Смерть Хаоса, стр. 57
– То, что на вооружении регулярных войск появились ракеты, очень плохо, – заметил Джастин. – Такого не было со времен Фэрхэвена.
– Фэрхэвена? – Тамра подняла брови.
– Это прежнее название Фрвена, – пояснил я.
– А к чему вообще эта путаница с именами? – фыркнула Тамра. – Что Фрвен, что Фэрхэвен: какая разница, если старые Мастера Хаоса мертвы.
– А почему все надолго забыли о ракетах? – спросил одновременно с ней я. – Они просты в изготовлении, а хорошая сталь, похоже, защищает от хаоса.
– Это сейчас защищает, – ответил Джастин. – А тогда и гармония, и хаос были гораздо сильнее.
– Тем более странно. Почему, когда магия была сильна ракеты использовали, а когда ослабла – прекратили?
– Тогда корпуса ракет выковывали из гармонизированного черного железа, секрет создания которого был ведом лишь магам-инженерам. Но с уничтожением Фэрхэвена уровень хаоса и гармонии в мире понизился и производство черного железа для повседневных нужд стало требовать таких усилий, что это грозило полным истощением гармонических ресурсов.
Джастин развел руками и, пригубив еще сидра, добавил:
– Но вообще-то ты прав, это кажется странным.
– Странным?
– Тамра, почему бы тебе не заняться лошадьми? – неожиданно сказал он. – Нам с Леррисом надо поговорить наедине.
Тамра подняла левую бровь: трюк, который мне так и не удалось освоить.
– Хочешь, чтобы я оседлала Роузфут?
– Да, если я не явлюсь на конюшню раньше, чем ты кончишь возиться со своей лошадью.
Тамра удалилась, так сердито топая сапогами, что я едва не рассмеялся. Хотя я на ее месте, наверное, тоже бы обиделся. Джастин не склонен был раскрываться перед теми, кто, по его мнению, нуждался в нем или мог его использовать. Неужто это свойственно всем старым магам? Не та чтобы мне так уж хотелось сделать Тамру свидетельницей нашего разговора, но, на мой взгляд, Джастин обошелся с ней несправедливо.
– Ты знаешь, Леррис, – начал он тоном, за которым слышалось «дядюшка все знает лучше», и я сдержал желание поморщиться.
Будь здесь Тамра, она точно бы усмехнулась. Мне чуть ли не стало жаль, что ее нет.
– Да?
Джастин бросил на меня суровый взгляд и глубоко вздохнул.
Это не сработает. Не срабатывало с моим отцом, не сработает и со мной.
Я ждал.
– Жил некогда на земле один молодой боец. В наши дни его историю нечасто вспоминают в подробностях. Он был знатного рода, но не являлся наследником фамильных титулов и владений, а выгодный брак, намеченный для него родными, показался ему нежелательным. Молодой человек бежал из дому и пережил множество приключений, ныне показавшихся бы странными, но вполне соответствовавших духу того времени. Потом он столкнулся с необходимостью решить, возложит ли он на себя тяжкое бремя ответственности за (во всяком случае, так ему это виделось) спасение всего мира. Близкие призывали его к осторожности, но он не внял их словам и взялся за исполнение великого замысла. Ему сопутствовала удача, и хотя войны, бури и пожары сгубили тысячи и тысячи жизней, его и по сей день считают великим человеком.
– Джастин, это мне как будто знакомо.
– У меня в запасе еще две истории. Может, дашь мне закончить?
Я умолк.
– Другой молодой человек любил машины и изделия из металла. Он слышать не хотел о том, чтобы заняться чем-нибудь другим, но сородичи и соотечественники не одобряли его увлечения и в конце концов отправили юношу в изгнание. Вышло так, что там ему удалось осуществить свою заветную мечту. Он начал делать машины, да такие, что дабы завладеть одной из них, некий правитель затеял войну. В конечном счете строитель машин вернулся домой со славой, посрамив тех, кто изгнал его. Но опять же, осуществление его желаний повлекло за собой гибель тысяч людей, а жизнь уцелевших неузнаваемо изменилась.
Джастин, надо полагать, ожидал моей реакции, но я лишь кивнул, чтобы он продолжал.
– Третий молодой человек понятия не имел, чего он вообще хочет…
Должно быть, при этих словах на моей физиономии что-то отразилось, поскольку Джастин усмехнулся.
– Не все молоды люди знают, чего они хотят, или, как в твоем случае, чего они не хотят. Так вот, тот юноша оказался втянутым в войну. Для противника это обернулось потерей двух третей войска, но сил у врага хватало, и победа все равно осталась за ним. Спасаясь от преследования победителей, молодой человек оказался в самой засушливой и жаркой пустыне мира. Когда его спасли, он узнал то, что счел высочайшей истиной, и вознамерился донести эту истину до всех, включая своих врагов. В чем преуспел настолько, что люди, знающее, каковы были его деяния, никогда не произносят его имя. Преуспел настолько, что уничтожил могущественнейшую империю и город, являвшийся средоточием мощи.
Я молчал.
– Вот и все, Леррис. Всего три истории.
– Первая – это история Основателей.
– Да, Креслина.
– А вторая, как мне кажется, Доррина. Правда, я не знал, что его изобретения породили столько страданий.
– Воздействие его машин было не столь стремительным, как воздействие бурь Креслина, но, при всей своей постепенности, не менее губительным. Его паровые хаос-машины изменили мир, а в эпоху перемен люди всегда страдают больше, чем в обычные времена.
– По-видимому, ты хочешь сказать, что стремление к великим деяниям оборачивается бедой.
– Я заметил, что одно и другое частенько ходят рука об руку.
– Ну а третий, должно быть, ты сам?
Джастин пожал плечами.
– Суть не в именах, а в том, что когда творятся великие дела – запланированные ли, нет ли, – страдает весь мир. Поэтому у меня со временем выработалась стойкая неприязнь к великим деяниям.
Он саркастически улыбнулся.
– Да я и сам до них не охоч.
– Может, и не охоч, но ты опаснее всех тех троих. Ты любишь Кристал, ради любви готов сделать что угодно, и упаси нас Ангелы от того, чем это может обернуться.
Он встал.
– Имей это в виду.
– Можешь заночевать здесь, – предложил я.
– Нет, – с ухмылкой отозвался он, – нам нужно собираться в дорогу. Особенно Тамре.
Я потащился с ним на конюшню, где Тамра удостоила меня почти сердитого взгляда, а Джастина такого же, но без «почти».
На что тот не обратил ни малейшего внимания.
– Пора ехать, – сказал он.
Тамра взглянула на меня и покачала головой.
Покачав головой в ответ, я проводил их взглядом и ушел в свою спальню.
Лежа в холодной постели и жалея, что рядом нет Кристал, я припомнил высказывания Джастина и Тамры, касавшиеся моих родителей. Послать им письмо и вправду было бы не вредно. В конце концов, сколько ни злись, они мои родители и поступили так, как поступили не со зла, а потому, что считали это наилучшим.
На них обижаться не стоит.
Чего нельзя сказать об Отшельничьем острове. И о Братстве.
XLIV
Найлан, Отшельничий остров
Человек в желтовато-коричневом мундире кланяется и остается стоять перед резным столом черного дерева. На его широком кожаном поясе слева висит короткий клинок, а справа – лишь кожаный кошель. Там, где подобало бы висеть клинку для левой руки, кожа ремня потерта, но само оружие отсутствует.
У дверей, с внутренней стороны, неподвижно застыли двое солдат в таких же желтовато-коричневых мундирах. На плече каждого красуется оранжевый знак солнечной вспышки.
– Добро пожаловать, господин Ригнелджио, – седовласый Тэлрин указывает на стул. – Не угодно ли присесть?
– Я заглянул совсем ненадолго, – с улыбкой отвечает Ригнелджио, но садится.
– Но ты хотел встретиться с нами? – уточняет Хелдра.
– Совершенно верно, советник Хелдра, – любезно отзывается посланник, перемещаясь на черном дубовом стуле так, чтобы оказаться лицом ко всем трем членам Совета.
Снаружи доносится размеренный шум прибоя. Марис бросает взгляд в сторону открытого окна, затем вновь переводит взгляд на посла Хамора.
– В последнее время в Кандаре нарастает нестабильность, и это не может не беспокоить императора…