Спутники Волкодава, стр. 45

«Он слишком много себе позволяет. Советы Азерги бывают уместны, однако терпеть этот самоуверенный тон и вдобавок ко всему слушать его скрипучий голос становится просто невыносимо», — с холодной яростью подумал Менучер. Дельных советников и магов можно найти в Саккареме или даже привезти из-за моря, и, право же, сделать это легче, чем постоянно мучиться от желания свернуть этому наглецу шею.

— Слухи распространяются быстро. Шурин мой действительно погорячился, и потому мне особенно желательно, чтобы он поскорее покинул столицу. Составь от моего имени указ о награде тому, кто приведет в храм Богини Милосердной нужную тебе рабыню. Я подпишу его в любой момент.

— Указ готов. — Маг вытащил из подвешенного к поясу круглого пенала свиток и протянул Менучеру. — Мой шад, осмелюсь ли я просить тебя озаботиться тем, чтобы у нашего драгоценного нардарского гостя не возникло больше необходимости обнажать меч для защиты своей чести?

— Что?! Что ты этим хочешь сказать?!. — Менучер вцепился в плечи мага, как будто намеревался вытрясти из него душу, но Азерги даже бровью не повел. — Уж не думаешь ли ты, что я?!.

— Нет, думаю, ты не хотел, чтобы его убили. В этом нет смысла. Титул нардарского кониса наследуется по мужской линии, а так как у Мария есть два младших брата, смерть его не принесла бы тебе пользы. У Саккарема же и без того достаточно врагов, чтобы обзаводиться новыми.

— Тогда к чему этот разговор? — Совладав с чувствами, Менучер отпустил мага и, отвернувшись, вперил взгляд в сверкающую на солнце стену дворца, большую часть которого скрывали деревья и цветущие кустарники.

— Ты не хотел его убивать. Но окружающим известно твое желание досадить ему. И в непомерном усердии они способны сильно осложнить нам жизнь…

— Проклятый колдун! — процедил сквозь зубы Менучер. Он понимал, что Азерги прав, и эта его правота еще больше выводила из себя. Что может быть хуже, чем постоянно иметь перед глазами человека, который всегда все делает верно и тем самым является живым укором всем, кто способен совершать ошибки? Но он — шад, и не позволит, чтобы кто-либо попрекал его несовершенством! Даже если Боги создали его несовершенным, значит, это было им для чего-то необходимо? О, если бы он нашел в себе решимость пырнуть этого клювоносого умника-разумника кинжалом, жить стало бы значительно веселее! А почему бы в самом деле не осуществить то, о чем он так давно мечтает? Не обязательно умерщвлять сейчас и собственными руками… Нет-нет, мараться о мага — себе дороже, но в его распоряжении достаточно умелых воинов и, если уж на то пошло, в Мельсине сыщется немало лекарей, которые за известное вознаграждение изготовят снадобье, способное помочь его высокоученому советнику безболезненно перейти в мир, где того уж, верно, ожидают столь любимые им Боги-Близнецы… А чтобы предсмертные проклятия мага не причинили вреда, ему надо помочь умереть подальше от дворца, например по дороге к Нардарскому замку. Ведь как раз там умер его предшественник — Аситах? В подобном совпадении есть что-то поэтическое, и он, пожалуй, возьмется даже сочинить стихотворение о предначертаниях и предопределениях. Тем более после смерти его многомудрого советника некому будет больше рассуждать о столь туманных и возвышенных материях…

— Ты слышишь меня, о венценосный? — нетерпеливо переспросил Азерги неожиданно впавшего в задумчивость шада.

— Конечно, слышу. Полагаю, ты как всегда прав, излишнее рвение моих приближенных не доведет нас до добра. Я позабочусь, чтобы они впредь поостереглись досаждать Марию. Пошли-ка в тень, ты расскажешь мне поподробнее о мятежниках…

Про себя же Менучер твердо решил, что мятежники и велиморские наемники, с помощью которых следует навести порядок на границах Саккарема и избавиться от урлаков, о которых болтают все кому не лень, могут обождать, пока он не обзаведется новым советником и магом. Уж если он столько времени терпел этого несносного Азерги, то подданные и подавно могут подождать, когда у венценосного шада появятся время и возможность заняться их делами.

10

Проведя в винном погребе около суток, Ниилит убедилась, что спасение ее было иллюзорным — на самом деле она просто сменила одно заключение на другое. Глаза со временем привыкли к царящей в подвале тьме, и, облазив его вдоль и поперек, девушка поняла, что без посторонней помощи отсюда не выбраться. Замки на наружных дверях, которые она надеялась открыть без особого труда, были заперты на ключ, чего в Чирахе отродясь не делали. Сами же двери были собраны из толстенных досок «в паз», и между ними не нашлось ни одной щелки, через которую мог бы пробиться хоть один лучик света. Ведущая в глубину дома дверь была заперта на задвижку изнутри, и с ней дела обстояли ничуть не лучше. Впрочем, оказаться в самом доме девушке совершенно не хотелось: будучи обвиненной в воровстве, она сразу же превращалась в человека вне закона, с которым владелец винного склада мог поступить как ему вздумается. Признание в том, что она сбежала из «Садка», тоже принесло бы ей мало пользы — за известное вознаграждение ее могли вернуть Шаккаре, но в любом случае ей не избежать участи рабыни. А хорошенькие рабыни ценились слишком высоко, чтобы оставлять их в собственном доме ради помощи по хозяйству.

Отчаяние, охватившее Ниилит, было так велико, что она обломала все ногти и в кровь ободрала руки, пытаясь справиться с запорами на проклятых дверях, преграждавших путь к свободе, но все усилия были тщетны. Оставалась последняя надежда, что ей удастся выскользнуть из подвала, когда кто-нибудь спустится сюда за вином. Вероятность этого была крайне мала, но поскольку ничего другого она сделать все равно не могла, девушка принялась терпеливо ждать появления краснолицего. Чтобы утолить жажду, она время от времени вынуждена была делать глоток-другой вина из единственной в подвале снабженной краном бочки и сама не заметила, как ее сморила дремота, перешедшая в крепкий сон.

Первое, что увидела Ниилит, открыв глаза, был склонившийся над ней мужчина с тускло посверкивавшим в свете стоящего на полу масляного светильника рабским ошейником. Вскрикнув от неожиданности, девушка попыталась вскочить на ноги, но незнакомец успел вцепиться ей в плечо жесткой как клешня рукой.

— Пусти! — пискнула Ниилит. Раб, не отвечая, попытался заткнуть ей рот левой рукой, а правой рванул с ее плеча рубаху.

Похотливо горящие глазки, скошенный подбородок и грязный, засаленный халат многое сказали Ниилит о намерениях раба, его характере и положении в доме. Девушка издала пронзительный крик и рванулась из рук насильника. Тот на мгновение опешил, а потом отвесил ей затрещину, от которой в глазах потемнело. Не теряя времени, раб одной рукой стиснул ее запястья, а другой сорвал остатки рубашки. Он был уверен, что без труда заломает хорошенькую маленькую воровку и вволю насытится ею, прежде чем отдать в руки хозяина, но мерзкая девчонка опять завизжала и, со змеиной быстротой извернувшись, вцепилась зубами в его руку.

— Ну, стерва! — прохрипел раб и яростно пнул начавшую подниматься Ниилит ногой в живот.

Девушка согнулась от боли. Следующий, пришедшийся в висок удар опрокинул ее на влажный земляной пол.

Сквозь затопивший сознание кровавый сумрак она почувствовала, что раб переворачивает ее на живот, ощутила вкус кислой земли на губах. Боль в заломленной руке заставила Ниилит взвыть. Не понимая, чего же он от нее хочет, девушка извивалась и корчилась от боли. Разъяренный ее сопротивлением и тупостью насильник, продолжая выкручивать своей жертве руку, рванул ее за разметавшиеся волосы, заставляя встать на колени.

— Ноги, ноги раздвинь, дурища! — хрипел он, стоя над Ниилит и пригибая ее голову к земле.

Боль, подкрепленная ощущением беспомощности и неизбежности того, что собирался учинить над ней жестокорукий раб, заставили в конце концов Ниилит понять, какую позу она должна принять, дабы угодить своему мучителю. Она сознавала, что сила на его стороне и ей не остается ничего иного, как уступить и молить Богиню, чтобы пытка эта поскорее кончилась. Однако, вопреки разуму, чувство ужаса, стыда и ненависти к насильнику было так велико, что Ниилит предпочитала лучше быть убитой и разорванной на части, чем покориться. Рискуя сломать себе руку, она качнулась вперед, и перевернувшись на спину, изо всех сил ударила раба пятками в грудь. Тут же ей стало ясно, что удар не достиг цели — пятки лишь мазнули по ребрам насильника, но если она сумеет, используя обретенную на миг свободу, погасить светильник…