Армия Трясогузки, стр. 25

«Марала!» — презрительно подумал Трясогузка и хотел повторить это слово вслух, но беспризорник как-то нелепо согнулся и на цыпочках засеменил к кухне.

Все произошло именно так, как предполагали опытные в таких делах Цыган и Трясогузка. Беспризорник подскочил к чурбану, вцепился в мясо, вскрикнул от боли и растерялся. Ему бы со всех ног назад, а он беспомощно тряс ошпаренными руками и дул на растопыренные пальцы. А потом даже Трясогузке и Цыгану стало страшно. Разъярённым быком налетел кашевар. Беспризорник повис над землёй. Одной рукой солдат держал его за шиворот, а другой рассекал ножом воздух у самого носа мальчишки. Ругался кашевар виртуозно. Он выпалил залпом десятка два забористых словечек и по-футбольному выбил беспризорника со двора.

Мальчишка перевернулся через голову, очутился на ногах и, не оглядываясь, помчался прочь.

— Кульбит с переходом в быстрый карьер! — определил Цыган этот номер. — А жаль — мы бы помогли ему съесть мясо!

— Идём! — позвал Трясогузка. — Нам этого малыша терять нельзя!.. Как улепётывает! Он до самой хазы не остановится! А мы — за ним! Понял?..

ХРЯЩ

Был за Читой карьер, в котором добывали песок, а рядом — лесопилка. Она уже не работала. Оборудование увезли. Крыша и стены обвалились. Уцелела только бывшая котельная. Она служила для читинских беспризорников пристанищем. Здесь они ночевали, здесь делили добычу.

Руководил ими бывалый беспризорник Хрящ. Особой силой он похвастаться не мог, но был похитрее, поумнее других и лицом выделялся. Угловатое, сухое, оно, казалось, состояло из одних хрящей. Глаза серые, но выразительные, властные и часто страшные. Он мало говорил. Взглянет

— и все понимают, что приказал Хрящ.

Следуя за маленьким беспризорником, Трясогузка с Цыганом подошли к царству Хряща.

Среди торчавших во все стороны балок лесопилки кто-то промелькнул и спрятался за обвалившейся трубой. Трижды раздался тонкий предупреждающий свист.

— Служба у них поставлена хорошо! — похвалил караульного Трясогузка.

— А сколько их? — с тревогой спросил Цыган. — Изобьют ещё!

— Накормят! — уверенно ответил командир, будто шёл к старым и добрым друзьям.

Больше никто не появлялся на развалинах, но, когда мальчишки подошли поближе, из всех щелей, как муравьи, поползли беспризорники и плотным кольцом окружили незваных гостей.

— Здорово! — по-свойски приветствовал их Цыган.

Никто не ответил, но и никто пока не лез драться. Все ждали Хряща. Как он скажет — так и будет.

Круг разомкнулся. Из пролома в стене вышли два высоких и сильных парня. Они вынесли плетёное кресло. За ними, не спеша, появился и сам Хрящ в мятом, похожем на гофрированную трубу цилиндре и в чёрной поддевке. Сел в кресло. Телохранители встали по бокам.

— Здорово! — повторил Цыган.

Хрящ даже не взглянул на него. Он смотрел на гитару, шевелил хрящеватым носом. Перевёл взгляд на правого телохранителя, спросил:

— Что за артисты?

— Пожрать бы! — сказал Трясогузка. — А потом и поговорить можно…

Тонкие губы Хряща чуть раздвинулись, и вся толпа беспризорников захохотала. Царёк перестал улыбаться, и все умолкли. Короткий кивок головы — и правый телохранитель пошёл на Трясогузку, но отлетел, наткнувшись на встречный удар. Царёк взглянул влево — на второго телохранителя. Теперь уже два парня пошли на Трясогузку.

Несдобровать бы ребятам, если бы не гитара. Цыган сдёрнул её с плеча, ударил по струнам и запел тоскливым, отчаянным голосом:

Это было так неожиданно, что все замерли. А Цыган прошёлся пальцами по струнам, заставил гитару заплакать и пропел, точно пожаловался на свою горькую судьбу:

Пришли солдаты да на закате…

— с болью пел Цыган.

Погасли злобные огоньки в глазах беспризорников. Гитара рыдала, а Цыган пел — рассказывал о горе, о сиротской жизни. Хрящ надвинул на глаза мятый цилиндр и, когда Цыган замолчал, глуховато объявил:

— Обед!

Потом он подозвал Трясогузку и Цыгана и грязным пальцем с длинным ногтем указал на самое почётное место — у своих ног.

Лужайка перед развалинами превратилась в столовую. Для гостей на земле постелили салфетки — листовки, которые днём лётчик сбросил с аэроплана. На эти салфетки телохранители выложили хлеб, колбасу и даже сахар. Цыган с Трясогузкой набросились на еду. Жевал что-то и Хрящ, и телохранители, и все беспризорники, рассевшиеся вокруг кресла царька. Никто не разговаривал. Слышалось чавканье и тихое всхлипывание.

Трясогузка оглянулся, но не увидел, кто плачет.

— Кто это? — спросил он у Хряща.

— Малявка! — с презрением ответил царёк.

Услышав своё прозвище, из-за груды битого кирпича выглянул тот малыш-беспризорник, который пытался стащить мясо.

— Ты чего? — крикнул Цыган. — Руки болят?

Малявка замотал головой и жалобно заморгал глазами. На грязных щеках белели промытые слезами извилистые полосы.

— Есть хочу! — пропищал он.

— Не заработал! — изрёк Хрящ.

Цыган подмигнул Малявке, вскочил на ноги и разыграл всю сцену, которая произошла у походной кухни. Он был то Малявкой, то кашеваром. И голос у него менялся. Он то пищал, как Малявка, то рычал и ругался, как тот солдат. Беспризорники хохотали. Улыбался и Хрящ тонкими губами. А Цыган, показывая, как Малявка вылетел из ворот, несколько раз перевернулся в воздухе через голову и попросил у царька:

— Накорми ты его!

Хрящ повелительным жестом вытянул руку. Телохранитель вытащил из кармана большой кусок сахару и положил ему на ладонь. Сахар полетел через головы беспризорников. Малявка поймал его, спрятался за груду кирпича, и оттуда сразу же долетел громкий хруст.

За обедом Трясогузка поднял листовку и прочитал первую строку:

— «Товарищи солдаты! Против кого вы воюете? Атаман Семёнов и японские генералы обманули вас!..» Откуда это у тебя? — спросил он у Хряща.

— С неба! — усмехнулся царёк.

— Спрячь подальше, а то сам на небо попадёшь!

— Ты не пугай! — нахмурился Хрящ. — Поел и отвечай: кто такие, зачем притопали?

Ссориться с царьком было невыгодно, и Трясогузка сказал уважительно:

— Помощь твоя нужна. Без тебя — амба!

— Амба! — подтвердил польщённый Хрящ и выжидательно произнёс: — Ну-у?

— Ищем мы птичку! — понизив голос, таинственно сообщил Трясогузка. — Мелом нарисована… Вот так нужно! — он чиркнул по горлу пальцем. — Позарез!.. Не видал где-нибудь в городе?

— Может, и видал! — неопределённо ответил Хрящ и наклонился к Трясогузке. — А мне отколется?

— Законы знаем! — многообещающе прошептал тот.

— Урки! — повелительно, крикнул царёк беспризорникам. — Кто птаху видал? Мелом намалёвана…

Минуту длилось молчание. Потом встал один мальчишка, проглотил комок творога, вытер руки о штаны и сказал:

— Видал… Мелом… Три штуки… И крылья — в стороны.

— Иди сюда, Конопатый! — приказал Хрящ. — Где?

Мальчишка подошёл. И лицо, и шея, и даже уши у него были густо усыпаны веснушками. Из-под рыжих и каких-то пушистых ресниц хитренько поблёскивали быстрые глаза.

— Где? — переспросил он и зажмурился. Распахнув рыжие пушистые ресницы, он проговорил отрывистой азартной скороговоркой: — Домина там — во! Крыши не видать! И собака — морда страшенная! Сунулся — она на меня! Я — ходу!.. А пожива там есть! Фраер один туда въехал — богач из Японии! С дочкой! Шляпа — зонтик!

— Ты про птицу, про птицу! — напомнил ему Трясогузка.