Лунный ад (Сборник), стр. 116

И очень скоро я получу полный контроль над растениями и стану верховным правителем мира. В мои планы…

Добрый Мака! Что это? Одна из стен стеклянного бокса треснула! Растения вырвались на свободу! Тепловой луч! Мака! Ах!

Рассказ Туола Оро закончился пронзительным криком ужаса и боли, криком, который резко оборвался. С некоторой степенью точности можно представить, что произошло в комнате. Стеклянный бокс, в котором содержались первоначальные растения, не выдержал их напора, и смертоносные организмы вырвались на свободу.

Можно представить, что все закончилось смертью ученого.

А на Котаре, или Марсе, до сих пор властвуют растительные формы жизни, плодящиеся с невероятной скоростью.

ТРАНСПЛУТОН

Блейк взирал на, мягко говоря, своеобразное оружие с явным недоверием.

— А я предполагал, что, неся вахту, ты более ответствен. И чем ты все это время занимался? Протонным излучателем, у которого отдача, бьющая как пушечное ядро?

Судя по виду Пентона, он эту отдачу уже ощутил.

— Я просто не подумал об этом, но впредь буду бдительнее, — ответил тот, держась за ушибленное запястье.

— А могло быть еще хуже, ты легко отделался. Почему тебя не устраивает обыкновенный лазерный луч? Ведь с ним не сравнится никакая молния.

Но любопытство взяло верх, и Блейк, взяв странную конструкцию в руки, направил ее на стальную пластину и с опаской повернул пусковой рычажок. В мишень ударил тонкий ослепляющий луч из протонов, выпущенных со скоростью 100 000 миль в секунду, а разряженный протономет отбросило назад.

Над пластиной появилось фиолетовое свечение, поверхность стали покрылась пузырями как кипящее масло, и, распространяя невыносимый жар, металл превратился в облако светящегося газа.

Блейк опустил оружие, которое еле удержал в руках после выстрела.

— Если приготовиться к удару заранее, то отдача не так уж велика, примерно как у сорок пятого калибра. Интересная, конечно, штука, но в чем его преимущество перед лучевым ружьем? Оно стреляет очередями, радиус действия у него пять миль, а не полмили, как у этого, к тому же отдачи почти нет.

Пентон усмехнулся:

— Часа через два мы должны оказаться на Трансплутоне, до нас туда не ступала нога человека. По мере наших возможностей мы должны определить его состав, минеральные породы, которые там, должно быть, очень необычны, так как температура на планете минус двести шестьдесят пять градусов. И так как мы не химики и не геологи, то должны сделать хотя бы спектральный анализ. Для этого нам и нужен протономет: пары, которые он создает, — прекрасный материал для спектроскопа. А лучевое ружье и дезинтегратор для этого не подходят. Первое дает смазанный спектр, а после второго вообще ничего не остается. Еще пока ты спал, я определил основные параметры планеты: ее диаметр пятнадцать тысяч миль, в экваториальной — жаркой — зоне, куда мы сейчас движемся, температура примерно на пять градусов выше абсолютного нуля. То есть в виде газа там может быть только гелий, все остальные элементы твердеют. В миллионе миль от Трансплутона находится его спутник, диаметр которого около двух тысяч миль. Вот и все, сейчас я рассчитаю торможение, а ты, будь добр, займись завтраком.

Блейк направился в хозяйственный отсек, а Пентон еще раз осмотрел свое творение и стал готовиться к посадке. Он трижды объявлял тормозное предупреждение, и каждый раз Блейк торопливо запихивал продукты и кухонные принадлежности в специальные контейнеры. Однажды он все-таки не успел, и яичница долго летала по отсеку, пока неожиданное ускорение корабля не вернуло ее на сковороду, которую Блейк, к несчастью, держал в руках. Отерев с комбинезона потоки желтка, он продолжил свои героические усилия.

Наконец Пентон совершил посадку. Вокруг простиралась холодная безрадостная поверхность Трансплутона. Унылый гнетущий сумрак висел над обледенелой, матово отсвечивающей равниной. Низкое Солнце напоминало далекую звезду и светило не ярче, чем Луна на Землю. Этот унылый свет не давал никакого тепла.

В шлюз повеяло мертвящим холодом. Блейк, дрожа всем телом, судорожно передвинул рукоятку системы обогрева на поясе.

— Боже, какая дикая стужа! — проговорил он, еле справляясь со стучащими зубами.

В его наушниках послышался ехидный смех Пентона.

— Выходи, дружище, разомни ноги, понежься на ласковом ветерке под теплым солнышком.

Корабль стоял на площадке, покрытой крупным голубоватым песком, по краям были разбросаны угловатые черные камни. Это был самый край равнины. К подножию огромного белого кряжа, уходящего вверх, почти вплотную прилегало озеро. Кряж тянулся на север. Сверху было видно, что он подступает к большой реке, впадающей в еще большую, которая устремлялась в огромное море.

С одной из вершин белого утеса срывалась струйка жидкости, распыляясь на мельчайшие частицы в этой разреженной атмосфере, состоящей, по-видимому, только из гелия и паров водорода.

Кряж перечеркивала уходящая вправо полоса темной скальной породы. Солнце, висящее над голубоватой равниной, отсвечивало на глянцевой поверхности обломков, сорвавшихся с обрыва.

Правая часть хребта терялась в сумрачной дали.

— Внушительно, — прокомментировал Пентон, — но что-то не вдохновляет. Посмотрим, что дальше.

Около двух миль они шли вдоль озера, потом по извилистому руслу ручья, вытекавшему из него. Потом ручей разделился на множество ручейков, перерезавших всю голубоватую равнину.

Песчаный грунт оказался достаточно прочным, и Пентон двинулся вперед.

— Блейк, за мной! Идти совсем не трудно.

Блейк бросил ему спектральную камеру и осторожно двинулся следом.

— Слушай, что за странный песок? Он какой-то не такой, — крикнул он, перебираясь через ручей. Оказавшись на том берегу, он наклонился и зачерпнул горсть голубоватого «песка». На его глазах горка в ладонях стала медленно таять и исчезла.

— Похоже на замерзший кислород, — сказал Пентон. — Кряж — вероятно, это замерзшего глыба азота. Песок под ним тоже азот. А вот темные обломки, думаю, обычная скальная порода.

Далекое солнце по-прежнему тускло отражалось в темных изломах скал.

— До чего уныло выглядит эта голая поверхность в тусклом холодном свете. Хоть бы снег припорошил эту наготу.

Пентон согласно кивнул.

— Снег, наверное, смыли потоки жидкого водорода. Подобный дождь здесь должен случаться часто. — Он качнул головой в шлеме в сторону азотного хребта. — Теперь снег остался только высоко в горах. А сейчас давай остановимся и выясним спектр черной жилы.

Они установили камеру, и Пентон направил свой протономет на черный выступ в обрыве.

Вспыхнуло ослепительное пламя, и камень превратился в сверкающий газ. Пентон включил спектральную камеру.

— Свечение бледно-зеленое…

— Пентон, — голос Блейка прозвучал как-то странно.

— Ты видишь те круглые валуны?

Пентон покосился на друга.

— Они там валяются сотнями. Теперь давай посмотрим…

— Послушай, я видел, что они зашевелились.

— Наверное, кажется, когда смотришь через пар. Видимо, это тени… — рассеянно отозвался Пентон.

— Но они двигаются и сейчас!

Пентон оторвался от своих мыслей и внимательно вгляделся в один из валунов. Сомнений быть не могло — медленно, еле уловимо, но глыба, как и соседние с ней, меняла форму. И, не переставая деформироваться, они неуклюже переваливались в сторону раскаленного пятна, оставшегося после залпа протономета.

— Они… нет, не может быть! Да ведь они живые, — от изумления у Пентона перехватило дыхание.

Блейк издал вопль и неуклюже рванулся к глубокой щели в обрыве.

— Когда захочешь еще поорать, Род, сначала отключи свой шлемофон, — резко сказал Пентон. — И к тому же нет необходимости так скакать — они движутся очень медленно.

Пристыженный Блейк вышел из укрытия.