Наследие последнего тамплиера. Кольцо, стр. 27

— Но он пришел вам на помощь, — заметил Ориоль. — Чем вы это объясните, если у него такой нехороший вид?

Он слегка улыбался, и его синие глаза весело блестели. Похоже, наш взволнованный рассказ не произвел на него глубокого впечатления. Бог мой! Как же он хорош!

— Не знаю, — ответила я. — Не понимаю, что происходит. Кто-то хотел отнять у нас папку. Ее содержимое нам неизвестно, но легко предположить, что оно связано со сказочным богатством. Потом явился человек, который следит за мной с тех пор, как я прилетела в Барселону, и освобождает нас из лап бандитов. Эти субъекты точно знали, что им нужно, и не собирались отнимать у нас ни денег, ни драгоценностей. Их не интересовала моя сумочка. Они хотели завладеть бумагами. Им что-то известно о сокровище!

— И какое место в этой истории отводится твоему человеку? — спросил Ориоль. — Не приставлен ли он к тебе в качестве телохранителя?

— Не знаю. Тут слишком много загадок, и, по-моему, вам известно о том, что происходит, больше, чем мне. Вы о чем-то умалчиваете. — Я посмотрела на обоих.

Ориоль с улыбкой обратился к кузену:

— Что скажешь, Луис? Ты скрываешь от нас что-то такое, что мы должны знать?

— Не думаю, братишка. А ты? Что ты скрываешь от нас?

— Ничего существенного. — Ориоль улыбнулся еще шире. — Но не беспокойтесь. Если что-то придет мне на ум и я сочту это относящимся к делу, доложу вам в свое время.

Эта двусмысленность возмутила меня.

— Ты говоришь одновременно и «да», и «нет»! Если знаешь что-то, скажи! Сегодня нас чуть не убили, черт побери!

Ориоль посмотрел на меня:

— Разумеется, я знаю больше, чем ты. И Луис знает — тоже. Ты была вдалеке целых четырнадцать лет. За это время произошло много событий. И теперь ты начнешь понемногу узнавать о них.

— Но в городе есть люди, занимающиеся поножовщиной. — Я указала на забинтованную руку Луиса. — Есть вопросы, ответы на которые не терпят отлагательства. Что это за люди?

— Подозреваю, что это те же люди, с которыми враждовал мой отец, когда искал сокровище тамплиеров. А ты что думаешь, Луис?

— Да, возможно, они до сих пор занимаются поисками сокровища. Но уверенности у меня нет.

Мне вспомнился налет на мою квартиру, и до меня дошло, что у нас есть враги, следующие за нами по пятам. Но старик не из них.

— А сумасшедший? — поинтересовалась я. — Этот седовласый старик?

Луис покачал головой:

— Понятия не имею. Однако хватит болтать. Давайте откроем папку.

На твердой, как картон, обложке можно было с трудом прочитать: «Арнау д'Эстопинья». Папка была перевязана поблекшей розовой тесьмой, скрепленной в нескольких местах сургучными печатями. На печатях я сразу же узнала расплющенный крест храмовников, такой же формы и такого же размера, что и на моем кольце. Луис принес ножницы и осторожно начал перерезать тесьму, чтобы извлечь документы из папки. В ней лежали пожелтевшие листы, исписанные неровным почерком. Листы были пронумерованы, и Луис начал читать первый.

ГЛАВА 22

— «Я, Арнау д'Эстопинья, монах-сержант ордена храмовников, чувствуя, что силы мои иссякают и я скоро отдам душу Господу, сообщаю о моих делах в монастыре Поблет в январе тысяча триста двадцать восьмого года от Рождества Христова.

Ни пытки инквизиторов-доминиканцев, ни угрозы агентов короля Арагонского, ни прочие жестокости и увечья, нанесенные мне алчными и подлыми людьми, подозревавшими, что я располагаю определенными сведениями, не смогли вырвать у меня тайны, которую смерть унесет вместе со мной.

До сегодняшнего дня я выполнял обет, данный добрейшему магистру Храма королевств Арагона, Валенсии и Майорки брату Химено де Ленда и его наместнику брату Рамону Сагвардии. Однако если со смертью умрет и тайна, то мой обет останется невыполненным. Именно это беспокойство преследовало меня, а вовсе не желание рассказывать о моих реинкарнациях. Поэтому я просил брата Хоана Амануенсе спрятать рукопись истории моей жизни, и он торжественно поклялся сохранить доверенную ему тайну…»

Внезапно Луис перестал читать, хотя его взгляд не отрывался от рукописи.

— Это фальшивка! — воскликнул он и в смятении посмотрел на нас. — Для средневекового документа рукопись читается слишком легко. Как ты полагаешь, Ориоль?

Его кузен взял один из листов и, прочитав его, сказал:

— Это написано не ранее девятнадцатого века.

— Как ты узнал? — разочарованно спросила я.

— Рукопись написана на старокаталонском языке, но она не относится ни к тринадцатому веку, ни, разумеется, к более раннему времени. Кроме того, бумаге не более двухсот лет, а буквы выведены довольно хорошо обработанным металлическим пером.

— Откуда такая уверенность?

— Я историк и читал множество древних документов. — Ориоль улыбнулся. — Этого тебе достаточно?

— Да, — ответила я, совершенно отчаявшись. — Не понимаю, почему ты смеешься. Какое разочарование!

— Я не смеюсь, но и не слишком переживаю. Чтение копий более древних рукописей — вполне обычное дело моей работы. То, что этот документ не оригинал, еще не означает, что его содержание — фальшивка. Нужно продолжить чтение, прежде чем делать какие-либо выводы. Кроме того, документы были опечатаны сургучными печатями с изображением креста тамплиеров.

— А с ними что? — спросил Луис.

— Оттиск идентичен тому, который оставила бы печатка, обнаруженная мной среди вещей моего отца.

— Ты хочешь сказать, что это он подделал рукописи? — осведомилась я.

— Нет. Возможно, это на самом деле старый документ, но ему не более двухсот лет, хотя я уверен, что отец приукрасил его, желая придать ему значительность.

— Думаю, что мы снова играем в придуманную твоим отцом игру, — усмехнулся Луис. — В ту, в которую играли еще детьми.

— Значит, речь идет о посмертной шутке?

— Нет. Уверен, что это вполне серьезно, — возразил Ориоль. — Я знаю, что отец сам искал сокровище, убежденный в том, что оно существует.

— Но существует ли действительно это сокровище? — настаивала я.

— Конечно. Или по крайней мере существовало. Но кто знает? Может быть, кто-то опередил нас. Вы же помните, как обстояло дело с нашими поисками сокровищ, спрятанных им. Не правда ли? — Мы кивнули. — Он прятал шоколадные монетки, обернутые золотистой или серебристой фольгой. Что вам больше нравилось — процесс поиска сокровища или поедание сладостей?

— Процесс, — ответила я.

— Но сейчас дело другое, — заговорил Луис. — Мы уже не дети, а на кону стоят большие деньги.

— Я считаю, что это все-таки поиск, — возразил Ориоль. — Мой отец в своем завещании дал ясно понять: сокровище существует, но подлинное наследство — это приключенческий характер его поисков. Отец восхищался оперой и классической музыкой. Знаете, что он слушал перед смертью? «Умирающий» Жака Бреля, прощальную песнь агонизирующего человека, который любит жизнь. Но перед этим был «Путь на Итаку» Льюиса Льача, навеянный стихотворением грека Константина Кавафиса, где говорится об «Одиссее». Это рассказ о приключениях Одиссея, ищущего путь на родину, в Итаку. Энрик верил в то, что жизнь каждого из нас — это путь к нашей Итаке и что главное — движение, а не прибытие в конечный пункт. Конечный пункт — это смерть. И в тот весенний день, тринадцать лет назад, корабль Энрика прибыл наконец в его собственную Итаку. — Нами овладели печальные мысли.

— Дорогие мои, — добавил Ориоль. — Мы с вами унаследовали не сокровище. На нас возложена миссия искать его. Подобно тому, как это было в детстве.

— Так что мне делать? — спросил Луис. — Продолжить чтение?

Мне показалось, что поиски его не прельщают. Ему нужно сокровище.

— «Я родился на суше, далеко от моря, но судьба распорядилась так, что я стал моряком, — продолжал Луис. — Я не знатного рода, но мой отец был человеком свободным и добрым христианином. В рыцари, несмотря на мои заслуги, меня не посвящали, поскольку внутри Храма, согласно обету смирения, ранг зависел от происхождения.