Армия Трясогузки, стр. 29
— Бегите! — шепнул он остолбеневшим ребятам и снова завопил: — Чако! Чако! Возьми их! Возьми!
Трясогузка понял. Он оттолкнул Мику, перескочил через высокий порог. Цыган — за ним. Они побежали вдоль забора к пустырю. Сзади продолжал кричать Мика. Неуверенно лаял Чако, совершенно сбитый с толку противоречивыми командами. Мика кричал: «Возьми!» а шёпотом приказывал: «Место!»
— Успокойся, Мэри! Успокойся! — сказал Ицко, подходя к воротам. — Это не настоящие воры. Это беспризорники… Ты знаешь, кто такие беспризорники? Видела их в Японии?
Мика не собирался вступать в разговоры с управляющим. Это тебе не девчонки. Ему много не наврёшь. Прислонившись к воротам, Мика обмахнул лицо платком.
— Я так испугалась… пойду полежу!
Он медленно направился к крыльцу.
— Мэри!
Мике пришлось оглянуться. Управляющий стоял в дверях флигеля и держал в руке куклу.
— А-а!.. Уберите, пожалуйста! — попросил Мика. — Это мы играли с Ниной и Варей.
— С кем?
— Вы их не знаете?.. Нина — из церкви, а Варя — дочь трактирщика.
НА ИСХОДНЫХ ПОЗИЦИЯХ
Платайс был настолько занят, что виделся с Микой лишь поздно вечером в спальне, но и тогда они мало разговаривали, потому что управляющий мог подслушать. Платайс заметил, что Мика повеселел, приободрился и больше не жаловался на скуку. Отец объяснял это тем, что у сына появились подружки — Нина и Варя. Знакомство с девочками шло Мике на пользу. Он старался подражать им и в жестах, и в словах, и во многих других мелких деталях, отличающих девочку от мальчика. Другой помощи от сына Платайс и не требовал. Мика, как и Чако, был всего лишь своеобразным паролем, пропуском на въезд в Читу. Ни в какие секретные дела Платайс и не думал посвящать сына.
После встречи с друзьями у Мики завелись и собственные секреты. Он ничего не сказал отцу о Цыгане и Трясогузке. Мальчишки наивно боялись, что Платайс немедленно отошлёт беглецов в детдом. Они и не подумали, как мог сделать это Платайс, находясь в Чите, в тылу у семёновцев?
Чтобы пристроить друзей, Мика несколько раз встретился с Ниной и Варей. Он неплохо сыграл роль взбалмошной, странной, богатой девчонки, на которую нашла этакая жажда благотворительности. Мика вздыхал, то и дело вспоминал о несчастных беспризорниках, которые от голода пытались забраться в особняк за куском хлеба и, наконец, он попросил подружек помочь хотя бы двум бездомным мальчишкам: взять одного в церковь, а другого в трактир.
Девчонки не могли отказать Мэри…
Пока Варя вела Цыгана к отцовскому трактиру, она успела ему надоесть.
— Ты хоть что-нибудь умеешь делать, черномазый? — брезгливо спрашивала она. — Ложку от вилки можешь отличить?
— Могу! — отвечал Цыган,
— А гитара зачем у тебя?
— Играть.
— Неужели научился?
— Научился.
— Придётся переучиваться! Теперь на грязных тарелках играть будешь!
Перед входом в трактир Варя ещё раз окинула Цыгана брезгливым взглядом и бросила:
— Жди тут, черномазый!
Цыган присел на ступеньку.
Перед трактиром на площади маршировали солдаты. Губастый офицер надрывно подавал команды, заставляя солдат то рассыпаться в цепь, то выстраиваться в шеренгу, то сдваивать ряды.
Слева от трактира, отделённый от него узким тупиком, забитым дровами, стоял дом с решётками на окнах. У входа — два солдата. «Тюрьму краулят!» — подумал Цыган и удивился, что её устроили рядом с трактиром.
А в трактире решалась судьба Цыгана. Отец Вари, узнав, что это просьба дочери купца Митряева, сказал:
— Если б сам просил, а то — дочка!..
Варя вздёрнула плечики.
— Какая разница!.. Мэри обязательно скажет отцу, что ты отказал!
— И мы потеряем богатого клиента! — вставила своё слово мать Вари.
— Клиента! — возмутился трактирщик. — Да я от него и гроша ещё не получил!
— И не получишь! Клиентов нужно приманивать, а ты…
— Что я? Что? — гаркнул на жену трактирщик. — Этот подкидыш обворует нас, а то и прирежет ночью!
Перебранка происходила с переменным успехом. Трактирщица совала мужу в лицо подаренную Варе японскую куклу, и обе хором кричали, что Митряевы могут их озолотить. Не выдержав этой атаки, трактирщик громыхнул кулаком по груде подносов и пролаял дочери:
— Зови!
Цыган вошёл в комнату и смиренно остановился у дверей. Шесть глаз впились в него. За годы бродяжничества он научился разгадывать людей. Цыган и сейчас почувствовал, что трактирщика не проймёшь ничем, а на трактирщицу можно подействовать. Неуловимым, как у фокусника, движением он перекинул гитару из-за спины в руки и запел романс про душистые гроздья белой акации. И попал в цель. Трактирщица как-то заколыхалась всем своим тучным телом, чувствительно вздохнула и сказала мужу:
— Видишь?.. Он нам подходит!
Трактирщик выругался, дал Цыгану подзатыльник и проревел:
— Распелся, подкидыш!.. Ать — на кухню!
Цыгана приняли на работу…
Трясогузке повезло больше. Его не обозвали подкидышем и ни разу не стукнули по голове. Нина заранее поговорила с отцом, и тот не удивился, увидев перед собой мальчишку с кое-как приглаженными волосами, в рваных, но только что почищенных ботинках.
— В господа нашего Иисуса Христа веруешь, отрок? — баском спросил священник.
— Ещё как, батюшка! — елейным голосом ответил Трясогузка.
— Врёшь небось? — усомнился священник.
— Вот те крест, не вру! — Трясогузка обмахнул себя крестом, будто отогнал комариную тучу. — Я и сны-то одни божественные вижу.
Нина стояла сзади отца и грозила пальцем: не болтай лишнего.
Но священник заинтересовался снами отрока.
— Это какие же божественные?
Трясогузке пришлось врать до конца.
— А такие, батюшка… То богородица подойдёт — одеяльце поправит, то божья матерь с облачка спустится — в лобик поцелует, а то и сама царица небесная по головке погладит…
Нина зажмурилась, присела и спряталась за спиной у отца. В глазах у священника промелькнуло что-то непонятное, а голос вроде помолодел. Прикрыв рот ладонью, он произнёс в бороду:
— Да-а-а… Снизошла на тебя, отрок, божественная благодать!.. Но запомни: ежели просвиры или свечи пропадать будут, я тебя по головке не поглажу… Иди с богом… Нина все тебе покажет.
Когда они вышли, Нина прислонилась к церковной ограде и рассмеялась до слез.
— Чего? Чего ржёшь-то? — сердито спросил Трясогузка, но, узнав, что богородица, божья матерь и царица небесная — одно и то же, рассмеялся и сам.
— Почему же он меня не выгнал?
— Папа добрый, — просто сказала Нина. — Он ко всем относится одинаково. Говорят, без веры жить нельзя, а во что верить — это уж пусть каждый сам для себя выбирает.
— Что ж, он и к красным хорошо относится? — ввернул Трясогузка каверзный вопросик.
— Наверно, — так же просто ответила Нина. — А японцев не любит. Говорит, они готовы всю Россию в вагоны запихать и к себе увезти. Ненавидит грабителей!.. Я тебя прошу… Ты свечи будешь продавать… Не воруй деньги! Ладно?
Трясогузка только фыркнул с презрением…
Познакомив Трясогузку с несложными обязанностями церковного служки, Нина свела его на колокольню. Это было самое высокое в Чите строение. Внизу и чуть в стороне лежал весь город с кривыми улочками, с игрушечным вокзалом, с тонкой серебристой ниточкой реки Читы.
— А я видела, как она вас кормила! — неожиданно похвасталась Нина.
— Кто? — вырвалось у Трясогузки.
— Мэри… Вы вон на той скамейке сидели.
С колокольни был виден и флигель, и скамейка, и крыльцо особняка. Присмотревшись, Трясогузка заметил и овчарку, лежавшую у ворот.
— Дура — потому и кормила!
— Зачем ты так! — Нина укоризненно покачала головой. — Она хорошая, а ты ругаешься!
— С жиру бесится? — проворчал Трясогузка и отвернулся от особняка. — А там чего?
— Там склад.
За болотистой луговиной начиналась берёзовая роща. Среди низкорослых деревьев виднелись крыши навесов, под которыми лежали ящики. По углам забора из колючей проволоки стояли на высоких столбах сторожевые будки. От склада к железнодорожной станции шла хорошо наезженная дорога.