Башни заката, стр. 52

– О чем задумался? – спрашивает она. – Помещение здесь не лучше, чем в гостинице Хайдолара. Создается впечатление, что виконт не больно-то ценит тех, кто творит добро.

– Ты, я вижу, все еще настроена скептично, – доброжелательно отзывается Антонин. – Интересно, чем можно пронять тебя по-настоящему? Может быть, стоит продемонстрировать тебе один прием, которым ты сможешь воспользоваться, чтобы постичь и понять больше?

В том, как кривятся ее губы, есть что-то и от улыбки, и от раздражения.

– Сам показ будет несложен. Не мудренее, чем тогда, когда я учил тебя становиться незаметной для тех, кому не следует тебя видеть, – говорит маг тоном терпеливого наставника. – Я обещал, что научу тебя полностью раскрывать свои способности. Разве до сих пор я не исполнял все свои обещания?

Рыжеволосая нехотя кивает.

– В таком случае, – произносит Антонин, слегка вздохнув, – мне, пожалуй, стоит дать тебе еще один урок, благодаря которому ты многое уразумеешь. Сдается мне, тебе хотелось бы знать, почему Мастера Отшельничьего держат втайне совсем нехитрые магические приемы и почему Братство спровадило тебя прочь, даже не потрудившись оценить твои возможности?

Женщина в зеленом шарфе снова кивает:

– Разве я не говорила об этом?

– Говорила. А также говорила, что слова обычно скрывают больше, чем открывают, и что тебе, мягко говоря, надоело слушать пустые отговорки. Ну что ж, значит, тебе следует научиться видеть истину напрямую, независимо от словесной шелухи. Для этого необходимо сосредоточиться. Положи обе руки на посох и смотри вниз, на зеркало.

Она хмурится, несколько озадаченная тем, что не заметила, как и когда проявилось здесь зеркало. Однако всматривается в клубящиеся под стеклянной поверхностью туманные завихрения, похожие на белые облака. Облака, скрывающие какие-то образы.

– Загляни в глубь зеркала. Вглубь! Ищи все ответы там! – голос мага слегка отдается эхом. – Зеркальная поверхность представляет собой инобытие внутренней преграды, препятствующей непосредственному постижению и полному пониманию истины. Очисти свое сознание, погрузись в тишину, обрети полное спокойствие… А СЕЙЧАС… ПРОСТО ПРИЗОВИ ОТВЕТЫ, КОТОРЫЕ ТЕБЕ НУЖНЫ…

Эти слова звучат прямо в ее голове, а не в ушах.

– РАЗВЕ ТЫ НЕ ГОТОВА ОТДАТЬ МНОГОЕ, ЧТОБЫ ОБРЕСТИ ПОНИМАНИЕ? ПОТЯНИСЬ МЫСЛЯМИ К ЗЕРКАЛУ – НЕ РУКАМИ, А МЫСЛЯМИ… И Я ДАМ ТЕБЕ ЗНАНИЕ… ЗНАНИЕ…

Рыжая падает ничком, и темноволосая мага – Сефия – не успевает поймать ее за плечи.

– Быстро же ты на сей раз управился…

– Сефия! – Антонин произносит ее имя таким тоном, что она умолкает.

– Сейчас… – бормочет маг. – Сейчас, пока она не попыталась защититься… – лоб его покрывается бусинками пота, а сеть тонких морщинок старит лицо.

В зеркале бурлит и клубится белый туман.

Проходит еще несколько мгновений – и на том месте, где сидела темноволосая женщина, остается лишь горстка пыли. Рыжая поднимается на ноги. Ее огненные волосы мерцают, а потом начинают темнеть.

– Никогда не любила рыжие волосы…

Антонин проводит рукой над зеркалом. Теперь в нем отражается всего только потолочная балка.

– Виконт ожидает нашего скорого прибытия. Разбуди меня, когда будет нужно, – говорит он и, пошатываясь, направляется к широкой кровати.

Рыжеволосая женщина делает жест в сторону оставшейся на кресле пыли. Пылинки взлетают, кружатся и без следа тают в воздухе.

– Надо же, она и вправду считала, что может довериться ТЕБЕ…

Белый маг бросает на собеседнику сердитый взгляд, но, не сказав ни слова, ложится на белое покрывало.

XXXI

Следующее утро выдалось ясным, но ветреным и холодным. Джастин, вновь выглядящий довольно молодо, поднялся спозаранку.

Стараясь очистить плащ и штаны, я не переставал дивиться тому, как это Джастину удается содержать в порядке свою одежду. Хотя, сказать по правде, я не уверен, что мне так уж хотелось уяснить все подробности.

Гэрлок уже подавал голос и бил копытом, явно давая понять, что с него довольно жухлой травы да сухих листьев и он не прочь прогуляться. Я приторочил спальный мешок, взобрался в седло и спросил:

– Далеко нам до этого Вивеля или как там его?

– Вивета. Надо бы поспеть до полудня… но это как путь задастся.

В отличие от меня, Джастин держался в седле легко и правил пони, не касаясь поводьев.

То и дело налетавший с запада ветер доносил едва уловимый запах дыма, единственная тонкая белесая струйка которого поднималась над холмами впереди. Вокруг расстилались пастбища. Ни полей, ни садов поблизости не замечалось.

Успев проехать меньше одного кай, мы увидели справа от дороги неприглядную лачугу, окруженную изгородью из жердей, за которой бродили свиньи. Кто-то в бесформенной одежде наливал воду в кормушку. Снаружи ограды паслось несколько дюжин овец.

– Когда мы покинули Монтгрен? – полюбопытствовал я.

– Вообще-то, мы его еще не покинули. Фэрхэвен считается владением герцогини, хотя ей от такого владения никакого толку. Граница между Монтгреном и Кертисом проходит за Виветом.

– Там, наверное, полно стражи.

– Пограничных застав нет вовсе, рубеж обозначен двумя каменными столбами. Герцогиня – реалистка и вполне довольствуется возможностью вешать и стрелять тех неугодных, кого хватают ее немногочисленные солдаты. А тем попадаются лишь немногие, поскольку большая часть ее маленького войска сосредоточена в Вергрене – столице герцогства.

– А что, тут все страны такие же маленькие, как Монтгрен?

– По-разному. Некоторые, вроде Фритауна, ничуть не больше, а, скажем, Хидлен и Галлос простираются с севера на юг на три сотни кай. Кифриен еще обширнее; это – единственное княжество, в полной мере заслуживающее названия державы. И оно расширяется. С тех пор, как предыдущий самодержец увеличил свои владения за счет соседей, префекты Галлоса держатся настороже.

Названия «Кифриен» и «Галлос» я когда-то слышал… Кажется, в связи с Кифриеном я слышал что-то еще, но вспомнить – что, хоть вы меня убейте, не мог.

Мы проехали мимо другой хижины. Та же убогая постройка, такая же изгородь, такая же кормушка, такие же свиньи и такие же черномордые овцы.

Вершины пологих холмов густо поросли деревьями, так что чего-чего, а строительной древесины здесь с избытком хватало. Эти леса вполне могли обеспечить материалом не только местное захолустье, но и сам Вергрен, столицу Монтгрена, известную разнообразием и качеством шерстяных изделий. Я видел немало красных и черных дубов.

Чем дальше мы ехали, тем чаще попадались хижины, от бревенчатых срубов до обшитых толстыми досками домов под соломенными крышами.

Солнце уже стояло высоко, однако почва оставалось промерзшей. Я попеременно грел за пазухой то одну, то другую руку.

За одним из множества одинаковых пологих холмов красная утрамбованная дорожная глина уступила место песку.

Теперь вокруг дороги лежали не луга и выпасы, а поля, урожай с которых был давно убран. Дома здесь стояли теснее один к другому и ближе к дороге. Спустя некоторое время мы спустились к реке. Берега ее густо заросли низким кустарником.

Сбегая со склона на ровное место, петляющая дорога спрямлялась и выводила к старинному каменному мосту.

– Этот мост обозначает границу Вивета, – заметил Джастин.

– А это важно? – буркнул я, поскольку одинаковые дома с угрюмыми жителями, одинаковые холмы, одинаковые овцы и одинаковые свиньи нагоняли на меня тоску.

– Для кого как. В определенном смысле важно, поскольку солдаты герцогини не имеют права отправлять свое правосудие за пределами Монтгрена.

Стоило нам перебраться через мост, как Вивет приветствовал нас прогорклым запахом слежавшейся шерсти. По дороге медленно тащилась запряженная мулом повозка, Возница – женщина в бесформенной серой пастушеской одежде – даже не подняла на нас глаз.

Примерно в кай за мостом дорога превратилась в улицу, по обе стороны которой плотно стояли дома.