Инженер магии, стр. 51

– Ладно, рассказывай.

– Оставь этот снисходительный тон, Стирол. Каждый из вас готов переспать со мной, и всяк при этом тужится показать, что в вопросах магии я мужчинам не соперница.

– Ты сильнее большинства из них.

– Все это знают, но многие ли признают? – Ания опускается в кресло напротив бывшего Высшего Мага. – У тебя осталось вино?

– Найдем... немножечко.

– Тьма! Я же просила оставить этот тон!

– Надо же, какие мы сегодня вспыльчивые!

– Если ты добиваешься того, чтобы я выложила Джеслеку все насчет твоих замыслов, то тобой избрана верная тактика.

Сняв с верхушки книжного шкафа стеклянный бокал, Стирол сдувает с него белую пыль, от которой не избавлено ни одно, даже самое новое, строение Белых и выливает туда из бутылки остаток красного вина.

– Все, что осталось. Это тебе.

– Спасибо, – говорит Ания, отпивая глоток. – Знаешь, как любовник он не очень хорош.

– Можно было догадаться. Думаю, в постели он таков же, как и в магии: одна сила и никакой техники.

– Сходство есть. Но его магия все-таки более изощренна.

– Ну, и какие шаги он намерен предпринять?

– Прежде всего прибрать к рукам Спидлар, но не наскоком, а, как и обсуждалось, постепенно. Но интересно другое: перед тем как я вошла, он что-то спрятал, и в помещении явственно ощущался налет Черного.

– Джеслек? Вызывал Черную энергию?

– Походило на то, будто он изучал что-то Черное. Однако ощущение было не столь тяжелым, какое возникает, когда изучаешь Отшельничий.

– Странно слышать эти слова рядом: ты и Отшельничий.

– Думаешь, если я женщина, так я уже не изучаю важных предметов?

– Ладно... Выходит, он нашел что-то или кого-то, концентрирующего гармонию. Хм... К этому стоит приглядеться.

– Этим я и собираюсь заняться, – говорит Ания, допивая бокал. – А нет ли у тебя еще бутылки?

– Вообще-то... есть. Мне подумалось: вдруг ты захочешь немного выпить?

– Ты предусмотрителен, Стирол.

Ания улыбается, а бывший Высший Маг встает и тянется к ведерку со льдом за второй бутылкой.

LXV

Достав листок, привезенный Джардишем перед самым ужином, Доррин вскрывает печать, но вдруг задумывается: неужели торговец проделал неблизкий путь в Дью только ради этого письма? А вдруг печать была уже вскрыта и поставлена заново? Он исследует твердый воск чувствами, но потом пожимает печами.

Трудно определить что-либо после того, как сам энергично отколупал печать ножом. Да и вообще, какая разница, читал ли Джардиш письмо? Какие там могут оказаться тайны?

Доррин приступает к чтению, почти сразу поняв, что Лидрал писала это письмо, еще не получив его ответа на предыдущее.

Доррин.

Я собиралась ехать через Пассеру и вниз по реке к Элпарте, но теперь это уже невозможно. Дорожные патрули защищают только тех торговцев, которые имеют лицензию Фэрхэвена, а на дорогах царит сплошной разбой. Даже лицензированные торговцы боятся заезжать в Спидлар и выезжать из него, хотя некоторые все равно готовы рискнуть.

Говорят, будто страшный голод в Кифриене и Галлосе позади: это так, поскольку все голодавшие уже умерли. Пастухи в большинстве своем ушли и угнали стада.

Новые горы между Галлосом и Кифриеном – их уже прозвали Малыми Рассветными Отрогами – еще остаются горячими и растапливают выпадающий снег. Один купец рассказывал, что нынче по чародейской дороге страшно ездить: снег испаряется, и вокруг стоит сплошная завеса непроглядного тумана. Горы голые, там пока ничего не растет.

Торговля идет вяло, но в этом нет ничего необычного: зимой она замирает даже в удачные годы. Надеюсь, что смогу увидеть тебя в скором времени.

Лидрал

Перечитав письмо еще раз и спрятав в ту же шкатулку, где хранится предыдущее, Доррин достает листок с чертежами игрушек и встает, задвинув стул. В комнате холодно, и юноша выдыхает пар.

Он выходит на заснеженный двор и направляется к кузнице по дорожке, проложенной между высокими, по грудь, сугробами.

Подойдя к горну, Доррин зажигает от его угольев сосновую щепку и засвечивает единственную лампу. Потом, добавив к тлеющим уголькам древесного угля, он берется за меха.

Пристроив поудобнее лампу, он раскладывает листок с чертежами на верстаке и снова поворачивается к мехам.

– Доррин, тебе помочь? – возле ларя для шлака стоит Ваос.

– Спасибо, но это моя работа, а не платный заказ. Во всяком случае, пока.

– Неважно. Я так согреюсь, а то холодно. Петра дала мне еще одно старое одеяло, но у горна теплее. К тому же я не устал. – Ваос зевает. – Во всяком случае, не очень устал.

– Зима нынче холодная.

– Самая холодная на моей памяти, – говорит паренек, подходя к ручке мехов. – А что ты собрался делать?

– Хочу посмотреть, не удастся ли мне смастерить кое-какие игрушки.

– А у меня никогда не было игрушек, – вздыхает Ваос.

– А какие бы ты хотел иметь?

– Не знаю, – светловолосый паренек пожимает плечами. Одеяло сползает с них, он поднимает его и закутывается снова. – Я игрушек и вблизи-то не видел, разве только у Виллума в витрине. Как-то попробовал вырезать сапожным ножом юлу, но она, почитай, и не вертелась. А Форра задал мне трепку за затупленный нож.

– Смотри ты...

– Тебе сильный жар нужен, Доррин?

Юноша присматривается к светящимся уголькам.

– Притормози на мехах... примерно вполовину.

– Так что ты хочешь сделать?

– Маленькую ветряную мельницу с рукояткой, чтобы лопасти вертелись.

– А не легче ли вырезать из дерева?

– Легче, но мне хочется сделать железный механизм. Так интереснее.

– А настоящий, большой механизм – он такой же?

– Не совсем. Для игрушки не требуется такая точность, как для настоящей машины. Но детали все равно должны стыковаться.

После того как заготовка несколько раз раскалялась докрасна и возвращалась на наковальню, на кирпичи рядом с горном ложится для охлаждения маленькое зубчатое колесико.

– Собираешься сделать сегодня еще одно? – спрашивает Ваос.

– Надеюсь смастерить три, и это будет половина работы. Завтра сделаю еще два таких и два со штырями.

– Ух ты! Сколько, оказывается, возни с игрушками.

– И это только начало. Перед тем как подгонять детали к дереву, мне надо будет их подточить, отфилировать и отшлифовать. А сейчас, – Доррин вынимает из горна металлический прут, – чуть полегче на мехах.

– Хорошо, все-таки, что здесь тепло, – говорит Ваос, утирая лоб.

LXVI

Холод снаружи такой, что Меривен поначалу отказывается покидать стойло. Выдыхая пар, юноша направляет кобылу в сторону жилища Риллы. Рука его непроизвольно касается посоха. У целительницы он, может, и ни к чему, а вот по дороге к Виллуму вполне может потребоваться.

Вовсю валящий из трубы белесый дымок указывает, что целительница уже давно на ногах, а цепочка ведущих к крыльцу следов – что к ней уже заявились посетители.

Подыскивая, где лучше оставить Меривен, он привязывает ее к кусту бузины.

Потопав, чтобы стряхнуть с сапог снег, он стучится и, не дожидаясь ответа, проскальзывает внутрь, быстро закрывая за собой дверь.

Крикнув: «Рилла, это я, Доррин!», юноша берет веник и начисто обметает сапоги, после чего – настолько в доме тепло! – снимает куртку.

– А я тебя заждалась, парнишка, – говорит целительница. – Тут вот люди пришли...

В комнате греются у огня молодая женщина и девочка в грязном, потертом овчинном полушубке, придерживающая левую руку правой. Щеки ее запали, в глазах боль.

– Маленькая Фриза прищемила ручонку дверцей стойла, – сообщает Рилла весьма скептическим тоном.

– Да-да, так оно и было, – торопливо заверяет мать, одетая в латаный шерстяной плащ, который когда-то был голубым. – Герхальм недоглядел.

Доррин отмечает покрасневшие глаза матери и улавливает ее боль – иную, чем у дочки. Он делает шаг к Фризе, однако девочка испуганно шарахается от него и жмется к грязным маминым брюкам.