Побег обреченных, стр. 60

Итак?

Дальнейшая игра с людьми из ГБ, очевидно, бессмысленна, а попытка противопоставить себя системе, чья суть – всеведение, жесткий анализ, тончайшие провокации и абсолютная бестрепетность в выборе средств, – эта попытка самоубийственна. Но что он, Пол, может один, когда вокруг – только враги? Хотя враг ли Ракитин? Это он, Астатти, был враг ему, но сейчас если и постараться что-либо продолжить, надо срочно выйти на контакт с тем, кто еще полчаса назад был несомненной жертвой, а сейчас способен стать единственным партнером!

Он еще раз угрюмо оглядел недвижные тела контрразведчиков.

Две большие спящие кобры… Из самого настоящего, зловещего Кей-джи-би! Какой-то ирреальный бред! Ведь расскажи кому из друзей в Штатах… Нет, не поверят…

Срок действия зелья – около семи часов. У него еще имеется восемь горошин… Неплохо!

В итоге эти умники проспят все на свете. И Душанбе, и его, Пола, и Ракитина…

Он вышел из купе.

В тамбуре стоял будущий союзник. Со своим пожилым дружком.

Настала пора действовать.

И Пол решительно направился к тем, кого бы хотел отныне причислить к своим друзьям.

ЗНАКОМСТВО

Слушая Астатти, Ракитин лихорадочно выстраивал в логическую цепь факты складывающейся вокруг него ситуации, понимая, что влип в историю, чреватую самыми пакостными неожиданностями. Абстрактные тени зла, витавшие вокруг него, обрели плоть; они были повсюду – здесь, в этом поезде, в кабинетах Лубянки и Лэнгли, в Душанбе, и теперь предстояло задуматься, каким образом оторваться от преследования, как спастись, выскользнув из когтей и клыков спецслужб.

– Откровенность за откровенность, – сказал он американцу. – Вас, насколько понимаю, занимает ин формация о катаклизмах, записанная на дискетах. С целью ее коммерческого, так сказать, использования.

– А вас нет? – ответил вопросом на вопрос Астатти.

– Меня – нет, – ответил Александр. – У меня задачи иного плана. Глубоко личного и, на мой взгляд, куда более актуального. Впрочем, я могу заблуждаться.

– Можно ли конкретизировать ваш ответ?

– Думаю, в итоге ответ вы получите, – помедлив, произнес Ракитин. – Поскольку вам придется отныне играть в нашей команде. Собственно, если бы это было не так, вряд ли бы мы вели сейчас данный разговор.

– Это не совсем так, – качнул головой Астатти. – Моя искренность – не порыв души, а всего лишь условие вашей заинтересованности в нашем разговоре и снисхождения ко мне. Однако, если я не получу того, что мне необходимо, ваша команда может оставаться в прежнем составе. Между прочим… – Он передал Ракитину бумажник с его документами. – Вот что я нашел в карманах своих спутников.

– Какой сюрприз! – вступил в разговор Градов. – Я приношу свои извинения, Саша, тебя, оказывается, обработали профессионалы… И вообще наша поездка по степени риска соответствует, по-моему, путешествию на «Титанике».

– М-да. – Александр усмехнулся потерянно. – Так вот, уважаемый мистер, пока я не в состоянии дать вам какие-либо гарантии. Пока я лишь могу пригласить вас в нашу компанию, а дальше – посмотрим. Устраивает?

– Ну… У меня нет возможности диктовать…

– Теперь – о профессионалах, – сказал Ракитин, оглянувшись на Градова. – Двое из них выведены из строя. Сумеете продержать их в таком состоянии до Душанбе, Пол?

– Никаких проблем…

– Замечательно. Продолжу. Не знаю, что чувствуете вы, но первый позыв, возникший во мне, следующий: спрыгнуть сейчас же с поезда и мчаться испуганным зайцем куда глаза глядят. Однако этого мы делать не станем. Если нас решили пасти, то, значит, пусть и пасут до времени… Угрозы ареста пока нет, а значит, имеется свобода некоторого маневра. Уже хорошо. Теперь. По идее, нас должны были бы обставить агентурой. В этом случае вопрос: кто вышел с нами на контакт? Милиционер? Да, но он появился и исчез. Оказав нам самое дружеское содействие. Остаются двое: Рудольф и Жанна.

– И как ты только можешь… – с вдумчивой укоризной начал Градов, но Ракитин перебил его:

– Пожалуйста. Без розовых интеллигентских соплей, профессор. Сейчас с вами говорит какой-никакой, но все-таки офицер бывшего Ка-Гэ-Бэ…

– Вот как! – изрек удрученно Астатти.

– Да, жизнь запутанна, Пол, – вздохнул Ракитин. – Правда, я офицер из технического департамента, но кое-что в аспектах боевой службы разумею. Ну-с, возвращаясь к персоналиям. Рудольф в качестве агента, ведущего разработку, маловероятен. У него железное алиби: солидный хозяйственник, возвращающийся из конкретной командировки в конкретное место. Чтобы внедрить его к нам, понадобилось бы слишком много времени, усилий, согласований. Тут должен быть какой-нибудь случайный услужливый вертопрах типа того брюнетика… Но коли брюнетик и был агентом, на что указывает многое, то он уже списан. Остается Жанна. Но если она – агентесса, то…

– То более гениальной актрисы я не встречал, – отозвался Градов.

– В поезде, как я понял, едет еще один человек, – сказал Астатти. – Парень лет тридцати; из купе практически не выходит, но я видел, как он садился в вагон, а до того заметил его еще в московском аэропорту, так что…

– Ничего, прорвемся, – сказал Ракитин. – Главное, поддержать недееспособность основного конвоя. А затем вывести из строя тех, кто будет искать с этим конвоем контакты.

– Лично для меня главное заключено в ином, – сказал Астатти. – В рациональности моего нахождения здесь.

– Какой вы скучный, – вздохнул Градов. – Послушайте, Пол, а вы не задавались вопросом: чего вы касаетесь в принципе? Кто создал эти носители информации? Кто сумел вычислить то, что не поддается никакому прогнозу в принципе, как схема броуновского движения? И, наконец, не стоит ли за этой информацией нечто большее?..

– Большее? Что именно?

– Знание о мироздании как таковом.

– Неконкретно.

– Хорошо. – Градов вопросительно посмотрел на Ракитина, рассеянно кивнувшего ему. – Уточню. Я говорю о знании, касающемся дверей, ведущих в иные миры. В те миры, которые рядом, но которые одновременно и бесконечно далеки…

– Если вы хотели поразить меня данной информацией, – рассудительно молвил Астатти, – вам это не удалось.

– Вот как? – озадаченно сказал Градов.

– Я имею в виду сам факт существования таких миров, – уточнил Астатти. – И их близость к Земле, представляющей собой своеобразную «матрешку». Кроме того, я совершенно уверен: одним из самых глупейших занятий является устремление к иным звездным системам с помощью всяких ракет и прочих механизмов, что противоречит как возможностям человеческой природы, так и элементарной экономической целесообразности. Лобовая схватка с пространством и временем – самоуверенный, тупой идиотизм. Вы, не сомневаюсь, сторонник той же концепции?

– Вы поняли меня верно, – согласился профессор.

– А вы меня, приходится сознаться, заинтриговали.

– Тогда нам остается пожать друг другу руки, – заключил Ракитин.

– Не возражаю. Однако – в какую же я влез аферу! – Астатти сокрушенно мотнул головой. – Впрочем, будет о чем вспомнить, если удастся из нее выкарабкаться…

В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Проснулся Рудольф Ахундович озабоченным, словно всю ночь его терзали неотвязные думы.

Хмуря брови, соорудил из оставшихся продуктов завтрак, затем отлучился на минуту, приведя за руку заспанную, потускневшую Жанну.

После, усадив честную компанию на нижние полати, объявил торжественно и запальчиво:

– Машина меня на вокзал встречат, вместе все едем. Ты, – он указал на помаргивающую артистку, – концерт обещала? Давай концерт, держи слова.

– Видите ли… – начала Жанна уклончиво, но он ее перебил:

– Обидеть хочешь – обижай, пожал ста! Но нехорошо делать станешь, знай! Лучше гюрза укусит пусть, здоровьем клянусь!

– Ладно, будет концерт, – изнуренно согласилась Жанна и дунула осторожно на дымящийся в тонком стекле стакана чай.

– Так – замычательно говоришь! – одобрил Рудольф Ахундович. – А-а-ммм… Саш-Миш тож со мной. Што глядеть друг в друг, зеркало есть! Со мной надо!