Инженер магии, стр. 75

Доррин бросает на нее раздраженный взгляд.

– Я каждый день пытаюсь исцелять людей, которые недоедают и поэтому не могут противиться ни поносу, ни чахотке, ни лихорадке. Половина населения Дью медленно замерзает по той единственной причине, что у людей нет ни денег на покупку дров, ни сил, чтобы добраться до лесу и набрать валежника. Я чувствую себя виноватым из-за того, что у меня есть еда. Торговцы, и те – уж вам ли это не знать! – каждодневно рискуют жизнью. И ты говоришь, будто я удобно устроился?

– Прости, Доррин, но послушай и ты. Я себя ни перед кем виноватой не чувствую. Мы шастаем по горам и теряем силы, а ты тем временем зарабатываешь почет и деньги. У тебя есть дом, ты спишь в чистой постели, и люди смотрят на тебя с уважением. А когда проезжаем мы, они отворачиваются. От нас пахнет смертью, хотя, возможно, мы спасли не меньше жизней чем ты.

– Надо подумать... – бормочет Доррин. – Мы ведь осенью уже об этом говорили, верно? Что-то режущее, как нож, но не являющееся ни ножом, ни мечом? Может быть, порох на что-нибудь сгодится? Эти кертанцы... с ними будут чародеи?

– Скорее всего. Наверное, не со всеми отрядами, но будут.

– А как твой отряд?

– Теперь это отряд Кадары.

Только сейчас юноша замечает, что и на ее вороте красуются нашивки.

– Брид теперь возглавляет ударную группу из трех отрядов.

Не зная, что сказать на это, Доррин спрашивает о другом:

– Эти кертанцы, они двинутся по дорогам?

– Мы все движемся по дорогам, – отвечает Брид. – А каким еще способом можно переправить войско через горы? По бездорожью, по грязи да каменюкам армия не пройдет.

– Хм...

– Подумай, кузнец, дельце может оказаться выгодным. Совет выделил мне на закупку оружия аж два золотых, – саркастически замечает Брид.

– Купи на них припасов, – ворчит Доррин.

Брид опускает глаза. Кадара молча жует горбушку.

– Я придумаю, – говорит наконец Доррин. – Тьма знает что, но обязательно придумаю. И щиты вы получите.

Он снова наполняет кружки.

– Ты много работаешь, – медленно произносит Брид. – Может, тебе и не так достается, как солдату, но глаза у тебя усталые, да и морщин прибавилось.

– Стараюсь, – вздыхает Доррин, – а времени все одно не хватает. Чтобы построить двигатель, мне нужны материалы и инструменты – а значит, деньги. Вот и приходится трудиться не покладая рук.

– Доррин, но что ты все-таки собираешься с этим двигателем делать? – любопытствует Кадара. – Построишь его, а использовать-то как будешь?

– Он может вертеть пилу лесопилки, вращать мельничный жернов или двигать корабль. Лучше всего корабль, потому что в море больше внутренней гармонии.

– Стоит поторопиться с постройкой, – замечает Брид. – Если нам не удастся остановить Фэрхэвен, то летом тебе уже никакая машина не понадобится.

– Что слышно нового от твоей подружки? – меняет тему Кадара.

– Ничего хорошего, – отвечает Доррин, снова садясь за стол. – Я чувствую, что ей больно, но где она, определить не могу.

– И ты что же, собираешься сидеть сложа руки? – спрашивает Кадара.

– А ты что предлагаешь? – отвечает вопросом на вопрос Доррин.

– Порой стоит выждать, – замечает Брид. – И научиться этому труднее всего.

– Перестань корчить из себя умудренного жизнью старца, – слегка улыбается Кадара.

– А может, это лучше, чем быть молодым, напористым глупцом? – смеется Брид.

– Не особо. А как насчет того, чтобы хоть изредка бывать молодым и счастливым?

– Таких, подружка, в нашем мире не водится. Но я попробую.

Доррин отпивает сидра и откусывает кусочек ябруша, думая о щитах, невидимых ножах, дорогах... и Лидрал, приближающейся к нему вместе со своей болью.

CII

Дождь так и хлещет по лицу. Доррин направляет Меривен по размытой равнине к деревьям, растущим недалеко от двора Джардиша. Лидрал должна находиться если не у него, то где-то неподалеку. Он выехал из Дью, как только почувствовал, что она совсем рядом.

Под свист ветра он приближается к маленькому складу Джардиша. Копыта постукивают по каменной мостовой, покрытой слякотной жижей.

Уже заводя Меривен во двор, он узнает лежащую у конюшни перевернутую повозку, и страх пронизывает его насквозь, подобно тому как весь двор пронизан всепроникающей белизной хаоса.

Доррин не успевает спешиться, как из кухни выбегает Джардиш.

– Я собирался сообщить... – бормочет торговец. – Но не было оказии в Дью...

Юноша улавливает окружающую его ауру хаоса и спрыгивает с седла, уже держа в руках черный посох.

– Я сделал, что мог... – лопочет Джардиш, чуть ли не пресмыкаясь в грязи. – Привез сюда... вот...

– Где она?

– Я не мог в дом... там... – взгляд торговца перемещается к конюшне, и Доррин, держа посох наготове, спешит туда.

Лежащая на тюфяке в углу женщина избита и измучена так, что ее боль на миг ослепляет юношу. Он пытается прийти в себя. Джардиш между тем продолжает бессвязно бормотать:

– Конечно... я обязан Лидрал, но Белые... Видишь, что они сделали! Брата ее прикончили, прямо на складе... Ты уж забери ее, а? Мне тут неприятности...

– Сначала нужно ее осмотреть.

Лоб юноши покрывается испариной, он по-прежнему не понимает, почему Белые так обошлись с безобидной странствующей торговкой. Уж наверное не потому, что она не ездит по их дорогам и не платит им пошлины. Значит, из-за его игрушек?

– Но ты ведь увезешь ее, да? – канючит Джардиш.

– Белых, которых ты так боишься, поблизости нет, – гневно говорит Доррин, грозя торговцу посохом. – Кого тебе надо бояться сейчас, так это меня! Бесстыжий ублюдок, ты даже не перенес ее в дом!

Джардиш пятится.

– Мне нужна горячая вода, чистые тряпицы и одеяло.

Торговец, спотыкаясь, выбегает из конюшни, а Доррин вытирает глаза, переводит дух и осторожно касается пальцами тонких запястий.

Пятна запекшейся крови видны по всему телу, однако все раны неглубоки, и ни одна из них не смертельна. Впечатление такое, что мучители старались причинить своей жертве как можно больше страданий. Еще хуже то, что ее окружает аура хаоса, хотя это лишь поверхностный налет. А вот Джардиш пронизан белизной насквозь.

Хорошо еще, что Лидрал лежит на относительно чистой простыне.

Лисса, служанка Джардиша, приносит и ставит на солому возле стойла корзину с ворохом тряпиц.

– Джэдди сказала, что кипятка придется подождать.

– Можешь ты принести мне ведро чистой колодезной воды?

– Да, почтеннейший, – отвечает Лисса, стараясь не встречаться с юношей взглядом.

– И чистую женскую сорочку.

– Сорочку?

– Тебе, небось, невдомек, но Лидрал женщина. Она разъезжала в мужском платье, чтобы... чтобы избежать чего-то подобного.

– Неужели они избили ее только за это? За то, что она женщина?

– Белые не потворствуют почитателям Предания, – сухо отвечает Доррин.

Чародеи, конечно же, устроили это истязание вовсе не из-за такого пустяка, как мужской костюм. Они беспощадны, но их жестокость не бывает бесцельной. «Ну почему... – тут руки юноши непроизвольно сжимаются в кулаки. – Почему я не настоял, чтобы она осталось в Дью?»

Лисса возвращается с ведром холодной воды.

– Спасибо, – говорит Доррин, стараясь, чтобы его голос звучал помягче. Он берет из корзины тряпицу и смачивает ее.

– У меня есть сорочка... не новая, но мягкая и чистая.

– Спасибо, – тихо повторяет юноша, смахивая одной рукой слезы, и принимается счищать грязь и кровь. То и дело у него возникают вопросы: где Белые схватили Лидрал, не заманили ли они ее в ловушку – но он отгоняет все посторонние мысли, сосредоточиваясь на страдалице.

Наконец, когда ценой огромных усилий ему удается восстановить нормальное биение темного пульса гармонии, он сворачивается на соломе, укрывшись одним из одеял, неохотно принесенных Джардишем. Темный посох лежит под рукой. Доррин надеется, что он предупредит его о возможной опасности.