Русский эксперимент, стр. 132

Предпоследний день

Второго октября Писатель решил привести в порядок свои заметки. Работа его увлекла. Он прервался на минуту, когда Философ сообщил, что депутаты, заблокированные в «Белом доме», отвергли компромисс с Ельциным, посредником в котором предлагал быть Патриарх Алексий. Писатель сказал, что дело идет к развязке, что, насколько он понимает тактику Запада, Ельцин получил «добро» на крутые меры, а с другой стороны — Руцкому и Хасбулатову как-то подали надежду на успех.

Второй раз Писатель прервался, когда по телевидению стали показывать «банды красно-коричневых» («фашистов» и «коммуняков») и окруживших их «спасителей молодой демократии» — войска и отряды милиции особого назначения. Попытка компромисса между президентом и Верховным Советом («парламентом») явно не удалась. Конфликт действительно идет к развязке. Горстка плохо вооруженных и даже совсем невооруженных людей, лишенных всего, даже воды, света и канализации, явно обречена на гибель. Писатель не мог больше выносить этого зрелища и попросил Философа выключить телевизор.

П: Я вот о чем думаю: я кого-то к чему-то призываю, а следую ли я сам этим призывам?!

Ф: Конечно! Какие тут могут быть сомнения?!

П: Я чувствую, что в моей жизни не хватает чего-то, что стало бы естественным завершением судьбы идеалистического, романтического, психологического, одним словом — настоящего коммуниста. Чего?! Вот завтра я улечу на чужой мне Запад. А дальше что? Одинокая старость? Болезни, лечиться от которых у меня нет и не будет денег? Смерть никому не нужного чужака?

Ф: Ты должен закончить книгу. Это твой долг перед нашим народом, как бы он к тебе ни относился. Никто другой на всем свете не может написать такую книгу. Если ты ее не напишешь, то пройдут многие десятилетия, если не столетия, прежде чем появится человек, способный на это. А может и не появиться. Мы, русские, можем исчезнуть с лица земли. Но свидетельство о нашей гибели должно остаться в памяти человечества навечно.

П: А ты уверен, что оно останется? Кто напечатает его. Кто сохранит?

Ф: Что-нибудь придумаем. Соберем деньги. Напечатаем за свой счет.

П: Кто соберет? Кто напечатает? Для таких свидетельств свободы печати никогда не было и не будет. А тут скоро и за огромные деньги никто на риск не пойдет.

Ф: Ну нельзя же так мрачно смотреть на будущее!

П: Это не мрачность, а трезвость. Книгу я, конечно, напишу. Материалов я накопил достаточно. Полгода работы, и можно в печать пускать. Я тебе пришлю рукопись, а ты уж смотри, что с ней можно будет сделать.

Ф: Будь спокоен, мы с «Мининым» что-нибудь придумаем!

Ночные разговоры

Ф: Мы с тобой не раз касались темы будущего России. Но все урывками. Давай поговорим об этом более систематично!

П: Будущее России — вроде бы совершенно ясно, о чем идет речь. Приглядись, однако, внимательнее к проблеме! Что имеется в виду? Судьба региона? Народов? Русских? Общества? Когда — через несколько лет, несколько десятилетий, столетий? Все это — разные линии эволюции. И их переплетение меняется со временем. В том, что на эти темы пишется, все сваливается в кучу. Высказываются необоснованные гипотезы, гадания, просто безответственные заявления дилетантов и проходимцев.

Ф: А что предлагаешь ты?

П: Меня в будущем интересует не все, что будет иметь место в каком-то объеме пространства в какое-то время, а то, что будет реализацией тенденций настоящего, причем — если будут подходящие условия и будет достаточно времени.

Ф: Но это слишком абстрактно!

П: Научные прогнозы невозможны без абстрактных допущений. Ты думаешь, когда «предсказывают» расцвет капитализма и демократии в России, не делают никаких таких допущений? Делают. Например, допускают, что сохранятся русские люди и Россия как целостное государство. Только делают это неявно. В случае научных прогнозов допущения формулируются явно.

Ф: Какие факторы настоящего определяют, на твой взгляд, наше будущее?

П: Мы о них говорили постоянно. Они очевидны. Разгром Советского Союза в Холодной войне. Распад Советского Союза и советского блока. Разрушение коммунистического социального строя. Деградация России и русского народа. Интеграция Запада. Образование «нового мирового порядка» под эгидой Запада. Образование глобального сверхобщества. Перенаселение планеты. Дефицит природных ресурсов.

Ф: Да, все это вещи общеизвестные.

П: И я не хочу выдумывать ничего иного. Возьми теперь нас! Мы занимаем огромную часть планеты, которая стала великим соблазном для Запада, Китая, Японии, мусульман. Овладение ею и освоение ее ресурсов стало жизненной необходимостью для них. Нас громили, чтобы помешать нам самим использовать это исторически завоеванное и решающее в наступающую эпоху преимущество. В том состоянии, в каком мы оказались, мы на это уже не способны.

Ф: Да, вывод напрашивается сам собой: колонизация нашего региона внешними силами.

П: Конечно, осуществить это — дело огромного исторического масштаба. На это уйдет целая эпоха. Века. Причем — в ожесточенной борьбе между Западом, Японией, Китаем, мусульманами, народами бывшего Советского Союза. Сама Россия будет как-то сопротивляться. Будущее — не стабильное состояние, а протекающая во времени историческая трагедия. Я думаю, что 21 век по масштабам битв за выживание превзойдет наш. Формы битв будут меняться, а суть останется та же. Она «вечна», как и сама жизнь.

Ф: Какой вид, по-твоему, примет колонизация России?

П: Такой, какой она уже принимает сейчас. Я не хочу касаться проблем конкурентов Запада в этом деле. Что касается Запада, то закономерность тут очевидна. Она действовала и в прошлой истории. И нелепо думать, будто теперь закономерности иные. Образуются центры колонизации. Сейчас это — большие города, контролирующие большие регионы. Прежде всего — Москва. Структура новых колоний схематично (упрощенно) такова. Верхушка — в основном представители Запада плюс какая-то часть озападнившихся выходцев из бывшего Советского Союза. Средний слой — мешанина из представителей разных народов, включая пришельцев с Запада, русских, азиатов, кавказцев. И низший слой (т.е. своего рода базисная масса) — русские.

Ф: Но почему ты нам отводишь такую жалкую роль?!

П: Почему это я отвожу?! Я лишь констатирую факт. Ты думаешь, мне это приятно делать?! Мы об этом говорили чуть ли не каждый день. Дело в том, что мы не можем конкурировать с другими народами в той организации общества, какую навязал человечеству Запад. Колонии, о которых я говорю, суть западные образования на нашей территории и с нашим человеческим материалом, но по законам западнизма. Мы, русские, еще могли постепенно стать фактически господами положения в коммунистической России. Мы этот шанс потеряли. А в ту историю, которая началась, нас добровольно не впустит никто — ни Запад, ни Китай, ни Япония, ни мусульмане, ни бывшие друзья по Советскому Союзу.

Третьего октября

Рано утром позвонила «Минин». Спросила, когда самолет. Сказала, что раздобыла машину. Сама она, к сожалению, подъехать попрощаться не сможет. Умоляла не ездить в город, это опасно, опаснее, чем думали еще вчера. Пожелала благополучного полета, окончания книги, публикации ее и успеха, какого она заслуживает. Книга — это и есть его участие в сражении за Россию. Он обязан ее завершить, это его долг. И пусть не волнуется насчет публикации. Ее друзья уже собирают деньги.

Ф: Мы с тобой вроде бы обо всем переговорили. И все-таки я не могу понять одного. Коммунизм умирает, и помешать этому нельзя. Некому. И кажется, незачем. А ты упорно держишься за него. Почему?

П: А как я могу избавиться от него, если он во мне, в каждой клеточке моего мозга и тела?! Пока я жив, жив и коммунизм. Я — его последняя пока еще живая частичка. Он умрет окончательно вместе со мной.