Армия Трясогузки, стр. 8
— Тоже было бы жалко, — ответил Мика. — Но они бы хоть дело сделали!
— А почему ж они не сделали это дело? — возмутился Трясогузка. — Струсили?.. Выходит, по-твоему, мы тоже не должны ничего делать, чтобы этих трусов никто не тронул? Может, прикажешь распустить армию?
Трясогузка горячился потому, что и сам почувствовал за собой какую-то вину, но тона не сбавлял.
— Хватит нюни распускать! Ещё начальник штаба называется!
Мягкий по натуре, готовый идти на уступки, Мика иногда становился каменным. И тогда он ни на шаг не отступал от своего. Так было и в этот раз. Он будто не слышал запальчивых слов командира и сказал убежденно и твёрдо:
— Помочь надо.
— Как? — быстро отозвался Трясогузка.
— Надо отнести им еду и питьё. Там окошко есть.
— Выдумал ещё! — воскликнул Цыган. — Нашу еду раздавать!
— Я свою порцию носить буду.
— Чумовой! — выругался Цыган. — Да за еду!.. — Он окинул взглядом мешки и ящики с продовольствием и вытянул руки, словно хотел обхватить это все и прижать к себе. — За еду вот так держаться надо!
Трясогузка ударил его по рукам.
— Убери лапы, загребала!
Мика и Цыган выжидательно уставились на командира.
— Кормить будем! — объявил своё решение Трясогузка. — Но и работать заставим!
Никто в армии не догадался, какую работу придумал командир для заложников. А пока работать пришлось самим ребятам. Мика получил задание уложить в мешок продовольствие. Он остался в штабе. Цыган с Трясогузкой взяли десяток пустых бутылок из-под вина и пошли к реке.
Было тихо и так темно, что мальчишки не сразу попали к берегу. Только журчание воды помогло им выбраться из кустов. А дальше дорога прямиком привела их к мосту.
— Где винтовка? — шёпотом спросил Трясогузка.
— В воде… И патроны там, — ответил Цыган и лязгнул зубами, предчувствуя, что сейчас ему придётся купаться. — Неужели полезем?
— Нет, подождём! — усмехнулся Трясогузка. — Всплывают только утопленники, да и то не всегда!.. Положи бутылки и раздевайся!
Цыгана охватила дрожь.
— Б-р-р! — вырвалось у него, когда он нагнулся и снял ботинки.
— Х-х-х! — услышал Трясогузка, когда Цыган стянул с плеч рубашку.
— Прекрати! — сердито сказал командир.
— Н-не я… С-само!.. Это опасная пантомима!
— Гогочка какая! — прикрикнул командир и, помолчав, добавил: — Одевайся!
Трясогузка сам сбросил одежду, вошёл в воду по колено, спросил:
— Здесь?
— Поглубже! — ответил Цыган с берега.
Трясогузка сделал ещё несколько шагов. Вода дошла до пояса.
— Ещё немножко! — сказал Цыган.
Над водой остались плечи и голова командира.
— Тут вроде! — произнёс Цыган.
— Не мог уж поближе к берегу бросить! — прошипел Трясогузка и, вдохнув воздух, без всплеска погрузился в воду с головой…
Мика был удивлён, когда на кучу соломы из люка упали цинковая коробка с патронами и винтовка. Появился Трясогузка с мокрой головой и синими губами. Он принял от Цыгана бутылки с водой, поставил их к стене, уселся у печки и выдавил из себя:
— П-пороху!
Цыган бросился к бочкам, принёс две пригоршни пороху и осторожно, по щепотке, стал сыпать на угли. Подвал озарился яркими вспышками и наполнился запахом пороховой гари.
Ведро раскалилось докрасна. Губы у Трясогузки порозовели.
— Я бы сам полез, да он не дал! — объяснил Цыган Мике.
— Холеру какую-нибудь подхватил бы — потом возись с тобой, — сказал Трясогузка. — Тебе ещё будет работа сегодня. Гитара в порядке?
— В порядке!
— А у тебя, Мика, все готово?
— Флажки остались.
— Пиши скорей!
Мика разложил на ящике заранее приготовленные куски батиста и спросил у командира:
— Три?
— Зачем это? — удивился Цыган.
— Нас трое стало, — ответил Трясогузка.
— А если десять будет или сто?
Вопрос заставил командира задуматься.
— Да и к чему они? — продолжал Цыган. — С этими тряпками только попадёшься!
— Ты что ж, против знамён? — строго спросил командир. — Нет знамени — нет и армии!
Когда Мика сделал надпись на одном флажке и взялся за второй, Трясогузка неохотно добавил:
— Сегодня одного хватит, а потом посмотрим…
НОЧНОЙ КОНЦЕРТ
Эшелон отправлялся на фронт. По этому случаю солдатам выдали по стакану водки. Но она не подняла настроения. Если и смеялись, то невесело. В шутках слышалась тревога. Ходили слухи, что Красная Армия готовится к большому наступлению. Потому и подтягивались к фронту новые белогвардейские части. И никакой хмель не мог вытеснить из головы мысль о предстоящих боях. С завистью смотрели солдаты на дежурившего у пакгауза часового: он оставался в городе.
Погрузка закончилась. Ждали, когда подадут паровоз. От нечего делать дымили длинными самокрутками. Солдаты, свесив ноги, сидели в дверях вагонов, лениво перебрасывались словами.
И вдруг задорно и весело затренькала гитара. Рядом с пакгаузом стоял Цыган. Гитара порхала в его руках. Он кружил ею над головой, перебрасывал за спиной из руки в руку, протаскивал под коленом и успевал щипать за струны. Гитара пела не умолкая.
Закончив короткий номер, рассчитанный на то, чтобы привлечь внимание, Цыган театрально раскланялся.
— Убирайся отсюда! — сказал часовой, карауливший заложников.
— А тебе что, жалко? — закричал солдат из вагона. — Пусть поиграет!
— Не положено! — ответил часовой. — Здесь заключённые.
— Какой законник! — зло усмехнулся солдат.
Его поддержали многие. Часовому кричали:
— Заткнись, тыловая крыса!
— Он сменится и дрыхать пойдёт, а мы — в окопы!..
— Играй, хлопец!
— Мы, может, кроме пуль, ничего и не услышим больше!
Часовой махнул рукой. Спорить было опасно. Подвыпившие, обозлённые солдаты могли расправиться с ним. Что им терять? Дальше фронта их не отправят.
Цыган снова ударил по струнам. На этот раз он то подскакивал, разбросив ноги в стороны, то присаживался и на пятках ходил по кругу, то начинал кружиться волчком.
Солдаты столпились вокруг паренька. Часовой подошёл поближе.
В это время Мика и Трясогузка подкрались к задней стенке пакгауза. Мика забрался командиру на плечи, привстал на цыпочки, дотянулся до оконной решётки и шепнул:
— Достал.
Трясогузка вытащил из мешка кусок сахару, подал его Мике. Кусок исчез в темноте за прутьями решётки. Мика услышал негромкий удар — сахар упал на пол. В пакгаузе завозились. Послышались приглушённые голоса.
Трясогузка подал связку баранок. Мика и её просунул за решётку. А когда он пропихивал между прутьев твёрдую копчёную колбасу, его пальцы встретились с чужими пальцами. Заложник и Мика не видели друг друга и не произнесли ни слова, но работа пошла быстрей. Теперь можно было передавать и бутылки с водой, и оружие. Мужские руки за решёткой проворно подхватывали все, что просовывал Мика.
А Цыган все плясал. Пот заливал ему глаза. Гитара стала тяжёлой. Но он не мог позволить себе передышку. Так он ещё не плясал никогда. Ему не хватало воздуха. В глазах рябило. Лица солдат слились в плотную колышущуюся массу. Ноги подкосились, и очередного колена не получилось: Цыган шлёпнулся на землю.
Вокруг захохотали.
— Выдохся все-таки! — произнёс кто-то.
— Двужильный парень! — сказал часовой. — Я думал, ему и конца не будет!
Солдаты стали расходиться. Этого и боялся Цыган. Он попытался встать, но ноги не слушались. Тогда он запел старую таборную песню. Отчаянье придало его голосу волнующую искренность. Солдаты снова столпились вокруг сидящего на земле беспризорника.
Голос у Цыгана был звонкий. Трясогузка и Мика слышали его.
— Здорово старается! — шепнул снизу командир.
Мика не ответил. Цинковая коробка с патронами никак не хотела пролезать между прутьев решётки. Мика напрягся, как мог, и почувствовал, что оттоптанные его ногами плечи Трясогузки задрожали. Но командир крепился.