Русский эксперимент, стр. 72
Ф: Советские были лучше?...
П: Смотря с какой точки зрения. Я об этом не говорю. Я говорю, что они были качественно другие.
Ф: Но в рамках одной линии эволюции власти!
П: А еще шире говоря — в рамках общих законов всякой власти.
Ф: Значит, рассчитывать на то, что власть восстановится в советском виде и восстановит советский строй, не следует?
П: Думаю, что нет. Одно дело — стремления и тенденции власти. И другое дело — что из этого получается в реальности. Многое восстановится. Многое будет создано вновь и будет аналогично прошлому (в силу общих социальных законов). Но это не будет восстановление коммунизма. Коммунизм убит, искусственно разрушен. А условия его рождения исчезли.
Общество чиновников
Ф: Но больше всего меня в этой части твоей книги заинтриговало то, что ты пишешь о карьеризме.
П: У меня на эту тему была книга.
Ф: Я знаю. Но сюда она не попала. Было закрытое письмо ЦК по ее поводу. Его читали на партийных собраниях. И отрывки из книги зачитывали как примеры клеветы на советское общество и аппарат КПСС.
П: Забавно, эту книгу бойкотировали и на Западе.
Ф: Почему?!
П: Потому что все, что я писал о наших аппаратчиках, оказалось верным и в отношении западных партийных и государственных чиновников. Ты подумай, почему эту книгу не издали здесь, когда тут громили КПСС, ЦК и вообще советскую государственность? Да потому, что она есть описание и тех, кто громил. Законы-то универсальны!
Ф: Давай поговорим на эту тему!
П: Ну что же, поговорим. Тема чрезвычайно важная. Дело в том, что в карьерной сфере в последнее столетие произошли колоссальные перемены.
Ф: Какие?
П: Колоссально выросло число людей, живущих в условиях делания карьеры и вынуждаемых на это. Увеличилось число карьерных ступенек. Увеличилось число каналов карьеры. Произошло иерархирование самих каналов. Изменились условия отбора, подготовки и деятельности людей в занимаемых ими ячейках сферы карьеры. В силу вступили законы коммунальности, которые ранее действовали где-то в глубинах человеческого поведения и довольно слабо.
Ф: Расскажи об этих законах!
П: Общество карьеристов есть общество, в котором господствуют слабые, организованные в могучую силу.
Ф: Ты, конечно, шутишь!
П: Ни в коем случае! Я вообще не умею шутить. Рассмотрим, какого рода индивиды отбираются в карьерную сферу, культивируются в ней и накапливаются, а также по каким принципам протекает их жизнедеятельность. Возьмем прежде всего человеческие прирожденные способности.
Обычные способности людей с самого начала их жизни проявляются позитивно. Способности к рисованию проявляются в том, что дети рисуют чертиков, зверюшек и человечков в тетрадях, в книгах, на стенах домов и на тротуарах. Способности к музыке проявляются в том, что дети отравляют существование родственников и соседей пиликаньем на скрипке, дудением в трубу, барабанной дробью или ударами по клавишам пианино. Способности к спорту проявляются в том, что дети ходят на руках, стоят на голове, сгибаются в три погибели, плавают, как дельфины. Способности к математике проявляются в том, что дети с пеленок умножают в уме шестизначные числа и решают дифференциальные уравнения. И так во всем, за исключением сферы власти и управления. Тут природные способности, ум, талант и даже гений проявляются сначала чисто негативно, а именно — в полном, стопроцентном отсутствии способностей к деятельности любого иного рода. Сфера эта — сфера власти и управления обществом. История дает тому бесчисленные подтверждения. Если бы поляк Войтила был талантливым писателем, философом или певцом (а он пробовал силы в этих сферах), то он не стал бы не то что Римским Папой, но даже захудалым епископом. Если бы американец Рейган был мало-мальски талантливым актером, он не стал бы не то что президентом США, но даже профсоюзным боссом в Голливуде. Лишь благодаря своей полной бездарности эти сотни тысяч других представителей рода человеческого добились выдающихся успехов в сфере власти над людьми и управления ими. Именно бездарность есть талант и абсолютно необходимое условие успеха в этой самой высшей и важнейшей сфере человеческой деятельности. Скажи, ты можешь вспомнить в своей долгой жизни хотя бы один случай, чтобы талантливый человек стал партийным или административным работником?
Ф: Ни одного!
П: Тут происходит социальная селекция. Дело в том, что такова сама природа способности, необходимой для успешного функционирования в сфере власти и управления. Степень этой способности определяется не одной какой-то обычной человеческой способностью и даже не несколькими, а очень многими, несколькими десятками и даже сотнями. Положение здесь подобно тому, какое имеет место в спорте в случае соотношения результатов по одному какому-то виду спорта и по многоборью. Чемпион в одном виде спорта не может стать чемпионом в десятиборье, а чемпион в десятиборье не может стать чемпионом в одном из этих десяти видов. А если бы устроили соревнование по стоборью, то показатели в каждом из этих ста видов спорта оказались бы еще более низкими в сравнении с показателями в соревнованиях по этим видам спорта по отдельности, чем в случае десятиборья.
Ф: Значит, какие-то способности тут требуются?!
П: Да. Бездарность в привычном смысле не есть всего лишь отсутствие известных всем и общепризнанных способностей. Это — не пустое место. Это — наличие способностей, противоположных признанным в качестве таковых. В рассматриваемом случае это есть наличие особой способности — антиума, антиталанта. Они-то и образуют то, что я называю субстанцией власти. Ею обладают далеко не все люди, а те, кто ею обладает, обладает в разных размерах и формах. Обладатели ее сразу опознают друг друга, подобно тому как опознают друг друга обладатели обычных способностей.
Ф: Ты думаешь, что эту субстанцию власти нельзя считать одной из человеческих способностей наряду с другими?
П: Ни в коем случае! Тут отношение такое, как между материей и антиматерией (в физическом смысле). Человек, желающий сделать успешную карьеру, должен первым делом убедить тех, от кого зависит это, в своей полной бездарности. И в этом есть рациональный смысл.
Ф: Какой?
П: Человек, обладающий природными талантами, уже одним этим возвышается над прочими бездарными коллегами в сфере власти, включая начальников, и обладает потенциально (а то и актуально) более высокой степенью независимости от них, что само по себе есть нарушение фундаментальных законов этой сферы.
Ф: Допустим, ты прав в отношении пения, сочинения музыки, игры на музыкальных инструментах, рисования, танцев, актерской игры и т.п. Но ведь ум-то все-таки нужен и в системе власти и управления! Как тут быть?
П: Скажи, что такое ум?
Ф: Не думаю, что тут нужны какие-то определения. Ум есть ум, интеллект, способность понимать, накапливать знания, использовать их — одним словом, способности мозга.
П: Вот видишь, вроде бы пустяковый вопрос, вроде бы тут все ясно, а на самом деле ясность кажущаяся. И вопрос не пустяковый. Ладно, пусть будет интеллект. Но интеллект разный бывает. Есть интеллект понимания и интеллект знания. Можно знать о чем-то все, не понимая ничего. Многознание не научает уму, говорили еще древние греки. Многие профессиональные работники власти информированы лучше, чем кто-либо, но из них ни один не понимает толком то, что знает. Знания необходимы, чтобы быть винтиками механизма власти. Понимание же есть позиция стороннего наблюдателя. Сумма информации, необходимая для знания, не совпадает с суммой информации, необходимой для понимания. Кроме того, есть интеллект умения жить в среде и интеллект понимания этой среды. В системе власти научаются жить в обществе, но ценою потери способности его понимания. Для функционирования в системе власти главную роль играет способность ориентироваться в ней, приспосабливаться к ее условиям и правилам. Для этого не требуется ум понимания, ум исследователя. Для этого достаточен псевдоум, имитация ума. Аппарат власти — не академия наук, в нем не делают научные открытия. В случае надобности работники его могут воспользоваться результатами ученых.