Рыбьи дорожки, стр. 5

Но наряду с недостатками есть у подуста и достоинства, умалчивать о которых было бы упущением. Он безотказно клюет в самое жаркое время года, когда многие рыбы становятся разборчивыми к приманке. Подуст хорошо клюет в мае, отлично в июне, превосходно в июле. И мало чем брезгует: червь, опарыш, мотыль, хлеб, тесто, зернышко пшеницы, пареная горошина — все схватит подуст. А когда прикормишь его немного, и вовсе рыбы подойдет сила!

Проспит рыболов зорьку, собираясь на подуста, тоже не беда. И солнышко припекло, а подуст все клюет да клюет. Только разве среди дня воздержится маленько, а потом опять клюет.

Но бесспорно, самое главное качество подуста — это его сопротивление на удочке, упорное, сильное. После подсечки он бросается из стороны в сторожу, крутится, извивается. Для начинающего охотника подуст — неплохая школа ужения.

А ведь крупные вырастают подусты, особенно в больших, быстрых реках. Рыбы в четыреста, в пятьсот граммов не так уж редко оттягивают куканы днепровских рыболовов, даже и очень юных.

Помнится, в Каневе на городском базаре мы, энтузиасты удочки, собравшись гурьбой, долго любовались на полуторакилограммового подуста, захваченного ночью «частиком» браконьера. Ах, если бы этому великану да на чей-нибудь из наших крючков!.. «Вот уж несправедливость!» — такая была вынесена единодушная резолюция. Алчность торгаша, поощренная десятирублевкой крикливой покупательницы, снулая рыба, небрежно засунутая в ощеренную пасть авоськи… И всё! А ведь могло быть иначе. Был бы восторг, пережитый от борьбы с достойным противником, гордость за редкий трофей, яркие воспоминания, остающиеся надолго в памяти счастливого рыболова… Надолго, может быть на всю жизнь.

Чехонь

Древние деды, живущие поблизости устья реки Керженец, впадающей в Волгу, пониже Горького, пойманных рыб считают на головы.

— Вчера наши кержаки на Волге чехонь ловили, — прошамкал мне как-то один из дедов. — Ванюшка Галкин девяносто три головы отхватил. Ты, давай-ка, сходи к ему!

«Ванюшка», имевший два «Егория» еще за русско-японскую войну, приходился кумом и почти ровесником моему собеседнику. Звали «Ванюшку» Иваном Онисифоровичем, и слыл он среди своих друзей за самого главного рыбака.

Возвращаясь вчера вечером домой на лодке, я заметил в одной из быстрых и глубоких проток игру какой-то неизвестной рыбы. Вначале я подумал на уклейку, но потом усомнился: вряд ли уклейка ходит такими стаями. И круги по воде расходились большего диаметра, чем обычные, уклеечные.

Об ужении чехони, или, как ее исстари образно называют, «сабли», я слышал давно. А вот самому ловить не приходилось. Не раз я видел чехонь в мотне невода. Это узкая, плоская и действительно выгнутая наподобие сабельного клинка рыба с яркой серебристой чешуей и большими темными глазами. Хотя чехонь и костлява, мясо ее нежно и вкусно.

…Следующие два или, точнее, полтора дня оказались заполненными сплошной рыбацкой горячкой.

Я умолил Ивана Онисифоровича взять меня с собой и вскоре блаженствовал среди оживленного рыбачьего табора.

В протоке, где появилась чехонь, собралась целая флотилия лодок. Далеко по воде неслось многоголосое волжское «оканье». Теплый июньский ветер пушил разномастные бороды кержаков, шевелил льняные мальчишечьи вихры. Солнечные зайчики весело играли на жестяных ведрах, куда укладывали добычу наиболее хозяйственные рыбаки. Удочки беспрестанно перезакидывались, и казалось, вокруг идет жесточайшая перестрелка — сотни пуль свистят в воздухе. А чехонь ловилась и ловилась. Ее свозили на берег и засаливали.

Следуя инструкции деда, я заякорил лодку на трехметровой глубине, на самой середине протоки, вытащил удилище, размотал леску, спустил поплавок почти к самому грузу, а груз облегчил до предела с расчетом, чтобы он только слегка топил червя. После этого я размахнулся и сделал заброс как можно дальше от лодки. Резкий рывок последовал немедленно, поплавок нырнул, я дернул удилищем, серебряный клинок вылетел из воды, и первая «голова» шлепнулась в лодку. Рыбка оказалась невелика: наверное, граммов сто. Раскрыв несколько раз высоко посаженный рот, чехонь заснула. Только я поправил червяка, как рядом шлепнулась вторая. Это открыл счет Иван Онисифорович… И пошла работа!..

Невероятный клев продолжался три зари: две утренние и одну вечернюю. А на второй день, после обеда, косяк чехони исчез так же внезапно, как и появился.

Несколько лет спустя, уже на Днепре, мне не раз приходилось попадать на удачную ловлю чехони. Но и там рыба эта никогда долго не удерживалась на одном месте — половится день-другой и словно пропадет. А недельки через две, глядишь, — опять появилась. Только здесь мы ловили чехонь прямо с берега, обязательно крутого, и, всего добычливее, на быстром обратном течении. И здесь, как на Волге, она хватала приманку только в верхних слоях воды.

Чехонь, как и уклейка, — любимая пища судака.

Не раз мы находили чехонь, вскрывая судачьи желудки, и все же судаков на чехонь никогда не ловили; очень уж нежна, засыпает на крючке немедленно, а хватать снулую рыбку судак не большой охотник.

Только под Астраханью, где судака изобилие, нам изредка удавалось поймать его на филейчик из чехони, или, как там говорят, на «тельцо?».

Чехонь в летние месяцы клюет лучше всего по теплым вечерним зорям, поднимаясь к поверхности воды за мошкарой. Может быть, она будет хорошо ловиться на муху или слепня «нахлыстом», но мы не пробовали. Мы ловили чехонь на кусочки белого червя-железняка, предварительно размяв как следует эти кусочки пальцами. На целого червя чехонь почему-то берет неохотно.

Судя по резкости поклевки, чехонь очень жадна и, наверное, может схватить и мелкую рыбешку. Во всяком случае, однажды на Оке, спиннингуя, я поймал на ярко оперенную мелкую блесну чехонь граммов в четыреста весом.

Хариус

…— А где же Сора? — отирая со лба обильный пот, спросил я жену лесника, высокую старуху со строгим, но приветливым лицом.

Шутка сказать, не меньше пятнадцати километров по компасу, да еще через этакую шахру [3]!

— Как — где! Где и была. Никуда не девалась. Мостки небось переходил? Вон она, речка-то, за огородом бежит.

Пришла и моя очередь удивиться:

— Этот ручеишка и есть Сора? В нем и хариусы?

— Чтой-то за хариусы? Про таких не слыхивали. А вот со?рьёзов полно.

Тогда я вспомнил: замечательную северную рыбу хариуса в здешних местах называют сорьёзом.

Напившись молока, я кликнул своего верного спутника Тельку, расположившегося в холодке, под широкой лавкой, вышел и спустился к ручью. Узкий, с неглубоким ложем, выстланным зелеными лентами водяной травы, он выглядел неубедительно… И здесь — хариусы?

— На слепня лови! Поверху! — крикнула в окно хозяйка. — Отойдешь малость по речке и лови. Только смотри…

Но тут так взревел болтавшийся вокруг избы небольшой рыжий теленок, что я не расслышал конца фразы.

Ручей сильно петлял. Пробравшись через густую поросль молодого ельника, мы вылезли на зеленую лужайку и подошли к очень маленькому омутку: его ничего не стоило перепрыгнуть моему мохнатому другу.

Немного поодаль мы кое-как выкупались. Потом я приказал псу лечь и изловил на густой шерсти немецкой овчарки с десяток налетевших слепней. Упрятав их в пустой коробок из-под спичек, размотал удочку, посадил одного на крючок и забросил без груза и поплавка в омуток.

Слепень покружился, покружился и вскоре замер на воде маленьким серым комочком. Потом он намок и потонул.

Несколько раз я перезакидывал удочку, пуская слепня то поверху, то вполводы… Никакого впечатления!

Я бросил несколько насекомых в воду. Слабое течение подбило слепней к другому берегу, под нависший куст. Но и там никто не трогал приманки.