Любить – значит страдать, стр. 67

Меня разбудил скрип ступенек. В гостиной было светло, лучи полуденного солнца играли на стеклах. Я сощурилась, пытаясь сосредоточиться.

Из спальни неверной походкой, держась за голову, вышла мама. На ней были спортивные штаны и просторная футболка. Ее глаза превратились в две щелочки. Мама посмотрела на меня и подняла руку.

– Не желаю сейчас об этом говорить, – увидев выражение моего лица, простонала она.

– Тебе что-нибудь надо?

– Аспирин, кофе и, ради бога, отрежь мне голову, – прохрипела она.

Я прошла вслед за ней на кухню и в шкафчике над раковиной нашла аспирин. Положила перед ней две таблетки, поставила стакан воды и принялась заваривать кофе. Она уронила голову на сложенные на столе руки. Осторожно сунула в рот аспирин и скривилась, сделав глоток воды.

Когда кофе был готов, я налила ей полную чашку, села напротив и стала ждать. Она отхлебнула кофе и неохотно посмотрела в мою сторону:

– Хочешь поговорить об этом, да?

– Мне кажется, мы просто обязаны это сделать, – ответила я, теребя большой палец. – Но сначала хочу тебя кое о чем спросить.

– Интересно, и о чем же?

Теперь я поняла, в чем выражается похмельный синдром: это остекленевший взгляд и полуоткрытые, налитые кровью глаза.

– Не смей больше в пьяном виде садиться за руль, – сказала я. Мои слова прозвучали скорее не просьбой, а предупреждением. Она сразу обиженно вздернула голову. – А если бы с тобой что-нибудь случилось… или с кем-то еще… – Я не смогла закончить фразу. О таком даже думать не хотелось.

– Не буду, – прошептала она. – Жуткая глупость, конечно. Не стоило ехать домой.

– Ты ведь всегда можешь мне позвонить.

Мама отрывисто рассмеялась, правда, ее смех больше походил на кашель.

– Но только не вчера вечером. Я страшно на тебя разозлилась. Мне было легче умереть, чем попросить тебя об одолжении.

– Почему? – ошарашенно спросила я.

– Не прикидывайся невинной овечкой, – впившись в меня глазами, сказала она. – Я слышала, как ты разговаривала с ним поздно ночью. Видела эсэмэски на твоем мобильнике. Почему ты продолжаешь общаться с Джонатаном буквально каждый божий день?

Она до сих пор злилась на меня. Это было видно по ее сердитому взгляду. Хотя в дрожащем голосе слышалось и неприкрытое страдание. Я опустила глаза, судорожно стиснув под столом руки.

– Не хотела причинять тебе боль. – Я не знала, как объяснить свою дружбу с Джонатаном. – Мы просто разговариваем… только и всего.

– А ты хоть на секундочку задумывалась о том, как мне это неприятно? – покачала она головой. – Эмили, я ведь была в него по-настоящему влюблена. Считала, что наконец-то нашла человека, способного помочь мне двигаться дальше. Прекрасно понимала, что он уезжает. И желала только одного: провести с ним хотя бы это лето. Надеялась, что он попросит поехать с ним в Калифорнию. Ведь почему бы мне было не переехать? А теперь он будет там, так же как и ты. Но… – Она замолчала, прикрыв ладонью глаза. – Даже в день моего рождения он больше пекся о тебе, чем обо мне, – продолжила она дрогнувшим голосом. – Ему было плевать, что я тоже расстроилась. Ты ведь меня простила. А почему он не может? И неужели так трудно понять, что ваше близкое общение мне неприятно?! Похоже, мои чувства тебя совершенно не волнуют. – Она хлюпнула носом и закрыла глаза.

Я молча разевала рот, как выброшенная на сушу рыба. Словно мне дали под дых и выпустили из меня весь воздух.

Она встала из-за стола с чашкой кофе в руке и вышла из кухни.

Честно говоря, раньше я особо не задумывалась, как относятся к моей дружбе с Джонатаном близкие мне люди. Я не афишировала наших отношений, но вроде бы и не делала из них особой тайны.

Я сидела в пустой кухне, уставившись прямо перед собой. И наконец поняла, что действительно держала нашу дружбу в секрете. Не удосужилась подумать, каково будет маме, когда она все обнаружит. Однако он был единственным, кого я осмелилась пустить в потаенные уголки своей души. С ним можно было поделиться тем, чего нельзя было рассказать никому другому. Да, наверное, я жуткая эгоистка, но мне не хотелось его терять.

Закрыв лицо руками, я сделала глубокий вдох. Чувство вины разъедало душу, точно кислота.

– Ты что, издеваешься надо мной?! – Я услышала мамин вопль и выскочила из кухни. Она стояла на площадке второго этажа с белой футболкой Джонатана в руках. – Он что, был здесь вчера ночью? Эмили, какого хрена?!

– Одной мне было не справиться. – От отчаяния у меня задрожала нижняя губа. – И я не знала, что делать. Прости.

– Я тебе не верю! – Мама буквально кипела от ярости. – Я тебе не верю. – И с этими словами она повернулась ко мне спиной.

И я вдруг испугалась, что мама больше не захочет меня видеть.

– Обещаю, что не буду с ним общаться. Прости, пожалуйста! – вихрем взлетев по лестнице, выпалила я. – Клянусь, я никогда не причиню тебе боли! Вообще никогда не буду с ним разговаривать, только не сердись! – Из глаз градом посыпались слезы. Она остановилась, внимая моим отчаянным мольбам. – Меня просто убивает, когда я вижу тебя в таком состоянии. Ну пожалуйста, не сердись! – Я судорожно сглотнула и стала ждать, когда она повернется ко мне.

Она увидела мое страдальческое лицо, глаза ее потеплели.

– Значит, так. Скажешь ему, что больше не желаешь с ним разговаривать. Договорились?

– Договорились, – всхлипнула я. Стеснение в груди исчезло, по щекам снова заструились слезы.

Она вошла в ванную и захлопнула дверь. А я закрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы набраться мужества для следующего шага.

Глава 29

Материнский совет

Когда воскресным утром я отправилась на встречу с Вивьен, в доме царила мертвая тишина. Мама старательно меня избегала, и я решила к ней не приставать.

Охранник на воротах нашел мое имя в списке, и я поехала по дорожке, делившей поле для гольфа пополам. Благодаря указателям я наконец смогла припарковаться возле клуба – здания из темного камня, с огромными окнами по фасаду.

Вивьен уже была в холле. Стояла в компании женщин, одетых для бранча. Слава богу, что у меня хватило ума посоветоваться с Эваном насчет выбора одежды, поскольку сама я никогда не догадалась бы прийти в платье.

– Эмили! – Вивьен радостно улыбнулась, обняла меня и поцеловала в щеку. – Ты, как всегда, прелестна.

– Спасибо, – перекинув куртку через руку, ответила я.

– Дамы, это Эмили Томас, девушка Эвана, – обратилась она к своим собеседницам.

– Конечно, – с улыбкой отозвалась одна из них.

Они придирчиво оглядели меня с головы до ног, чтобы составить свое мнение об особе, о которой все только и говорят.

– Ну что, пойдем? – пришла мне на помощь Вивьен и, обратившись к дамам, добавила: – Очень приятно было видеть вас снова.

И мы прошли в обеденный зал.

– Ты очень вовремя, – прошептала Вивьен. – А то меня уже утомило общение с этими пустышками.

Я удивленно подняла брови, она лишь усмехнулась. И наверное, только сейчас я заметила, как они похожи с Эваном. Вивьен подвела меня к столику у окна, выходящего на зеленое поле для гольфа.

– Женщина, с которой я хочу тебя познакомить, немного задерживается, – заказав себе коктейль «Мимоза», а мне апельсиновый сок, произнесла Вивьен. – Нам вполне хватит времени поговорить о том вечере.

У меня екнуло сердце. Мне вдруг показалось, будто она сейчас скажет, что Эван не едет в Стэнфорд.

– Стюарт очень волевой человек. И Эван унаследовал его сильный дух. И если уж они придерживаются противоположных точек зрений, то все, пиши пропало. Никогда не договорятся. В таких случаях приходится вмешиваться нам с Джаредом, потому что мы с ним более гибкие и компромиссные. К сожалению, мне так и не удалось найти со Стюартом общий язык по данному вопросу. Стэнфорд – прекрасный университет, и я горжусь, что Эвана туда приняли. Правда, здесь есть одно «но». Сразу после рождения Эвана Стюарт решил, что один из его сыновей непременно будет учиться в Йельском университете. Однако оценки Джареда оказались недостаточно высокими, чтобы он, несмотря на все старания Стюарта, мог поступить в Йель. Но у Эвана с этим все в порядке. Эван убежден, что без помощи отца никогда не поступил бы в Йель, а Стюарт не хочет признаться, что приложил здесь руку. Я еще никогда не видела мужа таким расстроенным и теперь пытаюсь понять почему.