Как далеко до завтрашнего дня, стр. 30

Из жизни ушёл последний мне родной человек.

На следующий день я выехал в Харьков.

Харьков и кандидатская диссертация

Оказавшись в Харькове, я окунулся в напряженную и, по-своему, интересную жизнь. Харьковское ХАТУ преобразовывалось в ХВАТУ. В его абревиатуре появилась буква В – высшее. Среднее учебное заведение еще продолжало готовить механиков разных специальностей. Но доживало последние месяцы. По-существу, я был одним из первых должностных лиц будущего высшего учебного заведения, которое должно готовить военных инженеров для строевых частей. И на меня, как начальника учебного отдела легла нелегкая обязанность разработки концепции обучения техническим дисциплинам в новом высшем учебном заведении, которую начальнику Училища генерал Хадеев должен будет уже весной докладывать на каком-то высоком совете.

Предстояло понять и разобраться в том, чему учить, как учить, какова должна быть структура учебных планов и решить множество других вопросов.

Всё время приходилось ездить в Москву – по меньшей мере два раза в месяц. Сидел там на всяких заседаниях, изучал чужие планы, опыт подготовки инженеров в других учебных заведениях ВВС. Это была работа по моей военной специальности. Она требовала квалификации, изобретательства – одним словом, это была настоящая работа, которая, что греха таить, мне нравилась. К тому-же она была и довольно результативной – мои предложения, как правило, принимались и, несмотря на моё смехотворно низкое воинское звание, в управлении учебных заведений ВВС со мной считались.

В Харькове у меня завелся «штат» – немолодая делопроизводитель, жена одного из старших офицеров Училища и заместитель, который был старше меня по званию. И порой мне казалось, что жизнь – жизнь кадрового офицера вроде бы и устраивается. Такое мироощущение я начал обретать особенно тогда, когда я получил комнату – первую собственную жилплощадь. В то время многие семейные старшие офицеры ютились еще в снятых частных каморках. Хадеев, тем самым, признал мою полезность для Училища. Мне это было приятно. Работа и жизнь как-то складывались.

Мой начальник очень любил спорт – недаром ХВАТУ называли в шутку украинским инфизкультом. Узнав, что у меня первый разряд по лыжам и что я выступал за вторую команду ЦДСА, он отправил меня на первенство Украины по лыжам, благо оно проходило в районе Харькова. Я удачно прошел свой коронный марафон и... был включен в состав сборной Украины. И даже съездил в Свердловск на первенство СССР. Я участвовал в двух индивидуальных гонках и оказался в начале ...второй половины участников – не так уж плохо, если подумать! А в эстафетной гонке команда Украины заняла твердое последнее место. Но уже без моего участия.

Иногда по субботам играл у Хадеева в преферанс. Обычно выигрывал, поскольку никаких игр, ни шахмат ни карт не любил. И во время игры не заводился! Вот так и покатилась моя новая харьковская жизнь.

Каждый приезд в Москву я использовал для встреч и разговоров с моими знакомыми по Академии. Старался не пропускать интересных семинаров, особенно у Вентцеля и Пугачёва. Бывал я и на заседаниях в Староконюшенной Академии. Вот на одном из таких заседаний и произошел эпизод, благодаря которому я оказался на подступах к Олимпу.

В те годы специалистов в области балистики занимали проблемы рассеивания (или кучности стрельбы) неуправляемых ракетных снарядов. Христиановичем, Гантмахером и Левиным был разработан простой метод расчета с успехом применявшийся во время войны для реактивных снарядов, используемых в наземных установках легендарных «Катюш». Однако применение этого метода для авиационных ракетных снарядов давало совершенно неверные результаты.

Владимир Семенович Пугачёв, который делал доклад, на пямятном заседании, наглядно объяснил присутствующим, почему этот метод, удостоенный в своё время Сталинской премии нельзя применять для расчёта рассеивания авиационных систем. Суть дела в том, как справедливо утверждал будущий действительный член Академии Наук СССР, что реактивная тяга это некоторый нестационарный случайный процесс. А так как активный участок, на котором работает реактивный двигатель, у авиационных реактивных снарядов достаточно протяженный, то связать закон распределения снарядов у цели с параметрами этого случайного процесса вроде бы пока и невозможно. Все это Владимир Семёнович нам объяснял, написав сложнейшее уравнение Фокера-Планка-Колмогорова.

Дмитрий Александрович Вентцель, который вел заседание, поблагодарил докладчика и коротко резюмировал:"Итак, в ясном и высоконаучном докладе показано, что нам пока неизвестно что и как надо мерить у этого случайного процесса, а тем более рассчитывать траекторию снаряда, который находится под его действием. Ну что-ж, как говорил Алексей Николаевич Крылов – поставить задачу, это уже наполовину её решить".

В ночь после доклада я уезжал в Харьков. Мне удалось достать билет только в общий, битком набитый вагон и у меня было только сидячее место. О сне нечего было и думать. И всю ночь я размышлял о прошедшем заседании. Мне казалось противоестественной сама мысль об использовании сложных уравнений для функций распределений – уравнений, которых мы не умеем решать. И зачем нам столь подробная информация. Я вооруженец, если угодно, артиллерист. Для расчета потребностей в боеприпасах мне достаточно знать только средне-квадратичное отклонение снаряда у цели. А для этого мне достаточно знать то-то и то-то. Так понемногу этой ночью у меня выстраивалась некая схема логических узелков, которая позволяла совсем по-иному поставить задачу расчета рассеивания и обработки результатов стендовых испытаний реактивного двигателя снаряда. А дальше дело уже оставалось за техникой анализа.

Я довольно быстро со всем справился, но меня глодали сомнения – уж больно простой оказалась задача. Эта простота меня очень смущала, поскольку я не был специалистом в теории вероятностей и уж совсем ничего не понимал в теории случайных процессов – новой области, которая тогда только, только начинала развиваться. Я поехал к Александру Михаиловичу Обухову ученику академика Колмогорова. Мы с ним кончали Мгу в один год и я не боялся показать ему своё невежество. Он, как мне помнится, не воевал и к этому времени был уже доктором наук. Я, как истинный военный тогда благовел перед званиями и стал обращаться к нему на «Вы». Он, правда не сразу, но затем, как истино интеллигентный человек тоже перешел на «Вы». Вот с того памятного разговора и до самой его смерти, мы, два бывших сокурсника стали обращаться друг с другом на «Вы».

Оказалось, что все у меня правильно. Более того, Александр Михаилович мне показал cовсем свежую, 46-го года статью Дуба (Doob), в которой известный американский математик, по какому то другому поводу использует похожие рассуждения.

Окрыленный я позвонил Вентцелю и попросил поставить на его семинаре мой доклад. Доклад был назначен и через месяц я привез законченную рукопись работы и довольно долго её рассказывал придирчивым слушателям на семинаре. На моем докладе присутствовал будущий академик, тогда начальник кафедры воздушной стрельбы Академии имени Жуковского, только что получивший генеральское звание профессор В.С.Пугачёв. После моего доклада он произнес хвалебную речь и сказал, что мною написана хорошая диссертация и он готов стать моим оппонентом. О чем и был написан протокол и представление кафедры Вентцеля. Мою рукопись у меня отобрали, и поставили на ней гриф «совершенно секретно». И через полтора месяца была назначена моя публичная защита на Ученом Совете факультета авиационного вооружения.

Эти научные успехи были встречены в Харькове совсем не однозначно. Кое кто искренне порадовался и меня поздравлял. Но генерал Хадеев тоже вполне исренне.... огорчился: «Вот защитишся и уедешь. Подобрать нового начальника учебного отдела будет нетрудно – место выгодное! Представлю того-же майора Потапова – это был мой заместитель -, но с кем же я буду играть в преферанс и кто будет ходить четвертый этап в этафете?»