У начала времен (сборник), стр. 84
Молчание.
«Даже если я решусь на это, одного только отца ей недостаточно. Ей еще нужна мать» .
Старфайндер швырнул капитанскую фуражку себе под ноги. Теперь он не просто сходит с ума от ярости — язва двенадцатиперстной кишки совсем его доконала! «Ну хорошо, кит, договорились! Раз уж так случилось, что у меня есть там внизу загородный дом и половина акций компаний Ренессанса принадлежит мне …» Потом он внезапно вспомнил, что завещал загородный дом семейству Блю и что все свои акции обратил в деньги, чтобы купить звездного угря и основать трастовый фонд в пользу Кили, и что теперь он так же беден, как и раньше — беден, словно церковная мышь.
Более того, без помощи кита он не сможет заработать себе новое состояние.
А станет ли он зарабатывать, если даже у него будет такая возможность?
Станет ли он покупать, если у него будет такая возможность, новый загородный дом, для того чтобы обосноваться в нем и всю свою жизнь прожить среди «высших буржуа»?
Скорее уж он согласится обосноваться и прожить свою жизнь среди Великих Обезьян на Тау Кита 4.
Кили принимать во внимание не приходится. По крайней мере, до тех пор пока она не повзрослеет.
Но к тому времени будет уже слишком поздно. К тому времени она сама может стать Великой Обезьяной.
И ничего, что ее родители не Великие Обезьяны. Им до них остался всего один шаг.
Почему он отказывается смотреть в глаза правде, которая сияет перед ним? Почему он так упорно отворачивается от огромного и неуклюжего, как слон, факта, что они ни на миг не задумались о Кили, никогда не думали прежде и не собирались думать о ней в будущем?
Потому ли, что избавлением от этого было только ее похищение?
Вряд ли. У него за плечами уже есть пара преступлений. В его послужном списке хватит места и еще для одного.
Потому ли, что внутри кита им двоим не хватит места?
Вряд ли. Внутри кита хватит места ему и еще целой школе маленьких девочек.
Потому ли, что житие внутри кита, в Океане Пространства и Времени, лишит Кили возможности получить нормальное образование?
Вряд ли. Только не рядом со всеми богатствами прошлого, с его музыкой, живописью, литературой, драмой, философией, науками, всем этим, брошенным к ее ногам.
Потому ли, что внутри кита она останется без общества детей своего возраста?
Вряд ли. По ее выбору, он может поселиться в любой части прошлого, где Кили сможет ходить в школу, став частью местного сообщества на столь долгое время, как ей того захочется. Все, что ему для этого нужно, это деньги, но с помощью кита он сможет заработать неограниченное состояние в любой момент.
Панорама того, что он и кит смогут сделать для нее, развернувшись перед ним, поразила его до глубины души. Вся эта панорама находилась тут уже давно, неизвестно сколько времени, просто он упорно отказывался смотреть в эту сторону.
Но почему?
Почему он так упорно притворялся, что этого будущего просто не существует? Почему он решил, что бросить Кили среди ее «высших буржуа» будет самым лучшим, что он может для нее сделать?
Ответ, который пришел, пронзил его эго словно булавка воздушный шарик.
Он поступил так, потому потому что знал, что свобода, которую он выкрал для себя, когда украл кита, теперь находится в опасности. Потому что когда сравнивал вес этой свободы с весом любви маленькой девочки, всегда придавливал чашу весов пальцем. Свободный, ничем не связанный, он всегда страшился перейти свое Красное море, свой Геллиспонт, свои Альпы, свой Рубикон, свой Атлантический океан и свой Исмус.
Что ж, теперь он этого больше не боится.
Он опустил шлюпку во дворе Блю, придавив претенциозный алюминиевый знак и поломав ограду клумбы. Затем заколотил во входную дверь с такой силой, что стены дома едва не обрушились, и когда перепуганная миссис Блю наконец отворила, ворвался внутрь, бегом пересек гостиную и помчался по лестнице на второй этаж. Он без труда отыскал комнату Кили. Она спала на своей узкой кровати. Ее подушка была мокра от слез. Старфайндер подхватил ее на руки, вытащил из шкафа охапку платьев и прямо в пижаме пронес ее по лестнице вниз, через гостиную на крыльцо, через разоренную клумбу к своей шлюпке. За его спиной полусонный мистер Блю заорал:
— Эй, космический бродяга, верни мне мою дочь!
— Вор! — взвизгнула миссис Блю.
Отчего–то казалось, что оба притворяются.
Старфайндер вывел шлюпку на орбиту. Поразительно, но его «язву» словно рукой сняло. Кили открыла глаза только тогда, когда они уже были на полпути к небесам.
— Старфайндер, ты вернулся!
Еще через несколько минут над ними появился кит. Огромный силуэт на фоне звезд. Старфайндер завел шлюпку в док, и очень скоро они вдвоем уже стояли на мостике.
«Ну что, кит, теперь мы наконец можем сойти с орбиты? Теперь мы можем отправиться в прошлое?»
В огромном теле совершилось могучее пробуждение энергии 2–омикрон–ви. Туловище кита заскрипело, когда его масса сошла с орбиты планеты Ренессанс. Пиктограмма в головах Старфайндера и Кили описывала его действия:
Кит вырвался на свободу из объятий планеты. Еще через мгновения он был уже вдвойне свободен, нырнув в Океан Времени.
— Мне кажется, — проговорил Старфайндер, как будто между прочим, когда они шли с мостика в салон, — неплохо бы нам выпить апельсинового сока. И мы можем посмотреть, как там обстоят дела у старушки Элизабет с ее «Сонетами».
предположил кит.
— Эх вы, — вздохнула Кили.
Впадина Минданао
Человек, серым ноябрьским днем держащий речь перед огромной молчаливой толпой, был высок, худ и чернобород. Он снял свой высокий цилиндр и теперь стоял на сыром холоде с непокрытой головой. Акры и лиги поля битвы больше не были красны от крови собратьев; вокруг, там, где всего месяц назад грохот мушкетной пальбы смешивался со стонами умирающих и криками тех, кто скоро умрет, теперь снова царили мир и покой.
Слова, те, что теперь говорил человек, знаменитые и незабываемые слова, в печатной форме были знакомы Старфайндеру. Теперь он слышал эти слова собственными ушами, однако разобрать оказалось сложно, потому что порывы ветра заглушали своим воем большую часть сказанного.
Подобно многим другим знаменитым историческим моментам, на которые Старфайндер настраивал временной экран во чреве своего космического кита, данный исторический момент был лишен того драматизма, которым ревностные историки и еще более ревностные писатели усердно стремились их наполнить. Он вновь был разочарован.
— Кит, погружение, — скомандовал Старфайндер. Он выбрал пространственно–временную точку по списку, лежащему на подлокотнике его кресла, в котором он восседал перед смотровым экраном: Лонг–Айленд, Северная Америка, 22 сентября 1776 года от Рождества Христова .
Располагая уже собранными в компьютере данными, по команде капитана кит мог дать изображение любого пространственно–временного участка Океана Пространства и Времени; аудио–визуальная информация была собрана для большого пространства, и потому Старфайндер вынужден был настраиваться вручную на конкретное событие, регулируя пространственно–временные координаты — процесс, который иногда требовал довольно тонкой профессиональной работы, производимой при помощи рядов регуляторов, расположенных на пульте перед креслом пилота.
Когда кит вынырнул в нужном месте, Старфайндер настроился на Повешение Натана Хейла.
В течение следующего часа Старфайндер «присутствовал» при Повешении, на Битве при Банкер–Хилл, встрече в Доме Собраний Вирджинии. Несколько мгновений он тщетно пытался вслушаться в речь Хейла. «Я сожалею лишь о том, что у меня есть только одна жизнь, которую я могу отдать своей стране». Через минуту он не менее тщетно пытался расслышать команду полковника Прескотта: «Не стреляйте до тех пор, пока не увидите белки их глаз». Еще через минуту он слушал, так же безуспешно, решительные слова Патрика Генри: «Если это предательство, то извлеките из него максимальную выгоду!»