Я, следователь.., стр. 26

— Так.

— Спутник Ванды в нем не виноват?..

— Так.

— Так вот, он человек тихий. Ему скандалы не нужны. Потому что он бандит и убийца. За ним я и приехал за тридевять земель… Послушайте, Элга, вы могли бы при встрече узнать эту Ванду?

— Конечно… — тихо сказала девушка.

Я шел в гостиницу пешком и раздумывал, как бы мне отыскать эту самую Ванду. Запрос давать бессмысленно. В Риге может быть тысяча Ванд, высоких, полных блондинок, до 30 лет. Певица? Но они не нанимаются через концертное объединение. В трест общественного питания? А если кафе не относится к городскому тресту? Голова кругом идет. Остается только один путь. Я зашел в автомат и позвонил Элге…

Ветер с моря нес косой холодный дождь. Сонно кряхтели, встряхиваясь время от времени, два черных лебедя в городском пруду. Вот дураки, мокнут и мерзнут здесь, когда могли бы давно уже лететь на юг, к солнышку. Ведь у них нет на руках безнадежного уголовного дела. И не надо искать Ванду…

Лист дела 57

Я проснулся оттого, что было очень светло и очень холодно. Вскочил с кровати и подбежал к открытому окну. Еще не облетевшие деревья, крыши автомобилей, тротуары, подоконник были покрыты снегом, плотным, тяжелым, как мороженое. И я вдруг с тоской подумал о черных лебедях, которых видел вчера.

Подошел к зеркалу, посмотрел на свои худые плечи, посиневшую от холода кожу в пупырышках, рваный багровый шрам поперек груди и плюнул от досады на блестящий паркетный пол. До чего же глупо устроен мир! Ведь красивый человек с с-амого рождения имеет фору перед всеми остальными. А вот что делать нам, если, особенно по утрам, противно на себя в зеркало смотреть? Но все-таки я смотрел, наклоняя во все стороны голову. Спасибо, хоть не лысею и не седею. Я вспомнил, что в книжках у следователей почему-то «седеющие виски». Это такой же обязательный атрибут, как две руки, штаны и пистолет. Непременно седеющие виски, на худой конец — совсем седые. Вот уж ерунда. Большинство следователей — люди довольно молодые. Самому старому из знакомых мне следователей — Пашке Каргину — сорок два года. И виски у него не «седеющие». Может быть, правда, потому, что он совсем лысый?

В десять часов пришел мой старинный приятель, следователь рижской милиции Янис Круминь. Тоже молодой, но степенный, немногословный, добро-голубоглазый, он уселся в глубокое гостиничное кресло и погрузился в сосредоточенное молчание.

Я включил радио, взял из тумбочки электробритву и начал скоблить физиономию. Диктор радостно вещал: «По сведениям синоптиков, столь раннего сентябрьского снегопада в Риге не наблюдалось последние восемьдесят два года…»

Я сказал меланхолически:

— Просто это я к вам не приезжал в сентябре последние восемьдесят два года… Ведь за мной и в очередь никто не становится.

— Да, этот снег тебе совсем ни к чему, — подумав, серьезно отозвался Круминь.

— Из-за этой погоды все курортники разбегутся, — сказал я. — Тогда и кафе, где поет эта самая Ванда, могут прикрыть ко всем чертям… Ищи-свищи потом. Мно-ого их, девушек с прекрасным именем Ванда… Слушай, Янис, а что будет с лебедями?

— С какими лебедями? — деловито спросил Круминь.

Я махнул рукой:

— А-а, это я так… Ах, как мне нужна эта Ванда!

— Понимаю, — кивнул головой Круминь.

— Я вожделею к ней сейчас куда больше, чем дебошир Иванов.

— Не понимаю, — сказал Круминь, не обнаруживая чувства юмора.

Я походил по комнате, потом взял справочник и уселся на подоконник. На улице суетливо носились машины, деловито топали прохожие, размешивая снег в жидкую коричневую грязь, и мне было очень жалко этого треклятого снега. Тем более что курортников грязь устраивает не больше, чем снег.

— Не понимаешь? — сказал я. — Тогда слушай, что написано в справочнике: «Юрмала. По праву снискал этот курортный город на взморье славу жемчужины Прибалтики. В великолепных санаториях, прекрасных домах отдыха, комфортабельных гостиницах ежегодно отдыхают десятки тысяч трудящихся. На много километров протянулись…» На много километров — это ты понимаешь? Сколько там может быть кафе и ресторанов? Понимаешь?

— Понимаю… — спокойно кивнул Круминь.

Честно говоря, в этот момент достижения соцстраха у меня не вызвали восторга.

— Я бы предпочел, чтобы Юрмала была поменьше… — сказал я мечтательно. -…или хотя бы чтобы Ванда пела в другом месте.

— Правила игры не выбирают, — флегматично отозвался Круминь. — Ты же не хочешь спрашивать в тресте ресторанов?

— Хочу, — сказал я уныло. — Но нельзя, Янис. Представляешь, если кто-нибудь шепнет Ванде, что ее ищет милиция?! Нет… Не стоит. Рискованно…

Зазвонил телефон. Я схватил трубку. Элга.

— Сегодня мы начнем наше турне, Элга? Вы готовы?

— Да. Но вот как на работе?

— Я уже договорился с директором ресторана. Право, мне совестно, что вы теряете в заработке, но нам очень важно найти эту девушку.

Элга сказала неуверенно:

— Хорошо… Я буду вас ждать в шесть часов около университета…

Я сказал торопливо:

— Кроме того, мы очень интересно проведем это время — будем ходить из кафе в кафе, танцевать, пить вино, есть миног и говорить всякие умные вещи. Прямо сладкая жизнь, как в той картине…

Я почувствовал, что она улыбнулась.

— Хорошо… — и гудки отбоя забормотали, застучали в трубке апрельской капелью.

Я положил трубку и с облегчением сказал:

— Еще никогда не ждал звонка от девушки с таким нетерпением…

— Что, такая красивая? — невозмутимо пошутил Круминь.

Я задумался:

— Красивая? Пожалуй…

— Ну вот, а все жалуешься на невезение… — Круминь достал из внутреннего кармана кителя аккуратно разграфленный и исписанный в несколько столбцов лист. — С красивой девушкой вот это тебе покажется не таким страшным… — И Круминь протянул мне бумагу.

— Это что?

— Это список всех кафе на взморье.

Я схватился за голову…

В дверях нас остановил телефонный звонок:

— Дежурный горотдела милиции капитан Пельдт. На ваше имя из Ленинградского уголовного розыска поступила записка по «ВЧ».

— Прочтите, пожалуйста…

Лист дела 58

Никогда еще я не был таким прожигателем жизни. Мы ездили с Элгой Смилдзиней от кафе к кафе, танцевали один-другой танец — чтобы она лучше присмотрелась к певице, — пили кофе, вино, ели угрей, миног и все время весело болтали. И я чувствовал себя настоящим прожигателем, потому что все это — как настоящему прожигателю — было мне утомительно, скучно, и я хотел только, чтобы оно скорее закончилось. И боялся, что это надоест и Элге, и поэтому рассказывал ей бесчисленное множество смешных и грустных историй и оттого уставал еще больше. А во всем остальном это было невероятно «красиво», тем более что мы разъезжали на серой оперативной «Волге». Прямо высший свет — шампанское, анчоусы, семечки!

В Булдури было только одно вечернее кафе — маленькое, уютное. В ожидании выхода певицы мы танцевали под негромкие звуки модного в том сезоне шлягера. Наклонившись к Элге, я сказал:

— Если Ванда поет здесь, то ее спутник может оказаться рядом…

Элга подняла на меня глаза:

— Но он же вас не знает?

— Зато он знает вас. Поэтому упаси бог показать, что вы его заметили.

— А как же?

— Из автомата в гардеробе позвоните Круминю: он все время на месте. Пусть выезжает.

— Понятно, — кивнула Элга. Я протянул ей ключ:

— Ко мне в этом случае не возвращайтесь, ждите в машине…