Русский эксперимент, стр. 75

А: Я понимаю твои умонастроения. Но, насколько я знаю тебя, это пройдет, как только ты втянешься в дело. И мы не такие уж бессильные, как ты думаешь. А сам факт твоего возвращения, твое присутствие здесь и твое слово могут принести большую пользу России.

П: Если я таков на самом деле, так и в Россию я должен вернуться в этом качестве, а не в качестве неизвестного, забытого или бойкотируемого эмигрантского писателя. Иначе мое присутствие и мое слово не будут иметь никакого веса.

А: Согласен. Сейчас время неподходящее. Не до этого. Но вот разделаемся с этой мразью, тогда подумаем и о твоем почетном возвращении.

П: О какой мрази ты говоришь?!

А: Руцкой, Хасбулатов и иже с ними. Кстати, Руцкого сегодня просто не пропустили в Кремль в его бюро.

П: Эти люди могут невольно стать героями сопротивления.

А: Никогда! Ты их просто не знаешь. Они слегка попозируют и вернутся в породившее их болото.

П: Но они могут пробудить других!

А: Несколько десятков безумцев не остановят лавину.

Сущность «Второй революции»

Всю дорогу домой молчали. При въезде в Москву милицейский и военный патрули останавливали машины, осматривали багажники и проверяли документы. Охранник показал им какую-то красную книжечку, и их машине сразу же освободили путь. Разговорились только дома.

Ф: Теперь ты чувствуешь, ради чего наш народ перенес неисчислимые страдания и ради чего совершилась наша «вторая революция»?

П: Чувствую. И вместе с тем чувствую, что мне нужно внести серьезные коррективы в мою концепцию социальных революций.

Ф: Ты отвергаешь марксистскую концепцию?

П: Нет. Но я ее и не принимаю. Она слишком идеологизирована и фактически потеряла смысл. Я просто изменил ориентацию внимания.

Ф: Например!

П: Вот, например, в марксизме говорится о пролетарской революции. В каком смысле? Пролетариат — движущая сила революции? Гегемон? Революция — в интересах пролетариата? Какого пролетариата — того, который осуществляет революцию, или который возникает после революции? Просто пролетариат выгадывает как-то от революции или становится господствующим классом общества? Такие проблемы можно умножить. И все они сваливаются в кучу. Получается идеологическая мешанина вместо научной ясности.

Ф: Согласен!

П: Возьмем нашу революцию. После нее миллионы выходцев из рабочих и крестьян стали служащими, чиновниками, интеллигентами. Как это оценивалось?

Ф: Что революция является рабоче-крестьянской!

П: А ведь эти выходцы из рабочих и крестьян переставали быть представителями этих классов. Они образовывали новые классы. Господами положения становились начальники, чиновники. Так какая же это революция?! А возьми класс чиновников! Конкретные дореволюционные чиновники многие (если не большинство) пострадали от революции. Они были против нее. Значит ли это, что революция была античиновничьей?

Ф: Она так воспринималась.

П: А класс чиновников в результате революции расширился многократно и окреп! Так чья же это революция?!

Ф: Да, нужен, конечно, более детальный анализ, введение новых понятий.

П: Или возьми такой пример! Крестьяне получили в результате революции землю. Вроде бы выгадали. Но в огромной степени усилился процесс урбанизации страны. Не будь колхозов, он все равно произошел бы. Класс крестьян стремительно сокращался. Была ли революция в интересах крестьян?

Ф: Однозначного ответа не может быть.

П: В том-то и дело! А ведь прошло 76 лет после революции. И до сих пор нет должной ясности.

Ф: Сейчас много пишут о ней.

П: И все — бред сивой кобылы. Так что уж говорить о процессе, который происходит на наших глазах?! Песчинки, захваченные ураганом истории, вряд ли могут составить верное представление о всем урагане.

Ф: Ты думаешь, я сказал чушь о сущности «второй революции»?

П: Нет. Но и не сделал научного открытия. Возьмем нашего Аппаратчика! Много ли таких? Все ли нажились на перевороте? Сколько пострадало? Многие ли стремились именно к этому? Многие ли недовольны? Какова их судьба? Какое место они займут в новом обществе? В советском обществе они имели постоянные источники дохода без особых хлопот и риска. А теперь? Да, они урвали для себя какие-то доли накопленного богатства общества. Но станут ли эти доли источниками доходов, какими были их должности? Они и их дети как-то устроились. Как, каков их социальный статус теперь? Сумеют ли они сохранить свои позиции в борьбе с «новыми русскими» и новыми карьеристами? На такого рода вопросы пока ответы вряд ли найдешь. Если бы люди этой категории приватизировали свои посты, сохранив их за собою, тогда можно было бы строить какие-то правдоподобные гипотезы. Ты сам знаешь, что это исключено. И вся эта приватизация навязана извне, причем насильно. Так же как и «демократия». Так что тут нет революции в строгом смысле слова. Тут насильственная переделка строя страны по указаниям победителей. Люди вроде Аппаратчика уцелели, приспособились, нажились. Они урвали куски нажитых богатств. Теперь возникает проблема производства новых богатств. В стране 150 миллионов человек. Им жить надо. Кто и как организует производство средств их существования?

Ф: Государство, участники, комбинация тех и других.

П: Отношения государства и предприятий разнообразны. Частники разные бывают. Западные фирмы и капиталовложения. Пропорции в комбинациях различны. Формы распределения и перераспределения различны. Одним словом, предугадать стабильный тип производства пока невозможно, если допустить, что власть действительно встанет на путь развития производства. Но пока этого нет.

Ф: Пока — грабеж.

П: А власть, организующая и охраняющая ограбление, есть власть криминальная.

Ф: Так что наш Аппаратчик есть всего лишь член шайки грабителей.

П: Как ты думаешь, какое положение Аппаратчик занимает в новой власти?

Ф: С Горбачевым на поверхность и на первый план повылезали те, кто раньше был скрытым мозгом власти, — всякого рода советники, помощники, консультанты, представители научной элиты, обслуживавшей власть и так или иначе причастной к ней. Он — один из них. Но в отличие от прочих, он предпочел остаться в тени. Занял якобы нейтральную позицию. А фактически сохранил прежнее положение. И даже повысился. И служит новой власти так же, как служил прежней. Чего он хочет от тебя?

П: Использовать, конечно. Но по-русски. Даром. И чтобы это выглядело как благодеяние. Обещал помочь пробить стену умолчания в отношении меня.

П: Он, как и прочие, боится того, что обнаружатся масштабы сделанного мною. И не хочет способствовать этому. Он считает, что это слишком много для какого-то Ивана, не занимающего никаких постов, не имеющего за собой поддержки учеников, поклонников, властей и т.п. Он готов раздувать фиктивных богов вроде Солженицына, Сахарова и им подобных помельче, но ни в коем случае не расчистить путь кому-то настоящему. Если ему придется выбирать одно из двух — мое возвышение в качестве творца новой идеологии и теории нового общества во имя спасения России или недопущение этого даже ценой крушения России, он предпочтет второе. И к тому же мое признание здесь не санкционировано Западом. Запад заинтересован в том, чтобы русские сами срезали свои собственные «точки роста».

Ф: Теоретически вроде бы все объяснимо. А вот по-человечески я никак не могу принять ни сами факты, ни их объяснение. Вот возьмем этого Аппаратчика! Выходец из рабочей семьи. Отец — старый член партии. Работал там, куда посылала партия. Не карьерист, не хапуга. Сын — комсомольский активист. Советская школа. Советский университет. Еще студентом вступил в партию. Карьера в партийном аппарате. Все получил даром от государства — квартиру, какая нам не снилась, дачу, курорты, лучшую больницу, закрытый распределитель и т.п. Пришел к власти Горбачев. Наш Аппаратчик — умный человек. Понимал с самого начала, к чему ведет горбачевская политика. Сказал он хотя бы слово против нее? Наоборот, поддержал. И повысился в должности. И получил еще лучшую квартиру. В августе 1991 года разгоняют аппарат ЦК КПСС. А он? Возмутился? Призвал к протесту? Ничего подобного! Собрал свои бумажки и спокойно ушел в свою шикарную квартиру, потом уехал на шикарную дачу, где были заготовлены продукты на много месяцев! И стал ждать, когда победители вспомнят о нем и пригласят в свою банду. И дождался. И опять повысился в должности. И стал богачом вполне официально. А сколько таких?! Боюсь, что почти сто процентов нашей «номенклатуры» оказалось такой. Вот что ужасно. Значит, идеи коммунизма не пускают никаких корней в человеческие души!