Дом шалунов, стр. 19

Услышав это неожиданное решение, директор невольно расхохотался. Засмеялся и всегда серьезный учитель-француз. Засмеялись и мальчики. Странный мальчуган пришелся всем по душе.

— Как тебя зовут? — спросил, с трудом преодолев первый взрыв смеха, директор.

— Меня зовут по-разному, — отвечал мальчик, — бабушка зовет меня «несносным шалуном», папа «сорви-головою», дворник «сорванцом».

— Нет, нет, — снова захохотал г. Макаров, — не то я спрашиваю тебя. Как твое имя, мальчуган?

— Имя? Гриша Кудряшев.

— Ну, вот что, Гриша! — и говоря это, директор положил руку на плечо мальчика. — Ты останешься у меня. Деньги твои спрячь обратно. Они тебе самому пригодятся. А лучше дай мне адрес твоих родных. Я напишу им, что ты останешься у меня, чтобы они не подумали, что ты потерялся. Понял?

— А они не увезут меня отсюда, пока я не успею еще исправиться? — испуганно произнес Гриша.

— Нет, нет, не бойся! — засмеялся директор. — Я сам не отдам тебя, пока не исправлю совсем. С сегодняшнего дня ты мой пансионер, слышишь! И зовут тебя отныне Греня. У меня уж такое правило — давать со дня вступления в пансион другие имена детям. Но никаких прозвищ у нас не полагается.

— Значит я не «несносный шалун» больше? — осведомился Гриша.

— Нет, — опять ответил Александр Васильевич.

— И не «наказание»?

— Да нет же!

— И не «сорви-голова»?

— Нет. Ты Греня, и никто другой!

— Отлично. Это имя мне нравится. И эти мальчики тоже. А вы больше их всех, — заключил он, неожиданно обращаясь к Александру Васильевичу, — давайте-ка вашу руку. Я вас полюбил и думаю, что вам скоро удастся меня исправить!

И он изо всех сил тряхнул, как взрослый, руку директора.

— Да, я тоже надеюсь на это, — отвечал тот. — Ты славный малый, и мы будем друзьями.

И сказав это самым серьезным тоном, директор вышел из спальни, поручив нового пансионера гувернеру и его новым товарищам.

Поступление нового пансионера решено было отпраздновать. Александр Васильевич захотел порадовать своих мальчиков, а заодно и сироток-племянниц, Марусю и Женю. Он предложил поездку в лес с самоваром и закусками, взяв с собой и кухарку Авдотью, которая должна была печь картошку и варить обед в лесу.

Когда мальчики узнали об этом, долгое «ура» огласило стены пансиона. Но поездка чуть было не расстроилась.

Кухарка Авдотья накануне «пикника» ходила в соседнее село на базар покупать себе сапоги, и когда шла но проселочной дороге, то в двухстах шагах от пансионского сада увидела четвертушку бумаги, тщательно прибитую к дереву и исписанную крупным детским почерком вкривь и вкось. Авдотья не была грамотна, но бумажка все же очень заинтересовала ее. Она осторожно сняла ее с дерева и принесла домой. Мальчики играли в саду на площадке в мячик, когда перед ними неожиданно появилась Авдотья.

— Вот, тута, на деревце висела, — таинственно прокудахтала она, показывая им записку.

Алек Хорвадзе взял у нее бумажку, желая прочесть, но Витик Зон стрелою кинулся к нему и почтительно, вынув листок из рук «царя», произнес с поклоном:

— Ты, Алек, царь, и потому тебе нечего утруждать себя чтением. На это у тебя, как у царя, имеются секретари.

Алек поморщился. Ему самому очень хотелось узнать поскорее, что стояло в таинственной бумажке. Но Витик уже взобрался на вышку фонтана и, размахивая руками, кричал во весь голос оттуда:

— Рыцари! Слушайте! Я прочту вам сей…

Он не договорил, потому что Павлик Стоянов подкрался к нему сзади, повернул ручку у фонтана, и в один миг Витик был облит холодной струею воды.

Витик, фыркая и отмахиваясь, как мокрый котенок, соскочил на землю под оглушительный хохот шалунов.

А бумажка в это время очутилась в руках Вовы Баринова. Он стоял во весь рост на садовой качалке и читал то, что было написано там. В бумажке стояло:

Если бы в эту минуту солнце, не переставая светить, упало на землю, мальчики удивились бы не больше того, как были удивлены в настоящую минуту. Точно столбняк нашел на них. Они добрую минуту не могли произнести ни слова, пораженные и изумленные тем, что узнали. Поступок с бумажкой был из ряда вон скверным поступком. Очевидно, кто-то из злобы на маленького Котю захотел причинить ему большое горе, отдав его снова в руки его сердитого «дяди».

Павлик Стоянов вскочил на качалку по соседству с Вовой и вскричал, задыхаясь от волнения:

— Это такая гадость, такая гадость! Тот, кто сделал ее, — предатель и шпион. Самый скверный! Самый бесчестный! Он хотел зла бедному Коте! Котя — храбрый рыцарь и верный товарищ. Он уже доказал это. Мы все его любим, и все хотим иметь его среди нас! Мы хотим, чтобы он рос с нами, учился с нами! Ну, словом, остался с нами до окончания нашего житья-бытья здесь. И вдруг какая-то злая, предательская душа.

— Это ужасно! Кто мог сделать это! — послышались негодующие голоса остальных мальчиков.

— Какой это мерзкий и гадкий мальчишка! Негодный! Скверный! Злой!

— Да кто же это?! Кто, рыцари?!

Но никто не знал, никто не решался даже догадываться. Мальчики боялись подумать на кого-нибудь. Поступок был слишком гадок, и если бы в нем обвинили невинного, обида была бы слишком велика.

— Положительно не знаю, кто бы мог это сделать! — произнес Алек, внимательно оглядывая лица столпившихся вокруг него мальчиков. — А ты, Зон, не знаешь? — обратился он к Витику с вопросом.

— Не могу знать.

— А ты, Арся?

— Не знаю!

— А ты, Миля?

— Не знаю тоже!

— А я знаю! — послышался торжествующий голос откуда-то сверху.

ГЛАВА 9

Женя-всезнайка. Товарищеская расправа. Волшебный кисель. Снова он!

Все мальчики как по команде подняли головы кверху и взглянули на дерево. Разумеется, на дереве была Женя. Она смотрела весело и лукаво чему-то улыбалась.

— Женя знает! Женя всегда все знает! Женя-всезнайка! Слезай же скорей вниз, Женя, и говори все, что знаешь! — раздавались нетерпеливые голоса.

Дуб зашуршал, листья зашумели, и в одну минуту Женя была уже на садовой площадке среди своих друзей.

— Ну, Женя! Ну, всезнайка, говори! Говори же! — Мальчики сгорали от нетерпения и прыгали вокруг Жени. Но Женя не обращала на них, казалось, никакого внимания. Она быстрыми шагами прошла площадку, приблизилась к скамейке под развесистым кленом и произнесла холодно и спокойно, глядя в упор на двух пансионеров, сидевших на скамье с книгами на коленях.

— Гога Владин, и ты, Никс Гортанов, — это сделали вы!

Мальчики вскочили. Книги выпали у них из рук и тяжело плюхнулись на дорожку.

— Как ты смеешь! — запальчиво вскричал Никс. — Как ты смеешь, скверная девчонка!

И он, опустив руки в карманы своих клетчатых панталон, принял самый презрительный и негодующий вид.

— Да, как ты смеешь так оскорблять нас обоих! — выступил вперед и Гога.

Он, видимо, храбрился, но руки у него дрожали и глаза бегали во все стороны, как у пойманного зверька.

— Молчи, ты, лгунишка! — презрительно сказала Женя. — И ты, клетчатая кукла, тоже молчи! — бросила Никсу. — Если у вас нет смелости сознаться, так не лгите, по крайней мере! — И тут же, обернувшись ко всем мальчикам, она вскричала своим звонким, далеко слышным голоском:

— Рыцари! Это сделали они: графчик Николай Гортанов и Георгий Владин. Если вы не верите мне, то должны поверить моей сестре Марусе. Моя сестра никогда не врет, рыцари! Вы знаете это. Пусть она подтвердит вам то, что эти мальчики (тут она презрительно мотнула головою в сторону Никса и Гоги) оказались предателями. А теперь позовите сюда Марусю, — заключила Женя.