Инженер магии, стр. 56

– Красиво, – голос Лидрал едва слышен за треском разрывающихся ракет. – А в честь чего все это?

– Празднуют юбилей основания Совета. Правда, если они не найдут способа противостоять Белым магам, Совет протянет недолго.

Доррин старательно размышляет о ракетах: что приводит их в движение и не может ли энергия черного пороха заставлять работать машины?

Очередная ракета с треском взрывается, осыпая бархатную ночь дождем алых искр.

– Маги не торопятся, – медленно произносит Лидрал. – Они осмотрительны и никогда не действуют нахрапом. Но зато когда начинают действовать, предпринимать что-либо, как правило, уже поздно.

Следующая ракета распускается золотистым цветком. Доррин сжимает руку Лидрал, и та отвечает на его пожатие. Небо над гаванью снова озаряется вспышкой. Рейса заходится в кашле.

– Пойду-ка я домой, – говорит она. – Что-то слишком холодно.

Остальные молча дожидаются пуска последней ракеты.

– Глупо устраивать фейерверки зимой, – замечает Петра, притопывая озябшими ногами перед тем, как повернуть к дому. – В такую стужу только под одеялом и прятаться.

Лидрал и Доррин, переглянувшись, зажимают рты, чтобы не покатиться со смеху.

– Доброй ночи, Петра, – говорит Лидрал, когда они подходят ко двору. – Поблагодари мать за то, что она рассказала нам про фейерверки.

– И вам доброй ночи, голубки, – тепло отзывается Петра перед тем, как исчезнуть за дверью кухни.

– Она славная, – Лидрал вновь сжимает руку Доррина, и они идут по промерзшему двору к его комнате.

– Да, славная. Но ты у меня особенная.

– Вроде фейерверка?

Они снова смеются.

– Мне холодно, – говорит Лидрал, заворачиваясь в стеганое одеяло.

– Может, тебе еще фейерверк требуется?

Их губы снова встречаются.

Фейерверк...

LXXI

Доррин и Лидрал стоят у сарая, на холодном, но ярком утреннем свете.

– Хочешь взять Меривен? – спрашивает он.

– Твою драгоценную кобылу? – она двусмысленно усмехается. В ответ Доррин быстро наклоняется и швыряет в нее пригоршню колючего снега.

– Ты!.. – она бросается к нему и подставляет губы для поцелуя. Он закрывает глаза, наклоняется к ней... и кубарем летит в утоптанный снег. Доррин хохочет. Лидрал подбегает и протягивает ему руки в рукавицах, однако вместо того, чтобы встать, юноша валит ее вниз, себе на колени. Они целуются снова... и снова. Потом он встает, легко поднимая Лидрал.

– А ты силен! С виду и не скажешь.

– Это благодаря работе в кузнице. Так тебе нужна Меривен?

– Нет. Я возьму пони, которого купила.

– Чем сегодня займешься?

– Торговыми делами. Посмотрю, нельзя ли здесь приобрести недорого что-нибудь путное на продажу. У меня на такие вещи чутье. В торговле оно значит не меньше, чем в кузнечном деле.

Доррин открывает дверь сарая. Держась за руки, они заходят внутрь и снова целуются.

– Тебе что, не надо к целительнице? – говорит Лидрал, слегка отстраняясь.

– Еще как нужно, – вздыхает он. – Опять иметь дело с голодными детишками и сломанными костями.

– Сломанными костями?

– Да, причем всегда женскими. Бедняжки уверяют, что это несчастные случаи, но я-то знаю: они врут. Их бьют мужья. Время нынче тяжелое, и они срывают злобу на беззащитных.

– И ты ничего не можешь поделать?

– А что? Они ведь не уйдут от своих мужей. Куда им податься, особенно в такую зиму? Женщины терпят, а мужчины безобразничают еще пуще. Так уж повелось... Взять хоть тебя – ты одеваешься и ведешь себя, как мужчина. А почему ты не можешь быть торговцем, во всем оставаясь женщиной?

– Мне думается, потому, что люди до сих пор боятся Предания.

Доррин вручает ей потертую коричневую попону, а когда Лидрал набрасывает ее на спину серого пони, умело прилаживает седло и затягивает подпругу.

– Ишь ты! Со времен нашей первой встречи ты в этом поднаторел. И не только в этом, – ухмыляется Лидрал.

Доррин заливается краской.

– А вот краснеешь ты так же, как и раньше... Я могла бы справиться и сама. Мне доводилось заниматься этим до того, как ты вообще узнал, что такое лошадь.

– Знаю, конечно, справилась бы. Мне просто нравится делать это для тебя.

Вручив ей поводья, Доррин начинает седлать Меривен, но неожиданно восклицает:

– Тьма!

– Что случилось?

– Посох забыл. Надо будет его забрать, – говорит он, надевая на Меривен недоуздок.

– А ты знаешь, что это тебя выдает?

– Что?

– Недоуздок. Говорят, никто из великих не использовал удила. Отец рассказывал, что и Креслин тоже.

– А откуда он знает?

– По семейным поверьям, Креслин когда-то нанимался к нашему давнему предку охранником. Вот почему Фрейдр так рьяно обихаживает в Джеллико Белых, – она усмехается. – Толку-то...

– Нам, наверное, пора, – говорит Доррин, глядя на дверь сарая. Она тянется к нему, и они снова целуются.

– Потом... – задыхаясь, шепчет Лидрал.

– Обещаешь?

Она молча улыбается. Доррин открывает дверь и смотрит ей вслед, пока она не сворачивает с главной дороги. Тогда юноша выводит Меривен и закрывает дверь.

– Поехали, – говорит юноша, щелкая поводьями. – Надо поспешить, а то Рилла будет недовольна.

LXXII

Оглядев сарай, но не увидев нигде серого пони Лидрал, Доррин быстро расседлывает Меривен и спешит в свою комнату, где снимает рубашку, заляпанную, когда он смешивал мед с пряностями. Теперь ее нужно стирать, а зимой, в стужу, это занятие не из приятных. Вздохнув, юноша натягивает рубаху, в которой работает в кузнице, размышляя при этом о фейерверках и о том, удастся ли ему разжиться каммабарком или черным порохом. А коли удастся, где все это хранить? Может, в старом погребе, что ниже по склону от домика Риллы?

– Добрый день, мастер Доррин, – говорит Ваос, поднимая голову от точильного камня.

– Добрый день.

– Хорошо, что ты сегодня пришел пораньше, – говорит Яррл, отправляя в горн железный прут, над которым работал.

– А что? – спрашивает Доррин, устанавливая штамп на глину возле наковальни.

– Тут заезжал мелочной торговец... Виллумом его кличут.

Яррл берется за щипцы и кивает в сторону мехов. Ваос, поняв без слов, что от него требуется, берется за рычаг.

– Он говорил, будто ты обещал ему игрушку или что-то такое, – бурчит кузнец, вытаскивая заготовку из огня.

Прежде чем она оказывается на наковальне, Доррин уже держит наготове кувалду.

– В общем, этот малый собирается в Фенард, – бормочет кузнец, снова отправляя железяку в огонь. – И хотел узнать, не сделаешь ли ты для него несколько своих вещиц. Обещал по серебренику за штуку... особливо, если будут кораблики. Ты что-нибудь понял во всей этой белиберде?

Известие о том, что Виллум заезжал за игрушками и предлагал неплохие деньги, не может не радовать. Сдержав желание присвистнуть, юноша машинально отмечает, что огню требуется больше воздуха. Ваос, вздохнув, налегает на рычаг.

– Ему нравятся мои игрушки, – говорит Доррин. – Я уже сделал для него фургончик, мельницу и лесопилку. Можно смастерить и кораблик, но это немного труднее. Нужно ведь, чтобы он плавал.

– Железный корабль потонет. И даже деревянный, если у него много железных деталей, – ворчит Яррл.

– Не обязательно. Пустое ведро же не тонет.

Яррл помещает заготовку на наковальню, и Доррин начинает наносить размеренные удары.

Пару раз юноша оглядывается; ему кажется, что кто-то вошел.

Однако никого, кроме них троих, в кузнице нет.

LXXIII

– Мне не хочется уезжать, – говорит Лидрал, крепко обнимая Доррина. – Но я и так сильно задержалась. Мне нужно заняться делами... да и тебе тоже.

Доррин лишь удивляется тому, как незаметно пролетело время. Лошади Лидрал – у нее есть и вторая вьючная лошадь, купленная недорого, поскольку в Спидларе нынче туго с кормами, – уже взнузданы и навьючены, но чтобы сесть на один из немногочисленных кораблей, ей нужно поторопиться. Никто не знает, когда удастся дождаться следующего. Не вымолвив ни слова, юноша тянется к ней и касается ее не руками, а тем всепроникающим черным светом, который и есть душа. Не размыкая объятий, они встают.