Некрасивая, стр. 27
Не медля более ни секунды, я очутилась возле неё. Она по-прежнему висела, слегка покачиваясь над пролетом… Рассуждать было некогда… Вся моя мысль сводилась к одному: надо спасти… Спасти Звереву во что бы то ни стало, если бы даже пришлось пожертвовать жизнью для неё… Что моя жизнь… Жизнь бедной дурнушки Ло, такой безобразной и ненужной и притом сироты, круглой сироты… Кто любит меня здесь, в этом мире? Никто! Мурка поплачет и утешится, если я умру, у неё есть Кукла, мать, братья и сестры… А я одинокая, ненужная… А эта бедная больная Незабудка, у неё есть отец с матерью, обожающие ее; брат кадетик румяный, веселый насмешник, которого я видела тогда в приеме; может быть еще другие братья… Сестры… Бедняжка Незабудка, ведь она бродит сегодня исключительно из-за меня… Да…
Очевидно поступок с моей письменной работой не давал ей покоя. Нервы разошлись, вследствие этого (я кое-что знаю о болезни лунатиков, у нас рассказывали об этом в пансионе), и снова наступил припадок, из-за раскаяния, мучения совести, из-за меня, из-за меня… Не даром же она во сне целовала меня, прося прощения. Бедная девочка, я должна, должна спасти тебя, или погибнуть за тебя, или… Или с тобой…
А она все по-прежнему висела, чуть покачиваясь над пролетом, облитая серебряными лучами луны. Теперь её лицо было спокойно. Очевидно ей грезился сладкий сон. На размышления мне больше не оставалось ни секунды. Каждый миг худенькие руки Зверевой могли ослабнуть и выпустить из точки опоры, и… Какая ужасная смерть!
Заглушая срывающиеся с моих губ стоны ужаса, я рванулась к ней, скользнула под перила, села на боковой стороне ступени лестницы, и в следующую же минуту одна рука моя обвивала крепко талию Незабудки, другая же цепко стиснула пальцами столбик перил. Я сидела в самой неудобной позе, перегнувшись всем телом, и судорожно сжимала худенький стан спящей девочки, всеми силами пытаясь водворить ее, в тоже время назад за перила. Но увы! Это плохо удавалось! С каким-то безотчетным упрямством сомнамбула не поддавалась моим усилиям. А под нашими ногами раскрывался огромный глубокий колодезь лестничного пролета при одном взгляде, на дно которого у меня захватывало дух и кружилась голова…
На одну минуту у меня мелькнула даже мысль осторожно разбудить Незабудку… Но увы! Она была далеко не удачна — эта моя мысль! Проснувшись, больная девочка наверное затрепещет, испугается, забьется при самом лучшем исходе, и у меня не хватит силы удержать ее…
Но и не возможно, с другой стороны, сидеть так долго, скорчившись на ступеньке, со спущенными вниз ногами и удерживать одной рукой четырнадцатилетнюю хотя бы и худенькую и тщедушную девочку, какой была Незабудка.
Я уже с ужасом подумала о том, что ночь длится бесконечно и что первый человек, который явится сюда, чтобы тушить газ в коридоре, ламповщик, не придет ранее пяти часов утра.
Вдруг я ощутила, что все тело Незабудки как-то дрогнуло, вытянулось и бессильно повисло на моей руке… В ту же минуту я почувствовала что тяжестью этого тела меня тянет вниз… С неудержимой силой… Еще минута и я соскользнув со ступени, очутилась над провалом, имея единственной точкой опоры мою правую руку, казалось слившуюся в одно со столбиком перил…
Боже Великий! Теперь наша гибель была уже несомненна… Я поняла это сразу в ту секунду, когда колючие искорки напряжения забегали от локтя к пальцам, и плечо начало заметно и быстро неметь…
С тяжелой ношей, на одной руке, держась на другой, висела я над пролетом…
Мои мысли начинали путаться… Мое сердце теперь билось тяжелыми гулкими ударами, ледяной пот градом катился по лицу… Так вот они каковы, должны быть последние минуты жизни!
Сколько их вынесет еще моя затекшая рука?.. Все тяжелее и тяжелее становится Незабудка! О, если бы удалось спасти ее, только ее… Но, сладкая мечта так и останется мечтой… Никто не войдет сюда ранее пяти часов… А рука еще больше немеет… дрожит… Сейчас… Сейчас выпустит она спасительный столбик… Что ж, так и надо! Так и должно быть! Значит, так указано самим Богом! Милый мой папа, скоро, скоро теперь я увижу тебя!
И вдруг мне показалось, что у меня вырастают крылья за спиной… Что пролет лестницы наполняется розовым туманом и я закрываю глаза…
Сейчас! Сейчас — конец… Я широко раскрываю взор… Смотрю вниз… На площадке четвертого этажа я вижу бледные, встревоженные лица… Передо мной мелькает испуганное, как мел белое, лицо Аннибал, округлившиеся от ужаса глаза Мурки, панический страх в лице Строевой и искаженные черты Феи…
«Это сон! Сон! Я вижу их всех во сне» — шепчет мне уже притупившееся сознание и в тот же миг последние силы покидают меня. — Смерть! — быстрым вихрем проносится в моей голове… Моя рука слабеет… Я судорожно прижимаю другой к своему телу худенькое тело Незабудки… Мои пальцы разжимаются… Те, что держались за столбик, перил и… В глаза мои заглядывает ужас последнего мгновения. Это смерть.
У неё, у моей смерти было бледное без кровинки лицо, округленные ужасом глаза и сильные руки… Этими сильными руками она схватила мои плечи… Потянула к себе и в тот же миг я не выпуская из рук Незабудку почувствовала прикосновение чего-то холодного к моей спине, плечам и босым ногам…
— Воды! Воды и мокрых полотенец! — приказывал чей-то повелительный шепот, и опять, то же лицо смерти, но уже менее похожее на смерть, а на кого-то знакомого мне, много раз виденного человека, склонилось надо мной…
— Дитя мое! Выпустите вашу ношу, вам будет легче, — услышала я мягкий голос надо мной.
Я взглянула опять усталыми глазами вокруг себя… Все знакомые, все те же на смерть перепуганные лица Мурка… Фея… Строева… Аннибал… И она спасительница наша моя и Незабудки, Лидия Павловна Студнева, успевшая в самый момент падения подхватить меня…
Но об этом я узнала уже позднее, а пока я плохо соображала, что случилось со мной. Какая-то суета… Те же испуганные милые лица и новое прикосновение чего-то мокрого и холодного к моим плечам, затекшим рукам и голове. На минуту мелькнула четкая, вполне сознательная мысль.
«Не испугали бы они Незабудку!»
И я тотчас же высказала ее в слух:
— Не разбудите ее… Она — лунатик. Берегитесь ее испугать… И скорее ее в спальню, и не пускайте сюда больше… Второй раз мне ее будет уже не спасти… Ни капли силы в руках не осталось… Не спасти…
И с этим последним словом я лишилась сознания…
Глава XX
Я — героиня
Мой обморок перешел в сон и этот сон был сладок и приятен. Я грезила странными видениями, казавшимися продолжением недавней действительности. Я видела себя летающей над бездной с сильными крыльями за спиной в каком-то розовом облаке и кто-то певуче, как музыка шептал надо мной:
— О, как хороша ты теперь Ло! Как чиста твоя душа, давшая тебе возможность подняться так высоко, — прости же прости, милая великодушная Ло, за нанесенные тебе так несправедливо обиды и муки…
— Прости! Прости! — глухо вторили где-то другие голоса. В ту же минуту что-то ударило мне в глаза ослепительным светом и… Я проснулась.
Я лежала на моей постели в нашем дортуаре, на ночном столике горела свеча, а на коленях у моих ног обхватив их крепко руками кто-то бился, исступленно рыдая и произнося безостановочно одно только слово:
— Прости! Прости! — Я успела только увидеть типичный курчавый затылок. И протянула руку.
— Римма? О чем ты? Аннибал? Милая!
В тот же миг курчавая голова приподнялась и ко мне повернулось вспухшее от слез и все залитое ими лицо.
— Она не умерла! Она пришла в себя, она выздоровеет! Да она выздоровеет теперь! Ах, Лиза! Лиза! — И прежде нежели я успела придти в себя Африканка с ей одной присущей стремительностью, бросилась ко мне, обхватила мою голову, тесно прижала ее к своей взволнованной груди и заговорила трепетно и бурно выбрасывая слова, сквозь рыданье, разрывавшее ей горло…
— Гродская! Лиза! Ло! Родная! Светлая ты наша! Ты наша! Прости ты меня! Прибей! Искусай! Исцарапай, мне легче будет. Но прости! О, ты, великодушная! Ты лучше всех нас! Даже Феечки лучше! Даже моей Дины! Я обожаю тебя! Я боготворю тебя! Я преклоняюсь перед тобой! С той минуты ты мне сердце повернула, все сердце на изнанку, когда… Когда за нас с Незабудкой наказание приняла, не выдала ни одним словом, а сегодня… Ночью… Звереву спасла от смерти… Сама жизнью рискуя… Феечка все видела… Она не спала… Она как Незабудка из дортуара выходила, проснулась… И когда ты вышла за ней, она за тобой следом пошла… Подоспели тогда, когда вы уже обе над провалом висели… Она умница — Дина… Сразу поняла в чем дело… Что лунатик Незабудка, и оповестила Лидию Павловну и нас… Мы все на лестницу высыпали… Лидия Павловна строго запретила произнести хоть одно слово, и сама к вам… Подхватила тебя, когда ты уже срывалась, спасая Ольгу. Лиза! Гродская! Графинечка ты моя непонятая, золотая, прости ты меня, за все Лизочка, а я собачкой твоей буду, рабой, Фею для тебя разлюблю, если хочешь! Как Бог свят! Милая ты моя!