Русский эксперимент, стр. 98

Ф: Нет профессионального образования.

П: Ерунда! Уверяю тебя, среди профессионально образованных людей разнобой в определении этих явлений еще больше, чем среди болтунов-дилетантов. У профессионалов возможностей и навыков для словоблудия и языковых махинаций гораздо больше. В сочинениях специалистов насчитывают по нескольку десятков определений капитализма, демократии, рынка, культуры, гражданского общества и прочих явлений современного общества.

Ф: Свобода творчества! Сложность самих явлений!

П: Конечно, это играет какую-то роль. Но главные причины не в этом.

Ф: А в чем же?

П: Во-первых, слишком большое число людей в сфере социального мышления. Подавляющее большинство из них стремится не столько к истине, сколько к самоутверждению, успеху, славе и заработку за счет видимости истины. Оно бездарно от природы и не обладает должными моральными качествами. Оно любой пустяк, любую банальность своим массовым участием превращает в сложнейшую и даже неразрешимую проблему. Во-вторых, огромная масса профессионалов видит реальность не прямо, а через толщу предрассудков, приобретенных в результате одностороннего и тенденциозного образования, толщу слов, высказанных авторитетами прошлого и современности, через догмы и традиции среды. Для них вольно или невольно главным становится не познание объектов как таковых, а демонстрация своей эрудиции, принадлежности к касте специалистов, компетентности в принятом понимании. Социальные объекты, которые в большинстве случаев являются простыми с точки зрения познания как такового, в изображении профессионалов зачастую принимают такой вид, что в них не остается и следа от их естественной простоты и очевидности. В-третьих, почти все «мыслители» на социальные темы так или иначе кому-то и чему-то служат, выполняют какие-то практически ориентированные задачи. Они видят социальные объекты в свете своей службы и своих частных задач, среди которых задачи идеологического оболванивания людей и пропаганды занимают далеко не последнее место. А тот, что платит, заказывает и «музыку», т.е. характер изображения объектов. К природной посредственности таким путем присоединяется дополнительное оглупление со стороны задачи, которое приходится компенсировать и маскировать опять-таки профессионально разработанными и развитыми средствами словоблудия.

Ф: У нас за годы советской власти накопились миллионы мало-мальски и даже хорошо образованных людей, способных сутками безостановочно болтать на любые темы, выдвигать любые идеи и планы. Раньше государство как-то сдерживало, и болтовня ограничивалась домашними частными разговорами, которые никого ни к чему не обязывали. Теперь ограничения сняты. Огромное число болтунов вырвалось на трибуны. Все интеллигентское подсознание, сознание, амбиции, самомнение и т.д. вылезло наружу. И домашний треп превратился в треп вселенский.

П: К этому присоединилось еще одно обстоятельство. Благодаря средствам массовой информации в сферу разговоров на социальные темы ворвалось гигантское количество дилетантов и стало тут задавать тон. Это — политики, предприниматели, писатели, журналисты, деятели культуры, артисты, спортсмены, общественные деятели и т.п.

Ф: Но многие из них немало знают о реальной жизни, имеют богатый житейский опыт! Казалось бы, они должны были бы привнести с собой реализм и здравый смысл!

П: Наоборот! Знать что-то об обществе и понимать его — далеко не одно и то же. Можно много знать, но при этом мало понимать. Однако, число людей, считающих себя специалистами в понимании своего общества только на том основании, что они что-то знают о нем, больше, чем в любой другой сфере познания. Каждый, кто имеет какой-то опыт жизни в данном обществе, считает себя его знатоком. Он воображает, будто нет ничего проще, чем понимание явлений, которые они видят своими глазами, среди которых живут, в которых принимают участие и которые сами творят.

Ф: Особенно те, кто занимает высокое положение в обществе и имеет известность.

П: Но понимание общества не дается автоматически опытом жизни в этом обществе, наблюдением его отдельных явлений, накоплением конкретных сведений о нем. Подавляющее большинство людей проживает жизнь, не понимая и даже не пытаясь понимать общество, в котором они живут. Все умеют жить в своем обществе. Но умение жить в обществе и умение понимать его не только не совпадают, но являются в какой-то мере взаимоисключающими. Виртуозы по умению жить в обществе (карьеристы, предприниматели, ловкачи, мошенники) обычно являются полными кретинами в понимании его, а те, кто понимает свое общество (что встречается чрезвычайно редко), как правило, бывают плохо приспособленными к практической жизни в нем.

Ф: Одним словом, профессиональные болтуны и холуи совместно с авторитетными и известными дилетантами завладели сферой социального мышления и полностью исключили возможность научного подхода ко всем важнейшим проблемам современности.

П: Как всегда. Одним ум дан для того, чтобы обманывать других, другим чтобы добиваться истины. Первые обычно торжествуют. Вторые — прорываются иногда, на короткое время, в порядке исключения. Да и то их потом армия лжецов приспосабливает к своим интересам.

Общество социальной справедливости

П: Если ты внесешь ясность в какую-то проблему, никто это не оценит. Вот, например, я насчитал: только в этих материалах более двадцати раз авторы самого различного социального положения и уровня образования говорили о справедливости, о справедливом общественном устройстве. И хоть бы кто-нибудь разъяснил, что именно имеется в виду.

Ф: Когда мы (я и мои знакомые) были студентами, получали грошовую стипендию, жили в свинских условиях и впроголодь, мы часами и со страстью обсуждали эту тему. Оклады доцентов и профессоров казались нам слишком высокими, вопиющей несправедливостью. Почему, — кричали мы, — так много благ дается этим людям, если они получили образование за счет общества?! Они обязаны отдавать силы обществу за более скромную плату! Сама работа на благо общества уже есть награда за их труд! И удовольствие от работы! Уважение! Почет! Потом мы защитили дипломы и диссертации. Стали получать денег много больше. И другие блага возросли. И мы позабыли о былых разговорах. Мы уже воспринимали это как должное. Мы же трудились и трудимся! У нас же знания и способности, каких нет у большинства других! Мы заслужили! Теперь мы стали возмущаться баснословными зарплатами и прочими платами академиков, их бесплатными шикарными дачами, закрытыми распределителями, санаториями и прочими привилегиями. Но уже с меньшей страстью. Кое-кто из нас попадал в число этих избранников, кое-кто надеялся попасть, прочие разными путями урывали куски благ (совместительство, статейки, книжечки, публичные лекции и т.п.).

П: Мы тоже на эту тему разговаривали во время войны в связи с наградами, званиями, должностями, личными судьбами. И делали какие-то выводы. Но ведь тут теперь речь идет не о справедливости в житейском и моральном смысле, а об обществе социальной справедливости. Тут уже претензия более серьезная и высокая. Что такое общество социальной справедливости?

Ф: Мы студентов учили тому, что наше социалистическое (коммунистическое) общество и было таким.

П: И оно на самом деле было таким. Только вспомни, как вы этому учили?! Давали точные определения понятий?

Ф: Ну что ты!

П: Объясняли, что в силу законов Диалектики справедливость проявляется в форме массы несправедливостей, на основе справедливости вырастает несправедливость, справедливость переходит в свою противоположность — в несправедливость?

Ф: Это никому и в голову не приходило!

П: А ведь вы людей диалектике учили! Так что можно ожидать от легиона трепачей и дилетантов в обществе, в котором диалектика и учение о коммунистическом обществе оплеваны, растоптаны и отброшены.

Ф: Ладно, теперь уж ничего не исправишь. Представь себе, тебе нужно прочитать лекцию на эту тему студентам. Студенты — это я. И ты можешь говорить, не считаясь ни с чем, так сказать «на всю железку». Что бы ты сказал?