двоих слуг отправить в Божани. Орут на рыночной площади утром, днем и вечером, словно им в задницу факел воткнули.
– Клянусь Марией, не убивала я!
– Да верю я, верю! – махнула рукой Арлетт. – Накрутила я себя, пока возвращалась. Вот же, думаю, пригрела змею. Глупости это все. Кто-то обстряпал свои делишки, а на тебя свалил.
Она вытащила из кармана леденцы, бросила россыпью на стол:
– На, побалуйся. Я среди народу рыночного с утра потопталась, уши погрела. Пришлось вон купить, чтоб не косились.
– И что говорят? – обмирая, спросила Николь.
– Наплевала, говорят, ты в колодцы черной слюной, и теперь там вода отравлена. А у двух баб уже родились дети с поросячьими хвостиками! А еще болтают, что у мельничихи из куриных яиц вылупились пауки косматые, а корова стала доиться кровавым молоком.
Николь сглотнула.
– А пена на том молоке – шерсть крысиная! – безжалостно добавила старуха.
– Как это пена может быть шерстью? – слабо возразила девочка.
– Так же, как пауки могут вызреть в куриных яйцах. – Арлетт подвинула к ней леденцы. – Погрызи. А то, поди, силу-то ведьминскую истощила.
Николь непонимающе взглянула на нее.
– Пока все колодцы обойдешь, пока в каждый наплюешь… – перечислила старуха. – Не труднее, конечно, чем цвергов ловить на птичьи горлышки, но тоже не всякий сумеет.
Вспомнив глупости, которыми она потчевала Арлетт, девочка густо покраснела.
– Ну вот что, – сказала та, вновь становясь серьезной, – покажи-ка мне еще раз ту штуковину, из-за которой весь сыр-бор.
Класть камень на стол Арлетт запретила. Начертила мелом на полу круг и набросала сушеной рябины. Брызнула водой, побормотала, сожгла над кругом клок собачьей шерсти и лишь после этого позволила Николь достать украденное.
– У камней голоса сильные, – объяснила она. – Могут издалека хозяина дозваться. Только мы ему не позволим.
Девочка положила камень в середину круга, и обе склонились над ним.
– Никогда таких не видела, – покачала головой Арлетт. – Переверни-ка.
Красная жилка блеснула в луче.
– Будто кровь, – вслух подумала Николь.
Старуха взяла камень, повертела перед глазами, принюхалась.
– Вот же странная вещь… Что-то в ней есть, а что – не пойму.
– Колдовство? – Девочка затаила дыхание.
– Кто ж его знает! Разве что истинная ведьма тебе ответит. Только где ее сыскать…
«Ведьма… Ведьма!» Николь на время забыла о камне.
– Колдунья! – воскликнула она. – Та, настоящая!
Арлетт покатала меж ладоней катышки засохшей рябины и неохотно сказала:
– Не встречала я ее с тех пор. И не встречу, уж можешь мне поверить. Ушла она из этих мест.
– Откуда ты знаешь?
– Душа мне подсказывает.
– А насчет камня душа тебе ничего не подсказывает? – с надеждой спросила девочка.
– Что держаться от него нужно подальше! – сурово пригвоздила старуха.
Вопреки ее совету, Николь оставила амулет у себя. На шею вешать не стала, но к рубахе, что дала Арлетт, пришила на скорую руку изнутри узкую полосу подкладки, а в нее вложила сокровище маркиза.
Старуха неодобрительно покачала головой, но промолчала.
Комары звенели хищно и тоненько, как попрошайки. Под ногами пружинила вспухшая от ночного дождя палая листва.
Николь с Арлетт шли через лес, петляя, будто их преследовала невидимая свора. По спине Николь хлопал пустой мешок: старуха предупредила, что забрать придется многое.
– Как думаешь, кто убил ее милость?
Николь и самой не давал покоя этот вопрос.
– Маркиз, – подумав, сказала она. – Никто другой не смог бы.
– Это еще почему?
Девочка с удивлением взглянула на свою спутницу.
– Их же все любили!
– Глупости говоришь, – возразила Арлетт, отмахиваясь веткой от назойливой мошкары. – Не бывает такого, чтоб человека все любили, ежели только он не покойник. Ты, поди, и сама графиню не слишком жаловала.
Николь пришлось признать ее правоту.
– Холодная она, как льдина, – оправдываясь, пробормотала девочка.
– А я о чем говорю? Каждый повод найдет. Кто позавидует, а кто и вовсе любить никого не умеет, кроме себя.
Арлетт вновь свернула с тропы и поднырнула под ветки корявой лещины. В орешнике было тенисто, влажно, и комары, обрадовавшись, запели еще громче и пронзительнее, словно призывая новые отряды.
– Тут другое сообразить надо. Кому от их смерти стало лучше?
– Мари! – брякнула Николь, не задумываясь.
Арлетт замедлила шаг, глянула с любопытством:
– Что еще за Мари?
– Горничная наша. Но только она не убивала! – спохватилась девочка. – Мари не такая!
– Отчего ж ты ее вспомнила?
– Элен вечно ее шпыняла, – пожала плечами Николь. – А графиня и вовсе видеть не могла, гнала с глаз долой.
Возле огромного муравейника высотой с человеческий рост старуха задержалась: отломила ветку, наскоро ободрала кору, сунула острым краем в шевелящуюся гору и поскорее увлекла девочку прочь от рассердившихся хозяев.
– Хорошенькая она, эта твоя Мари?
Николь прыснула.
– У-у-у! – понимающе протянула старуха. – От страшненьких да обиженных всего ожидать можно!
– А если обиженный, но красивый?
– Красивому есть чем утешиться, – рассудительно пояснила Арлетт. – Все, пришли.
Николь отвела ветку с липкой паучьей снастью.
Домишко выглядел хилым и неряшливым, как наспех сложенный шалаш, зато ограда вокруг него стояла основательная. На кольях торчали коровьи черепа, похожие на огромные белые муравьиные морды с рогами.
Николь замерла.
– Это зачем? – напряженным шепотом спросила она. – Народ пугать?
– Соображаешь, – одобрила старуха. – Давай внутрь.
Черепа смотрели строго и печально. Кое-где рога оплел вьюн, и посмертные венки на выбеленных временем костях выглядели еще более жутко, чем сами головы.
В лачуге Арлетт сразу же взялась за дело. Шелестящие сухие травы, сплетенные в косы, кульки со сморщенными ягодами, грязные куски смолы с налипшими хвоинками – все это старуха снимала с полок, а Николь раскладывала по мешкам.
– Затаиться пока что надо. – Арлетт приоткрыла крышку пузатого горшка, и оттуда выплеснулся острый запах лесных гнилушек. – Возьми-ка…
Николь аккуратно уложила его на дно.
– Как же ты лечить будешь?
– Пока маркиз не перебесится, никак. Ничего, лес прокормит.
Когда мешки раздулись, как рыбьи пузыри, Арлетт помогла девочке взгромоздить один на спину.
– Не отставай, – предупредила она, взявшись за дверную ручку, – и если я молчу, то и ты помалкивай. Слишком уж много вокруг охотников навести на нас его светлость.