Проклятый город, стр. 16

Сладко потянувшись, Игорь Дмитриевич вооружился ручкой, чтобы набросать схему дальнейших действий, и тут во второй раз за вечер напомнил о себе визор. И вновь на экране, вместо лица собеседника, высветилось текстовое сообщение:

«Опять взялся за старое, душной козел? Прекрати рыть себе могилу, не ищи на жопу приключений! Найдешь — не обрадуешься…» — прочитал Снегин и, криво усмехнувшись, нажал клавишу сброса. Вот вам и первое подтверждение того, что рыба на крючке крупная. «Если бы со мной был мальчик, мне было бы легче». — вспомнил он старика Сантьяго. Цепочка ассоциаций потянулась от «Старика и моря» к «Островам в океане», от боя быков к «Кармен», и он принялся, безбожно фальшивя, насвистывать «Марш тореадора».

Глава 3

ОБРЫВАЮТСЯ НИТИ…

За никелевую монетку достоинством в двадцать центов парнишка довез Радова до причала Главного здания Морского корпуса, расположенного в бывшем Фрунзенском универмаге, и даже вызвался подождать его возвращения, чтобы доставить обратно на Большую землю.

— Не жди, — коротко отклонил это предложение Юрий Афанасьевич, будучи твердо уверен, что чем бы ни кончился его визит к куратору Морского корпуса, услуги лодочника ему больше не понадобятся. Если высокое начальство примет его и решит не отдавать на съедение МЦИМу, каким-никаким катерком, чтобы добраться до Укрывища, он тут разживется. Если же Илья Михайлович Чернов не захочет ссориться с власть имущими, то средство передвижения, почетный эскорт и бесплатное жилье будут обеспечены Радову до конца дней.

«Впрочем, еще не факт!» — упрямо сжав губы, подумал Юрий Афанасьевич, осматриваясь по сторонам и прикидывая пути и способы обрести свободу, коли затеянное им дельце не выгорит.

Главное здание Морского корпуса находилось на границе затопленного города с Большой землей, начинавшейся в этом месте с южной набережной Обводного канала. Бывший Фрунзенский универмаг и стоявшие напротив него дома по Московскому проспекту опустились в воду метра на четыре, в то время как строения по другую сторону Обводного катаклизм полувековой давности не затронул. Хотя, в корне изменив жизнь города, именно он явился причиной того, что на территории бывшего Первого молокозавода был возведен двадцатипятиэтажный «Хилтон-отель». Из его окон приезжавшие со всех концов света туристы могли наслаждаться зрелищем ушедшего под воду центра Санкт-Петербурга, утершего-таки нос надменной Венеции по всем статьям…

Проходивший мимо курсант лихо отдал Радову честь, группа других, стоящих на дальнем конце причала, начала шушукаться, с любопытством поглядывая в его сторону, и тот, последний раз окинув взглядом надводную часть Главного здания МК, гулко топая форменными ботинками по причальному понтону, у которого покачивалось дюжины полторы глиссеров, катеров, моторных и весельных лодок, зашагал к парадному входу, бывшему некогда окнами второго этажа универмага. Козырнув стоящему у дверей караулу, Юрий Афанасьевич прошел в холл, предъявил дежурному офицеру пластиковое удостоверение личности и, поздравив себя с тем, что его не пытались арестовать прямо здесь, направился к лестнице. Сделал ручкой Леше Тарасову, заступившему на пост командира охранного взвода, отдал честь идущим навстречу офицерам-инструкторам школы Сил внутреннего правопорядка, с которыми во время операций по очистке города от всякой мрази ему часто приходилось работать плечом к плечу, и решил, что пока все идет как по нотам.

Поднимаясь по ступенькам лестницы дважды перестраивавшегося — после пожара и затопления — здания, Радов невольно замедлил шаг, в который уже раз выверяя цепочку аргументов, коими следовало убедить Чернова, что Четырехпалый и его курсанты, возвращая Оторве свободу, совершили не противозаконный поступок, а лишь восстановили попранную справедливость, и беспардонным выходкам МЦИМа давно пора положить конец. Хватит ли для этого влияния у Морского корпуса — это другой вопрос, однако случай для возбуждения против зарвавшихся негодяев уголовного дела столь подходящий, что грех упустить его. В конце концов, руководству МК достаточно поставить в известность прессу и сделать соответствующий запрос в Комиссию, наблюдающую за соблюдением международных конвенций, а там уж пусть ооновские чиновники занимаются вопиющими нарушениями целой кучи законов здешними дельцами от науки.

В том, что доставленные вчера Сычом в Укрывище газеты ни словом не обмолвились об участии в налете на Первый филиал МЦИМа курсантов МК, Юрий Афанасьевич видел доброе предзнаменование — не хотят подлецы связываться, не желают публичного выяснения отношений, чует кошка, чье мясо съела. Их теперь прижать — святое дело, ведь ежели он — обычный инструктор, не ума палата — понимает, что от этого МЦИМа зараза по всему миру ползет, то уж куратор Морского корпуса просто не может этого прискорбного факта не знать и, верно, не упустит подвернувшуюся возможность укоротить создателям паралюдей их грязные лапы?

Шагая по светлому безлюдному коридору, Радов так и этак тасовал множество убедительнейших, на его взгляд, доводов, начиная от доверия, которое курсанты не будут испытывать ни к своим наставникам, ни к МК в целом, если те выдадут их товарищей МЦИМу на том лишь основании, что один из них обладает паранормальными способностями; и кончая тем, что, поставляя метазоологам расходный материал, Морской корпус тем самым ставит себя вне закона, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Доводы были безупречны — комар носа не подточит, — и все же Юрий Афанасьевич чувствовал неприятный холодок под ложечкой, причину возникновения которого даже не пытался от себя скрыть. Он боялся.

Еще недавно ему казалось, что он напрочь отвык от этого чувства, но при мысли о том, что Морской корпус, как и многие другие организации и учреждения города, является неофициальным донором МЦИМа, шаркмену становилось по-настоящему страшно, как не было уже много-много лет. А подозревать нечто подобное он должен был хотя бы потому, что на свой запрос об исчезнувшей после медосмотра курсантки получил от Плотникова лживый, ничего не объясняющий ответ про какую-то якобы спецкомандировку. Если бы не тщательно скрываемое ясновидение Травленого, Радов бы, может, и по сей день ломал голову над тем, что это за командировка такая, но Плотников, будучи его непосредственным начальником, наверняка знал, куда делась Оторва. И, стало быть, случай этот не являлся единичным. Жаль, не было у него времени выяснить, как часто исчезают курсанты и что об этих исчезновениях известно другим инструкторам и наставникам.

Коридор был пуст, и Юрий Афанасьевич помедлил перед дверью в кураторскую приемную. Может, все же правильнее было побеседовать с Черновым по визору? Черт его дернул лезть в львиную пасть… Ежели Илья Михайлович из года в год сдает МЦИМу курсантов, то за этой дверью его ждет не обворожительная секретарша, а парочка инструкторов с игольниками в руках…

Радов постучал в дверь, не дожидаясь ответа, распахнул ее и вошел в приемную.

Секретарши в «предбаннике» действительно не было. Зато имелось четверо курсантов одной из выпускных «дюжин», правда без игольников, чему он был искренне рад.

— Капитан-инструктор Радов Юрий Афанасьевич? Наставник тридцать второй «дюжины» — Четырехпалый? — спросил белобрысый парень, делая шаг вперед, в то время как остальные трое начали перемещаться по комнате в точном соответствии с «Рекомендациями», где подробнейшим образом была расписана процедура взятия под арест особо опасного преступника. — По распоряжению капитана третьего ранга Чернова вы арестованы. Сдайте оружие и не пытайтесь сопротивляться.

Курсанты старательно запечатали «конверт», но Радов и не думал противиться этому. Вынул из кобуры табельный «рихтер» 42-го калибра и протянул белобрысому рукоятью вперед.